Но самое интересное эксперт приберег напоследок.
– Нам удалось найти отпечаток пальца на сломанной камере, – сообщил он. – Он не принадлежит ни одному из тех, кто фигурирует в деле, но разве мы не можем попросить местных прийти на дактилоскопию, чтобы вычеркнуть их имена из общего списка?
Таунсенд медленно кивнул.
– Я знаю, что камеру ломали раньше, – продолжил лохматый эксперт, пожимая плечами, – поэтому вряд ли это даст хорошую зацепку, но…
– Но все равно. Посмотрим, что получится. Этим займетесь вы, – произнес Таунсенд, глядя на меня. – А я поговорю с Джулией Эбботт об этих телефонных звонках. – Он поднялся, сложил руки на груди и опустил голову. – Я хочу вам всем сообщить еще одно, – начал он тихим, почти извиняющимся тоном. – Сегодня утром мне звонили из Управления.
Он тяжело вздохнул, и мы переглянулись. Этого следовало ожидать.
– Учитывая результаты посмертного вскрытия и отсутствие каких‑либо вещественных доказательств того, что на обрыве произошла ссора, нам рекомендовано «не тратить силы и средства», – он жестом изобразил кавычки, – на расследование самоубийства или смерти от несчастного случая. Я знаю, что нам еще предстоит немало сделать, но мы должны работать быстро и эффективно. Времени на это у нас немного.
Нельзя сказать, чтобы это меня удивило. Я вспомнила наш разговор с инспектором в тот день, когда меня подключили к расследованию: скорее всего, она прыгнула вниз сама. Самоубийство – вот готовое объяснение, которое напрашивалось сразу, стоит только принять во внимание зловещую историю этого места.
Мне все это не нравилось. Не нравилось, что в течение пары месяцев две женщины, причем знакомые друг с другом, расстались с жизнью в воде. Их многое связывало: место, люди и Лина – лучшая подруга одной и дочь другой. Лина последней видела свою мать живой и утверждала, что это смерть не матери, а тайны, окружавшей ее. Будто она сама этого хотела. Странное утверждение из уст ребенка.
Я поделилась своими сомнениями с инспектором, когда мы вместе выходили из участка. Он смерил меня недовольным взглядом.
– Кто знает, что творится в голове у этой девчонки, – сказал он. – Она будет пытаться найти объяснение. Она…
Он не договорил. Навстречу нам двигалась, шаркая ногами и бормоча себе под нос, какая‑то женщина, похожая на состарившуюся представительницу готов: черное пальто, несмотря на жару, в седых волосах пурпурные пряди, на ногтях черный лак.
– Привет, Никки, – поздоровался Шон.
Женщина взглянула на него, потом перевела взгляд из‑под нависших бровей на меня.
– Хм, – произнесла она, судя по всему в знак приветствия. – Как успехи?
– Успехи в чем, Никки?
– В поисках того, кто это сделал! – заявила она, брызгая слюной. – Кто ее столкнул!
– Столкнул? – повторила я. – Вы говорите о Даниэле Эбботт? У вас есть информация, которая может быть нам полезна, миссис… э‑э?
Смерив меня сердитым взглядом, она повернулась к Шону.
– А это еще что за птица? – поинтересовалась она, тыча пальцем в мою сторону.
– Это сержант уголовной полиции Морган, – терпеливо ответил он. – У тебя есть что нам рассказать, Никки? Про ту ночь?
Она снова фыркнула.
– Я ничего не видела, – проворчала она, – а если бы и видела, то такие, как вы, все равно не стали бы меня слушать, ведь правда? – Она двинулась дальше по залитой солнцем дороге, все так же шаркая ногами и ворча себе под нос.
– Что, по‑вашему, она имела в виду? – спросила я инспектора. – Может, стоит допросить ее официально?
– Я бы не стал воспринимать Никки Сейдж всерьез, – сказал Шон, качая головой. – Ее словам вряд ли можно доверять.
– В самом деле?
– Она выдает себя за медиума, который разговаривает с мертвыми. У нас уже были с ней проблемы: мошенничество и прочее. И еще она утверждает, что является потомком женщины, которую здесь убили охотники на ведьм, – сухо добавил он. – У нее не все дома.
Джулс
Когда раздался звонок в дверь, я была на кухне. Выглянув в окно, я увидела на крыльце инспектора Таунсенда. Лина оказалась у двери первой и открыла.
– Привет, Шон, – сказала она.
Таунсенд вошел, протиснувшись мимо ее худенького тела, наверняка обратив внимание (не мог не обратить) на короткие джинсовые шорты и футболку с логотипом «Роллинг Стоунз» с высунутым языком. Он протянул мне руку, и я пожала ее. Ладонь у него была сухая, но кожа имела нездоровый цвет, а под глазами темнели сероватые круги. Разглядывая его из‑под опущенных век, Лина принялась грызть ноготь.
Я провела его на кухню, Лина последовала за нами. Мы с инспектором устроились за столом, а Лина прислонилась к столешнице. Она скрестила ноги, потом, переступив, скрестила их по новой.
Таунсенд на нее не смотрел. Он покашлял, потер руки и тихо произнес:
– Вскрытие закончено. – Он перевел взгляд на Лину, а потом снова на меня. – Нел погибла при падении. Доказательств того, что там был кто‑то еще, нет. В ее крови найден алкоголь. – Его голос стал еще мягче. – В достаточном количестве, чтобы повлиять на координацию. Чтобы она нетвердо держалась на ногах.
Лина громко и прерывисто выдохнула. Детектив смотрел себе на руки, которые теперь положил на стол.
– Но… на этом обрыве Нел не могла потерять равновесие, – возразила я. – И несколько бокалов вина ничего не меняют. Она могла спокойно выпить бутылку…
Он кивнул:
– Возможно. Но в ту ночь там наверху…
– Это не несчастный случай! – вмешалась Лина.
– Она не могла прыгнуть! – осадила ее я.
Лина покосилась на меня, вытянув губы.
– Откуда тебе знать? – спросила она и повернулась к инспектору: – А ты знаешь, что она тебе врала? Врала, что никакого общения с мамой у нее не было. Мама ей звонила, даже не знаю сколько раз. А она не отвечала, никогда не перезванивала, никогда… – Она запнулась и посмотрела на меня. – Она просто… зачем ты вообще приехала? Я не хочу тебя здесь видеть! – Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Через несколько мгновений так же громко хлопнула дверь ее спальни.
Мы с инспектором сидели молча. Я ждала, когда он спросит про телефонные звонки, но он ничего не говорил и просто сидел, закрыв глаза, и его лицо не выражало никаких эмоций.
– Вас не удивляет, – не выдержав, нарушила я молчание, – что она уверена, будто Нел поступила так намеренно?
Он повернулся ко мне, слегка наклонив голову набок. Но по‑прежнему ничего не произнес.
– А в вашем расследовании есть подозреваемые? Я хочу сказать… похоже, что ее смерть тут вообще никого не волнует.
– А вас? – поинтересовался он.
– Что вы хотите этим сказать?!
Я почувствовала, как мое лицо заливает краска. Я знала, что будет дальше.
– Миссис Эбботт, Джулия.
– Джулс. Меня зовут Джулс. – Я понимала, что отвечать на неприятные вопросы все равно придется, и оттягивала этот момент, как могла.
Комментариев нет