Герцог и я



— Правда, они прелестны? — не унималась их мать. — Я горжусь ими. И какие покладистые характеры, вы просто не поверите.

Саймон не мог не вспомнить: примерно так говорил ему однажды человек, у которого он покупал породистых щенков.

Девушки присели в реверансе, при этом ни одна из них не подняла на него глаз.

— Ваша светлость, позвольте представить вам… Это Пруденс… Филиппа… Пенелопа… А еще одна дочь осталась дома. Ей всего десять лет.

Так, он уже знаком почти со всем семейством, что дальше?.. Но спокойствие, спокойствие, Саймон. Светская жизнь требует жертв. И скажи наконец хоть что-нибудь — молчать здесь не принято.

— А вы… — сказал он. — Вы…

— Ох, прошу прощения! Конечно, вы могли забыть… Я — миссис Фезерингтон. Мой супруг скончался три года назад. Он был лучшим другом… преданным другом вашего отца… Ах, да…

Она замолчала, вспомнив холодную реакцию собеседника на упоминание об отце.

Саймон коротко кивнул:

— Очень приятно, миссис Фезерингтон.

— Моя Пруденс, — переменила она тему, — прекрасно играет на фортепьяно. Это признают все.

Саймон уловил выражение ужаса на красивом лице девушки и дал себе слово никогда в жизни не просить ее сесть за этот музыкальный инструмент.

— А Филиппа так хорошо рисует акварели!

Еще одно приятное личико залилось румянцем.

— А Пенелопа? — словно дьявол подтолкнул Саймона задать вопрос.

Миссис Фезерингтон бросила испуганный взгляд на младшую дочь — милую толстушку с маловыразительным лицом и добрыми глазами.

— Пенелопа? — повторила мать в некотором смятении. — Она… э-э… хорошая девочка.

У бедной хорошей девочки был такой вид, словно она готова нырнуть под ковер или провалиться сквозь землю. Саймон решил, что если ему придется сегодня танцевать, он пригласит именно ее.

И тут — есть все же Бог на небе — раздался повелительный голос, который мог принадлежать только леди Данбери:

— Миссис Фезерингтон, вы не очень докучаете нашему молодому герцогу?

Саймона подмывало подтвердить предположение, но смятенное лицо Пенелопы остановило его.

— Разумеется, нет, — сказал он.

— Лжец, — определила хозяйка, высоко подняв брови, и повернулась спиной к своей гостье.

Миссис Фезерингтон позеленела, но не произнесла ни слова. Леди Данбери тоже больше ничего не сказала. После недолгого молчания гостья пробормотала что-то насчет того, что должна повидать кузину, и удалилась со всем своим выводком.

Саймон почувствовал значительное облегчение, но в то же время ему было неловко за поведение хозяйки, что он и осмелился высказать ей:

— Не очень-то хорошо вы с ней обошлись.

— Ба, у миссис Фезерингтон голова набита птичьими перьями <Игра слов: «фезер» (англ.) — птичье перо.>. И у дочерей тоже, кроме младшей. Я их всех знаю чуть не с рождения.

Саймон с давних лет позволял себе (вернее, леди Данбери позволяла ему) разговаривать с ней как с другом-ровесником и потому сказал:

— Вы, как и прежде, нетерпимы ко многим людям?

— Да, дружок. И нахожу в этом удовольствие для себя и некоторую пользу для них. — Она улыбнулась. — Не для всех, конечно… А ты, кстати, мог бы и сам давно уже подойти к своей старой знакомой.

— К вам было не пробиться, а меня, как только вошел, сразу атаковали. Я никогда не предполагал, что…

— Что так трудно быть герцогом, дружок?.. А, вон идет наконец твой приятель, которого я с полным на то правом могу назвать трусом.

— Вы что-то про меня сказали? — спросил подошедший Энтони.

— Сказала, что могли бы сами выручить Саймона из цепких рук миссис Фезерингтон.

— Но я, наоборот, наслаждался его растерянностью, — сказал тот. — Пусть прочувствует, как мы тут все страдаем. Красивые и холостые.

— Хм…

С этим междометием, относящимся больше к первому эпитету, нежели ко второму, леди Данбери величественно удалилась.

— Странноватая дама, — заметил Энтони, глядя ей вслед. — Не удивлюсь, если именно она издает эту дурацкую газету и скрывается под именем Уислдаун.

— Ты говоришь о листке со сплетнями?

— Конечно. Пойдем к моим братьям.

Пока они шли, Энтони поинтересовался:

— Ну как, я был прав, когда предупреждал об опасности материнской экспансии?

— Скорее, агрессии, — уточнил Саймон. — Но как ты знаешь, меня всегда раздражало, если ты оказывался прав, а потому не будем больше об этом.

Энтони рассмеялся:

— Если и теперь ты не станешь признавать моей правоты, я начну сам натравливать на тебя потенциальных невест.

— Только попробуй! Вызову на дуэль. Или просто отравлю, и ты умрешь медленной, мучительной смертью.

Они уже подошли к двум высоким молодым людям с густой гривой волос, весьма похожих друг на друга и на Энтони.

— Помнишь моих братьев? Это Бенедикт и Колин. Первого ты не можешь не знать еще по Итону. Когда он только поступил туда, то месяца три ходил за нами по пятам, как соглядатай.

— Ничего подобного, — возразил тот. — Вам просто очень нравилось опекать меня и показывать свое превосходство.

— А Колина ты скорее всего не знаешь, правда? — продолжал Энтони. — Он был слишком мал, чтобы попадаться нам на дороге. У нас…

— Приятно познакомиться с вами, Саймон, — прервал тот разговорившегося брата. — Думаю, мы подружимся, хотя бы для того, чтобы вместе защищаться от нападок Энтони.

— Слышите, как заговорил мой младший? — сказал Энтони. — Подумать только — сегодня прибыл из Парижа и уже совсем распустился.

— Я тоже недавно вернулся в Англию, — заметил Саймон.

— В отличие от меня вы повидали много стран, — весело сказал Колин. — Но не знаю, видели ли то, что я успел посетить в Париже всего за пару недель?

В Колине еще много мальчишеского, подумалось Саймону, как и в его сестре Дафне. Он, верно, чуть старше ее. Кстати, почему ее нигде не видно? Неужели ушла?

И в это время Бенедикт спросил:

— А с Дафной вы знакомы? Мать привезла несчастную тоже для показа.

Пока Саймон раздумывал над ответом, Колин, оглядевшись, воскликнул:

— Вон она! Смотрите…

Дафна стояла возле матери и выглядела действительно не слишком счастливой. Так, во всяком случае, показалось Саймону.

Только сейчас он понял, как точно определил Бенедикт ее положение — она здесь словно модель для «показа», и распорядитель этого действа — ее мать. Но разве про Дафну скажешь, что она похожа на модель? Она такая живая, такая самостоятельная! Однако и ей не вырваться из этого круга: старшая из четырех дочерей в большой семье, и мать поступает, как все матери на свете, тем более принадлежащие к так называемому высшему обществу.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *