Оно

Эта скудная почва могла прийтись по душе только самым неприхотливым растениям с неглубокой корневой системой, которые сеялись сами по себе, другими словами, сорнякам, редким низкорослым деревцам, густому низкому кустарнику и ползучей дряни вроде ядовитого плюща и сумаха, которые росли везде, где им удавалось пустить корни. Именно на юго‑западе земля резко уходила вниз к территории, известной в Дерри как Пустошь. Пустошью (хотя там как раз все заросло) называли неухоженный участок земли шириной в полторы и длиной в три мили. С одной стороны его ограничивала верхняя часть Канзас‑стрит, с другой – Олд‑Кейп, жилой район для малоимущих. С канализацией там было так плохо, что по городу постоянно ходили истории о лопающихся трубах и вытекающих нечистотах.

Кендускиг протекал посреди Пустоши. Город рос с северо‑востока от нее и по обе стороны, но близкое соседство с Дерри в самой Пустоши выдавали только насосная станция № 3 (муниципальная станция по перекачке сточных вод) и свалка. С высоты птичьего полета Пустошь выглядела большим зеленым кинжалом, нацеленным в центр города.

Для Бена вся эта география с геологией означала одно, да и в тот момент он не отдавал себе в этом отчета: по правую его руку домов больше нет, а земля резко уходит вниз. Хлипкий побеленный поручень огораживал тротуар на уровне пояса, номинально защищая прохожих от случайного падения. До Бена доносился шум бегущей воды – звуковой фон к фантазии, из которой он никак не мог выйти.

Он остановился и посмотрел на Пустошь, все еще представляя себе глаза Беверли, чистый запах ее волос.

Кендускиг лишь в нескольких местах проглядывал сквозь густую листву. Некоторые мальчишки рассказывали, что в это время года внизу водятся комары размером с воробья; другие говорили о зыбучих песках, преграждающих дорогу к реке. В комаров Бен не верил, но зыбучие пески его пугали.

Чуть левее он видел стаю кружащих в воздухе и ныряющих вниз чаек: там находилась свалка. Он слышал их далекие крики. На другой стороне Пустоши виднелись Дерри‑Хайтс и низкие крыши домов Олд‑Кейп, подступавших к ней. Справа от Олд‑Кейп, нацелившись в небо белым широким пальцем, высилась Водонапорная башня Дерри. Прямо под Беном из земли торчал конец ржавой дренажной трубы. Бесцветная вода узкой струйкой лилась на склон, и этот ручеек быстро терялся из виду среди густой растительности.

Милая сердцу фантазия с Беверли внезапно сменилась другой, куда более мрачной: а вдруг из дренажной трубы высунется рука мертвеца, в эту самую секунду, у него на глазах? И допустим, повернувшись в поисках телефонного автомата, чтобы позвонить в полицию, он увидит стоящего перед ним клоуна? Смешного клоуна в мешковатом костюме с большими оранжевыми пуговицами‑помпонами? Допустим…

Рука легла на плечо Бена, и он закричал.

Раздался смех. Бен развернулся, прижавшись спиной к поручню, отделявшему безопасный, цивилизованный тротуар Канзас‑стрит от дикой необузданности Пустоши (поручень явственно заскрипел), и увидел стоящих перед ним Генри Бауэрса, Рыгало Хаггинса и Виктора Крисса.

– Здорово, Сисястый, – сказал Генри.

– Что тебе нужно? – спросил Бен, пытаясь продемонстрировать мужество.

– Я хочу тебя избить, – ответил Генри. Серьезно так, раздумчиво. Но глаза его возбужденно сверкали. – Должен тебя кое‑чему научить, Сисястый. Ты же возражать не будешь. Тебе нравится узнавать новое, так?

Он потянулся к Бену. Тот отпрянул.

– Держите его, парни.

Рыгало и Виктор схватили Бена за руки. Он заверещал. Трусливо и малодушно, по‑кроличьи, но ничего не мог с собой поделать. «Пожалуйста, Господи, не дай им заставить меня плакать и не дай им разбить мои новые часы», – мысленно взмолился Бен. Он не знал, разобьют они его часы или нет, но не сомневался, что до слез дело дойдет. Не сомневался, что плакать ему придется много, прежде чем они от него отстанут.

– Да он визжит, как свинья. – Виктор вывернул Бену руку. – Правда, он визжит, как свинья?

– Точно, визжит, – хохотнул Рыгало.

Бен дернулся в одну сторону, в другую: Рыгало и Виктор позволяли ему дергаться, а потом рывком возвращали на прежнее место.

Генри схватился за подол широкого свитера Бена и вздернул наверх, открывая живот. Он нависал над ремнем, как раздутый пузырь.

– Вы только посмотрите на это брюхо! – В голосе Генри слышались зачарованность и отвращение. – Господи‑помилуй‑нас!

Виктор и Рыгало расхохотались. Бен лихорадочно завертел головой, в надежде увидеть кого‑либо, кто сможет прийти ему на помощь. Он никого не увидел. За спиной, в Пустоши, стрекотали цикады и кричали чайки.

– Отстаньте от меня! – Он еще не лепетал, но дело к этому шло. – Лучше отстаньте!

– Или что? – спросил Генри, с таким видом, будто его это действительно интересовало. – Или что, Сисястый? Или что, а?

Бен внезапно подумал о Бродерике Кроуфорде, который играл Дэна Мэтьюса в «Дорожном патруле». Этот парень не позволял застать себя врасплох, ни перед кем не прогибался, никому не давал спуска… и Бен разрыдался. Дэн Мэтьюс проломил бы ими поручень, они покатились бы у него вниз по склону, в колючие кусты, и проделал бы все это своим животом.

– Ой, смотрите, малыш пустил слезу. – Виктор загоготал. Рыгало тоже. Генри чуть улыбнулся, но серьезность, раздумчивость по‑прежнему отражались на его лице… и к ним вроде бы подмешивалась грусть. Бена это напугало. Он предположил, что одними кулаками дело не ограничится.

И словно подтверждая его мысль, Генри сунул руку в карман и достал складной нож.

Ужас придал Бену сил. Если раньше он дергался из стороны в сторону, то теперь неожиданно рванулся вперед. И на мгновение поверил, что сможет вырваться. Он обильно потел, так что руки сделались скользкими, и его держали не так уж крепко. Рыгало сумел удержать его правое запястье, а от Виктора он полностью освободился. Еще рывок…

Но он не успел. Генри шагнул вперед и сильно его толкнул. Бен отлетел на поручень, который на этот раз затрещал куда громче. А Виктор и Рыгало вновь схватили его.

– Держите крепко, – приказал им Генри. – Слышите меня?

– Не боись, Генри, – ответил Рыгало. В голосе слышалась какая‑то скованность. – Он не убежит. Не волнуйся.

Генри надвинулся на Бена так, что его плоский живот уперся в брюхо толстяка. Бен неотрывно смотрел на него, слезы текли из широко раскрытых глаз. «Меня поймали! Поймали! – кричала какая‑то часть его разума. Он пытался заставить ее замолчать, не мог думать под эти внутренние крики, но куда там. – Поймали! Поймали! Поймали!»

Генри раскрыл нож с широким, длинным лезвием. Бен увидел, что на лезвии выгравирована фамилия хозяина. Острие блеснуло в лучах яркого солнца.

– Сейчас я устрою тебе экзамен, – заговорил Генри все тем же раздумчивым голосом. – Время пришло, Сисястый, так что готовься.