— …оторвал бы твою башку, — говорил тот, — если бы не дал слово Дафне не делать этого.
— Представляю, какого труда стоило тебе это обещание, — сказал Саймон с искренним сочувствием.
— Ты прав как никогда, — хмуро подтвердил Энтони, не имея ни малейшего желания пускаться в язвительную полемику.
Саймон тоже не хотел этого. Некоторое время он терпел брюзжание Энтони лишь потому, что не решался спросить о
Дафне. Да и ответит ли он?
— Отправляя тебя ко мне, — в конце концов спросил Саймон, — не просила она, чтобы я поскорее вернулся?
— Нет, — отрезал Энтони. И тут же полез в карман, вынул оттуда конверт и кинул на стол. — Но я застал ее, когда она как раз собиралась отправить тебе с посыльным вот это.
С растущим страхом Саймон смотрел на желтоватую поверхность конверта. Письмо могло означать только одно. Самое худшее… Нет, не худшее, но страшное… Опять не то слово!.. Трудное, запутанное. Несущее новые сложности и не сулящее выхода.
Он хотел что-то сказать, хотя бы простое «благодарю», но в горле стоял твердый ком. Энтони продолжал говорить:
— …и я заверил сестру, что с удовольствием выполню роль посыльного и доставлю тебе письмо. Надеюсь, не слишком ласковое, — добавил он насмешливо.
Саймон не обратил ни малейшего внимания на его слова. Он с трудом взял конверт — так дрожали руки. Лишь бы Энтони не увидел этого. Но Энтони увидел.
— Что с тобой? — спросил он с плохо скрытым беспокойством. — Тебе нехорошо? Почему ты побледнел?
— Тому причиной радость от нашей встречи, — попытался отшутиться тот.
Энтони пристально вглядывался в Саймона, и в нем происходила нелегкая борьба между непроходящим чувством злости и тревогой за друга, которая все больше овладевала им.
— Ты болен? — участливо проговорил он.
— С чего ты взял? — ответил Саймон и отложил конверт. — Возможно, больна Дафна? — спросил он с дрожью в голосе, кивая на письмо и еще больше побледнев. — Она плохо выглядела, когда ты видел ее перед своим отъездом? Отвечай!
— Она выглядела превосходно, — медленно сказал Энтони и замолчал. Потом, встрепенувшись, живо проговорил:
— Саймон, ответь честно: что ты здесь делаешь? Зачем приехал сюда после свадьбы? Что случилось? Ведь совершенно очевидно — ты любишь Дафну. И насколько могу понять, она отвечает тебе тем же. В чем же дело?
Саймон прижал пальцы к вискам — последние дни у него часто болела голова — и устало произнес:
— Есть вещи, о которых ты не должен знать… — Он прикрыл глаза от боли и потом договорил:
— А узнав, не смог бы понять. Никогда.
Последовавшее молчание длилось значительно больше минуты. Когда Саймон открыл наконец глаза, он увидел, что Энтони направляется к дверям. Оттуда он повернулся и сказал:
— Я не собираюсь тащить тебя в Лондон, хотя был бы не прочь сделать это. Дафна должна знать, что ты поступил так по собственному желанию, а не оттого, что ее старший брат толкал тебя в спину дулом пистолета.
Саймону пришла в голову совершенно неуместная мысль о том, что именно под этой угрозой он недавно женился на Дафне, но, разумеется, он не произнес нич звука. И тут же подумал: даже если бы все сложилось иначе, он, преклонив колени, просил бы ее руки. Только чуть позднее и не при таких драматических обстоятельствах.
— …Прежде чем уехать обратно, — говорил Энтони от дверей, — считаю необходимым сообщить тебе, что в обществе уже начались пересуды. Люди недоумевают, отчего Дафна вернулась в Лондон одна спустя всего каких-нибудь две недели после довольно поспешной женитьбы. Дафна старается не обращать внимания, не подавать виду, что ей это небезразлично, но это ее, безусловно, ранит. И разговоры, и шушуканье, и жалостливые взоры. Ко всему проклятая сплетница Уислдаун не перестает писать о ней в своей дрянной газетенке…
Откровенно говоря, Саймон забыл, вернее, вовсе не ду-мдл о мнении так называемого света, о сплетниках и злоязычницах типа самозваной леди, о ее желтой газетенке. Только сейчас, слушая Энтони, он понял, чего стоили и стоят Дафне общественные пересуды.
Энтони еще некоторое время уделил брани и проклятиям по адресу «леди Уислдаун» и иже с ней, а затем уже спокойнее сказал:
— Советую тебе обратиться к врачу, Гастингс. Ты не очень здоров. А потом сразу возвращайся к своей жене. Прощай.
С этими словами он вышел из кабинета. Саймон его не удерживал, так как знал характер своего нежданного гостя и, кроме того, понимал, даже одобрял его нынешнее поведение. Если бы у него самого, подумал он с кривой усмешкой, была такая сестра, как Дафна, и кто-либо повел бы себя по отношению к ней подобно ему, Саймону, он бы наверняка отнесся к этому Саймону покруче, чем Энтони к нему сейчас.
Но долго он не позволил себе думать об этом — мысли занимал желтоватый конверт, привезенный его другом. (Или уже недругом после всего происшедшего в последние месяцы?)
В течение нескольких минут он со страхом смотрел на письмо. Что оно содержит? Сообщение, что в ее чреве зародилась новая жизнь? Мольбу о встрече с ним?.. Нет, скорее, известие о том, что она не желает его больше видеть и намерена сохранять лишь внешнее подобие супружеских отношений… Но ведь он не может без нее! Он это окончательно понял за время разлуки.
Однако возмущение ее поступком не улеглось. Вольно или невольно она заставила его отступить от слова, данного самому себе, нарушить клятву, о которой он был вынужден рассказать ей. Да, он не хочет иметь детей и честно предупреждал об этом… А она осмелилась его обмануть… Опять мысли пошли по привычному кругу.
Но, быть может, она совсем не виновата?.. Он снова сжал виски — голова продолжала болеть, глаза воспалились. Уж не заболевает ли он в самом деле?..
Как же оно происходило в ту злосчастную ночь? Нет, почему злосчастную, если он так жаждал близости и она тоже? Кажется, она была в тот раз зачинщицей… во всяком случае, взяла на себя более активную роль… Если он верно запомнил… Кажется, просил, умолял ее продолжать… Он не должен был делать этого, если знал, что не сумеет потом совладать с собой, сдержаться…
Но почему он решил, что она непременно забеременеет? Ему рассказывали, что его собственная мать годами ожидала этого. А потом несчастная рожала мертвых детей. Только он один выжил…
Вечером того же дня, размышляя все о том же, он пришел к выводу, что его поспешный отъезд из Клайвдона вовсе не был следствием обиды на Дафну за то, что она осмелилась поступить вопреки его воле. Совсем нет. Во всяком случае, не это главное.
Комментариев нет