Одержимость

– Проснись! – Схватив мать за руки, она потянула ее на себя. Голова у той качнулась, упала на грудь. Она обняла Сьюзан, потянув с кровати.

Пусть только встанет, сделает пару шагов.

– Эй, Карсон, чего ты так разоралась? Я уж подумал… что тут…

– Позвони в «Скорую», живо. Набери девять‑один‑один.

Будто в оцепенении, наблюдал он за тем, как обмякшее тело Сьюзан падает на кровать, как глаза незряче глядят в потолок.

– Ох ты… Это твоя мама?

– Звони в «Скорую». – Наоми прижалась щекой к груди Сьюзан, начала давить на сердце. – Она не дышит. Пусть поторопятся. Скажи, что она приняла элавил. Передозировка.

Вытащив телефон, он второпях начал жать девять‑один‑один. Наоми, отдуваясь, пыталась делать искусственное дыхание.

– Да, да, пришлите «Скорую». Она перебрала с эльдервилом.

– Элавил!

– Простите, элавил. Черт, Карсон, я не знаю адрес.

Она прокричала адрес, не обращая внимания на слезы, градом катившиеся по щекам.

– Мама! Мама, прошу тебя!

– Нет, она не движется, не просыпается. Дочь пытается сделать ей искусственное дыхание. Я… даже не знаю. Лет сорок, должно быть.

– Тридцать семь, – выкрикнула Наоми. – Пусть поспешат.

– Врачи сейчас приедут, – помедлив, Энсон присел рядом с Наоми, похлопал ее по плечу. – Она… то есть дежурная… сказала, что машина где‑то рядом. Так что они скоро будут.

Сглотнув, он коснулся руки Сьюзан.

Та была мягкой на ощупь. Мягкой и холодной. Как будто она долго пробыла на морозе.

– Господи, Карсон. Я… слушай‑ка… – Он вновь коснулся плеча Наоми. – Мне кажется… она мертва.

– Нет, нет, нет. – Наклонившись над матерью, она принялась дышать еще усердней, ожидая, что та тоже вздохнет в ответ.

Но ждала она напрасно. В глазах царила мертвая пустота. Вроде той, что сквозила из глаз женщин, чьи фотографии висели на стенах погреба.

Наоми устало откинулась назад. Она не плакала, лишь молча пригладила волосы матери. В груди у нее не ощущалось ни капельки тяжести. Там, как и во взгляде матери, не было ничего.

Это шок, как‑то отстраненно подумала Наоми. Она в шоке. А ее мать мертва.

Услышав внизу звонок, она поднялась на ноги:

– Пойду открою. А ты побудь пока здесь. Не оставляй ее одну.

– Я… ладно. Ладно.

Наоми вышла, почти как во сне. Энсон бросил взгляд на мертвую женщину.

Да уж, через полчаса они точно не вернутся в школу.

Пять

Свое новое черное платье она надела на похороны матери. Прежде Наоми не случалось бывать на похоронах, а поскольку погребения не предполагалось, это больше всего походило на поминки.

Сет специально выкроил время, чтобы поговорить об этом с ней и с Мейсоном. Может, отвезти тело Сьюзан в Сосновый луг и предать земле там?

Нет, нет, нет.

А как насчет кладбища в Нью‑Йорке?

Наоми удивило, с какой решительностью воспротивился этому Мейсон. Никаких похорон в Нью‑Йорке. Будь их мать счастлива здесь, она бы не ушла так рано.

В результате тело кремировали, чтобы весной арендовать лодку и рассеять прах по ветру, над морем.

Конечно, не обошлось без слез, но Наоми плакала не столько от горя, сколько от гнева.

Ей пришлось побеседовать с полицией. Второй раз за ее жизнь полицейские нагрянули к ним в дом, ходили по комнатам, задавали вопросы.

– Я детектив Россини. Искренне сочувствую вашему горю. Понимаю, как вам сейчас нелегко, но мне надо задать вам несколько вопросов. Могу я зайти к вам в комнату?

Наоми случалось видеть в фильмах женщин‑детективов, весьма умных и привлекательных, но она считала это чисто киношным трюком. Однако детектив Россини выглядела так, будто и правда могла играть в кино.

– Заходите.

Наоми спряталась у себя в комнате, поскольку не знала, что еще ей делать – со всеми этими полицейскими, которые опрашивали Сета и Гарри. С ее мамой…

Россини присела на кровать, напротив Наоми, которая сидела на стуле, поджав под себя колени.

– Скажи, почему ты пришла сегодня домой? Почему ты и твой приятель не были в школе?

– Это было в перерыве, мы приехали, чтобы забрать мою камеру. Мы вместе выпускаем школьную газету. Предполагалось, что я сделаю пару снимков с репетиции нашего драмкружка. Он все еще здесь? Чаффинс… то есть Энсон еще здесь?

– Мой напарник уже допросил его и увез в школу.

– Он обязательно расскажет. – Наоми закрыла лицо руками. – Расскажет всем про мою мать.

– Мне очень жаль, Наоми. Что произошло, когда вы пришли домой?

– Чаффинс захотел колу, и я сказала, чтобы прихватил две, а сама отправилась наверх за камерой. А Конг, наш пес… он сидел у спальни мамы. Сидел и скулил. Обычно он находится в комнате Мейсона или во дворе, ждет, пока мы придем из школы. А тут… Дверь была прикрыта, и я распахнула ее. Я решила… я подумала, что она спит или плохо себя чувствует. Она не просыпалась, и тут я увидела таблетки. Точнее, пустой пузырек. Чаффинс поднялся наверх, и я сказала, чтобы он позвонил в «Скорую». Я пыталась сделать ей искусственное дыхание. Мы проходили в школе, и я знала, как это делать. Но все было без толку.

– Стало быть, когда ты вошла, она лежала на кровати.

– Я пыталась поднять ее, хотела, чтобы она сделала хоть пару шагов. Я знала, что ей нужно расходиться. Потом бы я отвезла ее в больницу.

– Она уже поступала так прежде? Я имею в виду передозировку лекарства.

Наоми молча кивнула.

– Когда ты в последний раз виделась с ней сегодня?

– Утром. Гарри приготовил завтрак, но мама не пришла в столовую. Я поднялась наверх и застала ее за сборами. Она была в хорошем настроении. Сказала, что ей до работы нужно забежать в пару мест, так что позавтракает она позже. Пожелала мне хорошего дня.

Подняв голову, Наоми взглянула на детектива Россини.

– Мой брат. Мейсон.

– Твой дядя уже поехал за ним в школу, так что не беспокойся.

– Вы знаете, кто мой отец?

– Да, Наоми, знаю. И понимаю, что второй раз в жизни ты сталкиваешься с тем, что не каждому взрослому под силу.

– Получается, все теперь узнают? Мы поменяли фамилию, но теперь и это не поможет?

– Мы сделаем все возможное, чтобы это не просочилось в прессу. – Россини на мгновение умолкла. – Тебе известно, как часто твоя мама общалась с твоим отцом?

– Она писала ему и несколько раз ездила в тюрьму. Уже после того, как мы перебрались в Нью‑Йорк. Мейсон узнал и рассказал мне. Мама скрывала это от всех. Мы ничего не сказали дяде Сету или Гарри. Еще она говорила с создателями фильма – тоже по его настоянию. Мейсон и это обнаружил. Но она очень старалась совладать с собой, изо всех сил, и несколько месяцев все шло как нельзя лучше. Она выглядела счастливой… по крайней мере, более радостной. Не думаю, чтобы она когда‑нибудь была счастлива после той давней ночи…