Джей, уставившись на острое лезвие в форме полумесяца, выдохнул облако дыма из сигары, зажатой между губ.
– Да ну? Черт возьми, а я как раз приехал сказать тебе то же самое. Кто еще захочет говорить с вашей бандой жирных придурков… – Голос Джея был мягким и ласкающим слух, даже когда он произносил оскорбления или угрозы.
– Да какая, к черту, разница, чего он там хочет? Скажи ему, чтобы валил на хрен. И ты тоже, Джей, мелкое говнецо, боссов любимчик. А теперь проваливай отсюда, пока я и в самом деле не рассердился.
Байкер сделал шаг вперед, но Джей не пошевелился, никак не прореагировав на угрозу. Его плотно сжатый широкий рот напоминал рубец. Костлявый нос и впалые щеки под выступающими скулами. Из‑под черных густых бровей поблескивали серые, будто вылинявшие глаза. Два бесцветных шарика с крохотными черными булавочными головками по центру. Морщины на лбу и залысины накидывали ему лет пятнадцать. Шею увивали толстые, будто канаты, вены.
– Ты облажался вместе со своими нациками, – процедил он. – От вас требовалось напугать этих расклейщиков объявлений, а не отправлять их в больницу, идиоты несчастные.
– Мне очень жаль, приятель, такое иногда случается. А теперь ты сматываешься.
– Нет, Хэнк, я хочу, чтобы ты вернул деньги, которые мы тебе заплатили.
Парень с козлиной бородкой расплылся в улыбке:
– Да ты бредишь, приятель! Ты вообще видел, где находишься? Ты на себя‑то смотрел, дерьмо? Ты с кем говоришь, ублюдок?
– С жирным нацистом и педиком, – ответил Джей.
Он увидел, как лицо байкера искажается и в маленьких глазах загорается ненависть. Казалось, лезвие сейчас воткнется ему в грудину.
– Ах ты засранец, сейчас я тебе дам прикурить! Я тебе язык вырву за твои слова… Никто не смеет так со мной говорить. Слышишь, ты, грязный кусок дерьма?!
– Ходят слухи, что твоя телка любит сосать перцы у черных, это правда, Хэнк? Твой ее не удовлетворяет? Или он у тебя слишком… маленький?
Тонкие губы Джея растянулись в улыбке, но пристальный взгляд серых глаз был мертвым. В тот миг, когда байкер сделал движение, чтобы воткнуть нож, Джей схватил его за запястье и с поразительной скоростью прижал к перегородке. Прежде чем Хэнк смог сообразить, что происходит, кость хрустнула, и он взвыл от боли, но музыка, надрывающаяся по ту сторону двери, заглушала его вопли. Одновременно Джей нанес яростный удар коленом по правой коленной чашечке Хэнка, а затем двинул его кулаком в ребра. Байкер рухнул на пол, спиной к писсуару. Все это продолжалось не больше секунды.
Джей прихватил его за шею, сжал и толкнул, пока Хэнк, прижатый спиной к унитазу, гримасничая и скуля от боли, вызванной тем, что его позвонки были прижаты к краю унитаза, не выгнулся назад, запрокинув голову. Пальцы резко надавили на точку под кадыком, и глаза Хэнка едва не вылезли из орбит. Джей с отвращением заметил, что тот не спустил воду, и в желтой луже плавал окурок. Длинные лохмы байкера мокли в его собственной моче.
– Теперь ты меня хорошо слышишь?
Байкер задыхался. Голос Джея был мягким, как никогда. Хэнк кивнул, по крайней мере попытался: сонную артерию расплющили железные пальцы Джея.
– Смотри.
Свободной рукой Джей вынул мобильник, указательным пальцем нажал кнопку сбоку и большим пальцем включил видео. Развернул экран к байкеру:
– Узнаёшь его?
На маленьком экране Хэнк Рассел Локки, президент филиала очень грозной банды «Сыны смерти» в Вирджинии, целовался взасос с молодым женоподобным блондином, к тому же ярко накрашенным. Оба мужчины были обнажены и ласкали друг друга. Краска схлынула с лица Хэнка, которое секунду назад было ярко‑алым.
– Представляешь, какой эффект произведет это видео на твоих ребят?
Зрачки Хэнка напоминали черные дыры, расползшиеся на всю радужку. Джей задался вопросом, не придушить ли этого придурка. А потом незаметно уйти.
Отпустив байкера, он вышел из кабинки и стал мыть руки.
– Деньги от тебя ждут через неделю, Хэнк. Справляйся.
Ни один звук не долетел из кабинки у него за спиной: Джей внимательно следил за дверью через зеркало.
– И, да – я ничего не слышал.
Ответом ему было бормотание.
Скривившись от отвращения, Джей вышел.
Он въехал в Шарлотсвилл сразу после захода солнца. Октябрьский вечер выдался тяжелым и влажным. В тучах над крышами продолжали сверкать зарницы. Время от времени слышался отдаленный удар грома, но гроза так и не решалась начаться. Избирательный участок Гранта Огастина находился в центре города, на пешеходной улице, полной магазинов и ресторанов. Джей оставил свой «Мустанг» у входа, на парковке Олд‑Престон‑авеню. Он спокойно шел, пока не заметил большую афишу: «ГРАНТА ОГАСТИНА В ГУБЕРНАТОРЫ» – и портреты своего босса в витрине. Плоское лицо, будто вырезанное кривым садовым ножом, высокий и широкий лоб, ввалившиеся щеки в сочетании с квадратным подбородком и особенно прищуренные глаза, в которых сверкают хитрость, твердость и чувство юмора. Лицо человека, который заботится о своей репутации и при этом способен разрулить любую ситуацию, даже самую скользкую. Короче говоря, парень, которого лучше иметь на своей стороне, чем в числе врагов. И это было именно то, что ищут избиратели в наш век неопределенности.
Еще год назад это казалось бы неудачной шуткой: Грант Огастин выставил свою кандидатуру на пост губернатора. Тип, сколотивший состояние благодаря государственным субсидиям. Но Джей привык думать, что двуличнее Гранта может быть только сам дьявол. В свое время его босс спекулировал на двух особенностях штата, которые знал лучше, чем кто бы то ни было. Хотя Вирджиния в целом была консервативной и республиканской, с 1977 года там установилась любопытная тенденция избирать на пост губернатора человека, политическая окраска которого прямо противоположна обитателю Белого дома: республиканец – в эпоху Картера, демократ – при Рейгане и Джордже Буше‑отце, снова республиканец – во времена Клинтона и так далее. Во время избирательной кампании 2009 года, спустя год после вступления Обамы в должность президента, традицию снова уважили, избрав республиканца Боба Макдоннелла. В 2012‑м Обама был переизбран. Но тут вступала в игру вторая особенность Вирджинии, где всё не как у людей: это единственный штат в Америке, запретивший своему губернатору оставаться на второй срок. Две фантастические черты, которые Огастин рассчитывал поэксплуатировать.
Здание жужжало как улей: служащие и волонтеры сновали между кабинетами, отвечали на телефонные звонки, замедляясь и резко ускоряясь. Проклятое броуновское движение. Большинство из них – молодые девушки с бейджами «ОГАСТИН» на груди, преисполненные энтузиазмом и желанием изменить этот мир к лучшему. Джей узнал стоявшего за одной из стоек мужчину с бычьей шеей и телосложением бывшего атлета. Грэм Бойс был дьяконом, ответственным за финансы одной из главных церквей Вирджинии. Он спорил с какой‑то хорошенькой волонтеркой. Увидев Джея, Грэм чуть отошел в сторону, выпрямился и продемонстрировал улыбку – такую же искреннюю, как реклама страховой компании. Джея не любил никто, за исключением самого Гранта, но все его боялись.
Комментариев нет