Сыщик

– Мне, право, неловко…

– Глупости, – энергично сказал профессор. – Церемонии – там, в особняке, а здесь можно и попросту… Я же сказал вам, что мне хочется отвлечься, работа была долгая и адски трудная, я рад поболтать о чем-то совершенно постороннем… Не стоит звать этих павлинов, я прекрасно сам справлюсь… Скудость закуски также не должна пугать кавалерийского офицера… Мне на войне приходилось пить и «под конскую гриву», и даже под «далекий выстрел»…

Говоря все это, он достал из шкафчика графин с напитком светло-янтарного цвета, серебряные стопки, ловко разрезал на серебряном блюдце два крупных яблока.

– За здоровье гостя! – Он, осушив свою чарку, присмотрелся. – Браво, юноша, браво: не поморщившись, одним махом… В лучших традициях гвардейской кавалерии… Теперь за лошадей?

Из дипломатических соображений отказаться было решительно невозможно, и молодой человек браво осушил вторично приличную чарку янтарного напитка. К его облегчению, профессор не стал разливать по третьей. С хрустом прожевав ломтик спелого яблока, требовательно спросил:

– Итак?

– Речь идет о вашем ученике Лео Штепанеке.

Выразительное лицо профессора моментально изменилось так, словно вместо яблока им был только что разжеван лимон.

– Не самая приятная тема… Строго говоря, Штепанек – не мой ученик, а моя крупная ошибка… слава богу, единственная. Единственный, кого я не смог достойно ввести в большую науку… исключительно по его собственной вине, но все равно, я обязан был сделать все… У вас, правда, не сыщется более приятной темы для беседы?

– Увы, профессор… – сокрушенно сказал молодой человек. – У меня одна-единственная тема. Штепанек… вернее, его аппарат, его изобретение…

– Ага, ага… – поморщился профессор. – Телеспектроскоп, он же, изволите видеть, дальногляд… Дурацкий аппарат, дурацкое изобретение… даже название дурацкое: те-ле-спек-тро-скоп, изволите видеть… Эта вечная страсть любителей химерических выдумок к пышным названиям… Если вы имеете в виду именно дальногляд… предпочитаю именовать его именно так, все же приятнее для слуха, нежели теле…

– Да, именно дальногляд.

– Фикция, – веско сказал профессор. – Вздор. Мнимонаучная химера, мертворожденный ублюдок, если совсем простецки… – он говорил с неподдельным чувством, с нешуточной экспрессией. – Ни на что не пригодная безделка…

– Я не сомневаюсь, что вы совершенно правы, профессор, – осторожно сказал молодой человек. – Вам, крупнейшему электротехнику империи, конечно же, виднее… Но, быть может, вы мне позволите все же высказаться?

– Ну, извольте, – сердито фыркнул профессор, у которого явно имелось в запасе еще немало цветисто-уничижительных эпитетов для изобретения его бывшего ученика.

– Понимаете ли, профессор, ситуация такова, что мне совершенно безразлично, чем является дальногляд: гениальным изобретением или химерой. Более того, я даже рад, что это именно химера…

– Ох, как вы меня интригуете… Ну!

– Происхождением я могу хвастать смело, – сказал молодой человек. – Глубь веков, дыхание столетий, крестоносцы, война Роз… – он старательно изображал гораздо более захмелевшего, чем был на самом деле. – К великому сожалению, не могу подкрепить основательное генеалогическое древо столь же основательным состоянием… черт возьми, могу признаться: я беден, как церковная мышь. Единственный источник благополучия – это содержание, которое я получаю от дядюшки, седьмого герцога Нортумберлендского…

Профессор энергично поднял палец:

– Логически рассуждая, как ученый… Уж не наследник ли вы почтенного герцога?

– Пока что, – сокрушенно сказал молодой человек. – Именно – пока что. В нынешнем завещании именно я значусь единственным наследником, однако…

– Ну да, – понятливо кивнул профессор. – Всегда отыщется добрая дюжина других, пусть и дальних, но все же родственников… Я вас правильно понял?

– Да, – сказал молодой человек с видимым унынием. – Хорошо еще если только дюжина… впрочем, и полное отсутствие других кандидатов в наследники меня бы не спасло, дядюшка из тех людей, что в крайности способны оставить все какому-нибудь обществу попечения над бездомными морскими свинками… Короче говоря, дядя, как многие наши джентльмены, человек эксцентричный… и заядлый коллекционер. Вот только собирает он, увы, не раковины, не медали, не старые дверные замки – а именно что заведомые технические химеры.

– Перпетуум-мобиле? – усмехнулся профессор.

– Все гораздо печальнее, – отозвался молодой человек. – Перпетуум-мобиле, то есть вечный двигатель, существует в сотнях разновидностей. А дядюшка собирает именно что уникальные химеры. Существующие в единственном экземпляре. У него, например, почетное место в коллекции занимает «атмосферофон, вызывающий дождь с помощью магнетическо-оптических колебаний»…

– Размеры? – деловито осведомился профессор.

– Примерно в четверть этой комнаты, – сказал молодой человек. – Он даже работает, герр профессор. Да-да, представьте себе: приводится в действие паровой машиной в полторы лошадиных силы, ужасно воняет газолином, грохочет и воет, там вращаются разные зеркальные диски, причудливые кривошипы и прочие шестерни… – Он уныло закончил: – Вот только дождь, понятно, с ее помощью не удалось вызвать ни разу. Но в этом-то дядюшка и видит ценность данного аппарата, полагая его жемчужиной коллекции. Это единственная в своем роде техническая химера, понимаете? Есть в Британии два почтенных джентльмена, попытавшиеся в последние годы тягаться с дядюшкой, – но их коллекции решительно уступают. И уж конечно, у них нет ничего, способного потягаться с «магнетическим атмосферофоном». Оба джентльмена ужасно этим огорчены и надеются, как это водится среди коллекционеров, подставить дядюшке ножку, перебежать дорогу при первом же удобном случае.

– И вы хотите сказать, что ваш дядюшка прослышал…

– Ну да, разумеется! – воскликнул молодой человек. – Один из его секретарей только тем и занят, что следит за британской и европейской прессой, чтобы выискивать сообщения о возможных жемчужинах… О Штепанеке много писали европейские газеты…

– И совершенно зря, – угрюмо бросил профессор.

– Я согласен, вам виднее… Но я ведь рассматриваю все со своей колокольни… Одним словом, дядюшка узнал о дальногляде – и конечно же возжелал его иметь у себя в коллекции. В том случае, разумеется, если это и вправду химера.

– Молодой человек, – внушительно произнес профессор, – я понимаю, что вы не специалист в электротехнике… но готовы ли вы довериться специалисту? – Он тонко усмехнулся: – И собрату по гвардейской кавалерии, пусть и отставному…

– Разумеется, профессор.

Вставши, с треском распахнув дверцы шкафчика, профессор извлек оттуда целую стопу бумажных листов, покрытых, как успел заметить молодой человек, сплошь математическими формулами и какими-то загадочными знаками. Сверкая глазами, топорща бисмарковские усы, потряс этой кипой в воздухе.

– Вот вам, извольте! Математика, физика, электротехника… С помощью обширного аппарата последних достижений всех трех наук я пытался доказать Штепанеку, что его изобретение – химера. – Он швырнул бумаги назад и шумно захлопнул дверцу. Вернулся за стол, в некоторой задумчивости наполнил стопки. – Ну, если уж соблюдать полную научную объективность… Сегодня это химера. В далеком будущем, быть может, идея аппарата и может быть претворена в жизнь… но никак не сегодня. Сколько лет или даже десятилетий пройдет, прежде чем удастся преодолеть нынешние преграды, я не знаю. Но могу вас заверить: долго, очень долго это изобретение останется бесполезным.