Изображение девочки исчезло, словно его никогда и не было на снимке. Не понимая, в чем дело, я всматривалась в фотографии, надеясь найти эту девушку на одной из них. Она запомнилась мне десятилетней, а на снимках, приколотых к доске, не было ни детей, похожих на нее, ни девушки постарше, в которую она могла бы превратиться. Обескураженная и разочарованная, я отошла от доски. Девочка была теплой и настоящей – не такой, как другие. Я была бы счастлива видеть ее фотографию на стене среди прочих.
– Смотрите, кто вернулся.
Вздрогнув при звуке этого глубокого голоса, от неожиданности я вскочила, выронив фотографию на пол. Не понимая, в чем дело, и все еще не придя в себя, я обернулась.
Какой‑то парень, высокий и худощавый, стоял в дверях. Карие глаза, почти скрытые копной каштановых волос, смотрели на меня. На лице – озорная гримаса. Чутье подсказало, что этот парень – мой брат. Мы похожи. Значит, это Скотт. Мы с ним разнояйцевые близнецы. Так, по крайней мере, мама объяснила мне, когда мы ехали домой.
Слегка откинув назад голову, он с любопытством смотрел на меня.
– Тебе не надоело парить всем мозги? Может, расколешься и посвятишь меня во все свои дела?
Пихнув ногой фотографию под кровать, я провела вдруг ставшими липкими ладонями по бедрам.
– Что… О чем ты?
Пройдя в комнату, Скотт остановился в паре метров от меня. Мы были с ним одного роста.
– Ну и где же ты все‑таки была, Сэм?
– Не знаю.
– Не знаешь? – Он рассмеялся, и вокруг его глаз собрались морщинки. – Может, уже хватит? Лучше скажи, что вы с Касси затеяли на этот раз?
– Касси пропала, – чуть слышно пробормотала я, уставив глаза в пол. Ведь она была не похожа на ту девушку, фотографию которой показывал мне помощник шерифа. Наклонившись, я вытащила из‑под кровати снимок.
– Это Касси, так?
Сосредоточенно нахмурившись, брат посмотрел на фото.
– Ну да, это Касси.
Быстрым движением я положила фотографию на прикроватный столик.
– Я не знаю, где она.
– На этот счет у меня есть кое‑какие соображения.
Интересно. Я быстро повернулась к нему.
– И что же это за соображения?
Скотт плюхнулся на мою кровать и лениво потянулся.
– Да все, блин, очень просто. Ты, наверное, ее грохнула, а тело куда‑то заныкала. – Он рассмеялся. – Это мое главное соображение.
Кровь отхлынула от моего лица, я почувствовала удушье.
Улыбка Скотта исчезла, когда он взглянул на меня.
– Сэм, да что ты, старуха, да я же просто прикалывался.
– Ой, – простонала я.
Сладкое облегчение от этих его слов мгновенно охватило меня; сев на край кровати, я уставилась на свои обломанные ногти. В одно мгновение все в комнате стало серым и белым. Единственным оставшимся цветом был красный – живой, трепещущий красный цвет под моими ногтями.
Слабое хныканье – кто‑то плакал.
Скотт схватил меня за руку.
– Послушай, ты в порядке?
Я заморгала – видение и звуки исчезли. Спрятав ладони, я кивнула ему.
– Да, я в порядке.
Он сел на кровати и пристально посмотрел на меня.
– Блин, а ты, похоже, и вправду не прикалываешься.
– Не прикалываюсь в чем?
– Да во всей этой фигне с амнезией – ведь я же поспорил на деньги, что вы слиняли куда‑то, балдели там несколько дней, а сунуться домой не могли, пока не протрезвели.
Что он, черт возьми, плетет.
– Я что, часто проделывала такое?
Скотт разразился громким лающим смехом.
– Да… чего‑то я не врубаюсь. Ты, похоже, и вправду не прикалываешься.
Теперь и я почувствовала, что наш с ним разговор зашел в тупик.
– И как ты это понял?
– Ну как… Для начала, ты не выперла меня из своей комнаты и не пригрозила, что устроишь мне веселую жизнь.
– А что, раньше я это делала?
Брат смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– А что, нет? Ведь ты даже била меня. Однажды я дал тебе сдачи, но хорошо, что мы быстро успокоились. Папа разбушевался. Мама не могла прийти в себя от ужаса.
Я сдвинула брови.
– Так мы что… дрались друг с другом?
Снова упав на кровать, Скотт покачал головой.
– Черт, все как‑то странно.
Кто бы сомневался… Я снова посмотрела на свои руки и вздохнула.
– Ну а как насчет убийства Касси и сокрытия ее тела? С чего ты это брякнул?
– Да я же шутил. Ведь вы же лучшие подруги. – Он ухмыльнулся. – А по правде говоря, вы ведь последние два года больше смахивали на заклятых подруг. И между вами постоянно существовало какое‑то скрытое соперничество. Это началось, когда выбирали королеву класса и ею стала она. По крайней мере, так ты говорила всем, но я думаю, что это началось, когда вы обе перешли в старшую школу и обе начали встречаться с Делом‑трахальщиком.
– Делом‑трахальщиком? – Я откинула со лба прядь волос. – Так это же мой бойфренд.
– Он твое все.
Я поморщилась – замечание Скотта мне не понравилось, но вслух я произнесла:
– А я не помню… Его я тоже не помню.
– Ну, блин, это будет уже настоящим ударом по его самолюбию. – Брат оскалился. – А ты знаешь, это, пожалуй, самое лучшее из всего, что когда‑либо с тобой происходило.
– То, что я потеряла память и не знаю, что произошло со мной, ты это имеешь в виду? – Внутри меня закипала злость – сильное и знакомое мне чувство. – А знаешь, я очень рада, что ты прямо‑таки тащишься от этого.
– Да это совсем не то, что я имел в виду. – Скотт сел, глядя мне прямо в глаза. – Ты наводила ужас на всех, кто тебя знал. А это… ну то, что произошло сейчас, это как бы улучшение.
Я снова почувствовала противный внутренний холод – то самое неприятное ощущение вернулось. Так, значит, я наводила ужас? Я закусила губу, чувствуя горькое разочарование от того, что в моей голове не нашлось ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть сказанное Скоттом.
Кто‑то негромко кашлянул.
Мы повернули головы и… Вау! Ничего, кроме вау! Моя челюсть, отвиснув, опустилась на покрывало. Высокий парень стоял в дверном проеме моей спальни. Темно‑каштановые волосы почти полностью закрывали его лоб и завивались возле ушей. Его кожа была почти оливкового цвета и на фоне моей бледности выдавала в нем потомка либо коренных жителей Америки, либо латиноамериканцев. Его широкие скулы придавали лицу экзотический вид, сильные челюсти были плотно сжаты. Рубашка с длинными рукавами плотно обтягивала его плечи и бицепсы. Тело парня было атлетическим, стройным и мускулистым.
Черная бейсболка свешивалась с кончика его пальца – похоже, он про нее забыл. Наши глаза встретились, и я почувствовала, что в груди у меня что‑то зашевелилось. Его магнетические глаза были ярко‑голубыми. Такой цвет имеет послезакатное небо, когда день закончился и вот‑вот наступит ночь – в общем, цвет сумерек. В его взгляде я заметила неподдельный интерес ко мне и озабоченность.
Комментариев нет