Лита

— Алешенька?..

— Да, — опоминаюсь я.

— Я рада, — говорит она и сбрасывает ее на пол, прижимаясь бедрами ко мне. Я медленно поднимаю дубленку и кладу ее в кресло.

— Извини, Алешенька. Я хочу тебя…

— Мамуля, большое спасибо за услугу.

— Ада Филипповна говорит, что такой фигуры она еще не видела. Когда ты меня с ней познакомишь?

Я замерзаю — в жаркий август.

— Приезжайте вечером на обед, вместе. Я по тебе соскучилась.

Делать целый день нечего. Я еду один домой. В шесть вечера звонит Лита: она не верит и без ума от счастья, что я познакомлю ее с мамой. И она приедет в наш дом — на обед.

Лита привозит красивые цветы и дарит их маме. Мама влюбляется в нее примерно в первые тридцать секунд, как только видит ее входящей. И не отрывает глаз от нее целый вечер.

После полученной благодарности за покупку мама сказала:

— Вам, наверно, нужны на зиму сапоги, чтобы они подходили к дубленке?

— А откуда вы знаете? — восхитительно наивно спрашивает Лита.

Сраженная окончательно невинностью и наивностью, мама улыбается.

— Мой знакомый — директор обувного магазина на Смоленской. Позвонил сегодня и сказал, что они получили финские сапоги на танкетке. Но не замшевые, а велюровые! Это новая мода. Я подумала, что они вам могут идеально подойти.

— Спасибо большое, я очень благодарна, что вы подумали обо мне.

— Подъезжайте к нему завтра и выберите себе ваш цвет. Я его предупрежу.

— Хорошо, если Алеша не против, я подъеду.

Мама щебетала:

— Лита, мы с Адой Филипповной считаем, что у вас абсолютно великолепная фигура. Я таких не видела!

Лита слегка смущается, посмотрев на меня.

— Лишь бы Алеше не разонравилась, — тихо говорит она.

— А что вы собираетесь делать летом, впереди еще целый август? Алеша никуда не хочет ехать, все ждет звонка от какого-то мужчины…

Следователя — когда будет суд.

— Я еще не знаю, все зависит от… У мамы есть двоюродная тетя, она живет в деревне, и мама хочет, чтобы я поехала молока попила, пожила на свежем воздухе. Алеша, а ты любишь деревню?

— Я никогда в ней не был.

— Это в Рязанской области, деревня Клепики, где недалеко Есенин родился.

И тогда мама подала эту идею, которая зажгла Литу, как свечу.

— А почему бы вам вместе не поехать и не отдохнуть там?

Лита даже подпрыгнула со стула, уронив салфетку.

— Алешенька!.. A-а можно?

Потянула она «а». И посмотрела на меня так, что моя мама улыбнулась.

— Если бы на меня так смотрели — на край света поехала!

— Мама… — сказал я.

— Хорошо, тебе решать.

Потом мы пили чай с вкусными шоколадными конфетами. Из большого шоколадного набора. Я подумал, что подумал бы папа…

Она целуется с мамой на прощание, мы выходим. И первое, что я вижу, — дом. Напротив. Лита как ни в чем не бывало ни на что не обращает внимания. Как будто начисто все забыла. Как будто и не случилось ничего. Всего того, что случилось. Хотя это ее первый приезд сюда. После того что случилось… Я не хочу произносить слово «изнасилование». Мы выезжаем наверх. Я разворачиваюсь к набережной. В папиной машине я везу Литу.

— Алешенька…

— Что теперь ты мне хочешь показать — дубленку?

— Нет, свое тело. И твои…

— Что, следы?..

— И еще какие! Я обожаю их, лишь бы ты их оставлял; и твои зубы, и твои губы, и всего, всего тебя.

Я поворачиваю на Воробьевские горы и еду на Профсоюзную.

Едва мы входим в квартиру, как раздается звонок. Лита идет в ванную.

— Ну, сыночек, таких девушек я еще не видела у тебя. Эта — лучшая!

Я чуть не роняю трубку. Хотя понимаю, что Лита привлекала собой. Странно, она нравилась даже женщинам, обычно они не нравятся друг другу. Возможно, она была вне конкуренции.

Мама произносит в раздумье:

— Интересно, какое впечатление она произвела на папу?

Я быстро прощаюсь, поблагодарив за обед, чтобы не дать времени ее разыгравшейся фантазии. Разыграться еще дальше…

Лита выходит из ванной и как-то необычно смотрит на меня.

— Что опять случилось?

— Алеша… у меня начался цикл.

— Поздравляю.

— Как жаль, — по инерции говорит она, — я думала…

— Что ты думала? Я не знал, что ты думать умеешь.

— Так… ничего.

— Ты хочешь чай?

Мы садимся за стол: чай, вишневое варенье, вафельный торт. Она начинает меня упрашивать:

— Алешенька, поедем отдохнуть на две недели. Там такой воздух, ты устал, тебе нужно отключиться от всего. Ты все время думаешь…

— Я и сейчас думаю.

— Там уникальные грибы: подосиновики, лисички, маслята. Ты же любишь соленья. Я сама буду для тебя солить.

Я поперхнулся.

— Спасибо, ты мне уже насолила.

Она чувствует каким-то животным инстинктом, когда можно, и уже сидит у меня на коленях, только чудом не опрокинув чашку с чаем.

— Мы будем ходить гулять в лес. Я буду печь…

— Остановись. Ты считаешь, это удобно, молодой девушке приехать с парнем в деревню? Где каждая собака знает даже каждую кошку.

— Я скажу, что… ты мой жених!

Теперь была моя очередь: я чуть не опрокинул чашку с чаем.

— Не пугайся так! Это только для деревенских, чтобы бабе Даше не было неудобно.

— А твоя мама?

— Она на тебя уже молится, и мед по устам течет, когда о тебе говорит.

— С чего это?..

— Я ей про тебя рассказывала. Какой ты умный. Алешенька, я тебя умоляю… Я всю жизнь мечтала с тобой погостить в деревне.

— Всю жизнь? Мы знакомы с начала этого года.

Она удивленно смотрит на меня:

— А кажется — всю жизнь…

— Когда?

— Что когда, любовь моя? Свет очей моих…

— Ты хочешь ехать?

— Хоть послезавтра. Я дам ей телеграмму. Там нет телефонов. Значит, ты согласен?! — Она взлетает с моего колена в воздух.

— Это ничего еще не значит, — но она поняла, опять тем самым животным инстинктом почувствовала что я сдался.

Ночью она вертелась в постели и мечтала, как мы будем жить в деревне. Одни, совсем одни. Вдвоем… Вне города.

В два часа дня она привозит на Мосфильм (мама тоже хочет посмотреть) вместо одной пары три пары сапог. Они действительно на редкость высокие и красивые. Начались женские разговоры. Они запали на два цвета: один подходил под дубленку, другой просто был необычный и яркий.

— Как Алеша скажет, так и будет, — говорит Лита.

— А почему вам не оставить обе пары? — говорит моя мудрая мама.

— Это дорого.

— Если бы продать третью пару дороже, то она оплатила бы вам вторые сапоги, — продолжает рассуждать моя мама.