– Вот как раз поэтому рисковать и не надо, – рыцарь опустился на одно колено. – Отправьте в Штормовой Предел меня. Если план грифона провалится и Мейс Тирелл отобьет замок, в их руках окажется всего лишь еще один безземельный рыцарь, который присягнул мечом самозванцу в надежде на богатство и славу.

– А если в их руках окажусь я, у Железного Трона будет живое доказательство того, что Дорн сговорился с наемниками и оказал помощь иностранным захватчикам. Очень храбро с твоей стороны рисковать за меня жизнью, сир – за это я тебя благодарю, – она взяла его за руку и подняла на ноги. – Но мой отец поручил это задание мне, а не тебе. Приходи завтра к отплытию – проведаем дракона в его логове.

 Барристан I [4]

Во тьме ночной летели мертвецы и падали дождем на город.

Доспевшие трупы разваливались еще в полете и взрывались при ударе о кирпич, разбрызгивая вокруг себя червей, личинок и что похуже. Другие отскакивали от стен пирамид и башен, отмечая место удара кровавым пятном. Сколь ни велики были юнкайские требушеты, им не хватало дальности, чтобы закинуть все свои ужасные снаряды далеко в город — большинство покойников падало сразу за стенами или разбивалось о парапеты и навесные башни. И все же шесть сестер-осадных машин, выстроившись вокруг Миэрина неровным полукругом, били по всем городским кварталам, и только самые северные у реки избежали обстрела: нет на свете такого требушета, чтобы стрелять через всю ширину Скахазадхана.

«И на том спасибо», — думал Барристан Селми, выезжая на рыночную площадь у больших западных ворот Миэрина. Когда Дейенерис брала город, эти самые ворота выбили огромным тараном по прозвищу Хрен Джозо, сделанным из корабельной мачты. Здесь, у ворот, на их пути стали великие господа и их рабы-солдаты, и бой шел на окрестных улицах не один час — когда город наконец пал, сотни мертвых и умирающих усыпали площадь. А потом рынок вновь обернулся бойней — но на этот раз покойников привезла бледная кобылица.

Днем кирпичные улицы Миэрина пестрили полусотней красок, но ночь превратила мозаику разноцветного кирпича в черно-бело-серую. Свет факелов блестел в лужах, оставленных недавним дождем, рисовал огненные блики на шлемах, поножах и нагрудниках солдат.

Сир Барристан Селми ехал мимо медленно. Старый рыцарь облачился в те самые латы, что подарила ему королева — финифтевый панцирь, инкрустированный золотом; плащ, ниспадавший с плеч, был бел как зимний снег, и таков же щит у луки седла. А под седлом была собственная лошадь королевы, та самая серебряная кобыла, которую кхал Дрого подарил невесте в день свадьбы. Дерзкая выходка, — это Барристан знал, но думал, если в этот роковой час с ними нет самой Дейенерис, пусть уж вид ее Серебрянки в гуще боя ободрит солдат королевы, напомнит им, за кого и за что они сражаются. Кроме того, Серебрянка не один год жила бок о бок с драконами, привыкла к их виду и запаху — в отличие от вражеских коней за стенами.

За Барристаном ехали трое его ребят: Тумко Лхо нес знамя с трехголовым драконом Таргариенов, красным на черном поле, у Ларрака Кнута был белый раздвоенный штандарт Королевской Гвардии — семь серебряных мечей вокруг золотой короны. Рыжему Ягненку Селми отдал большой боевой рог, окованный серебром, чтобы подавать сигналы на поле боя. Остальные ребята остались в Великой Пирамиде — они побывают в бою в другой раз или, может быть, никогда. Не каждый оруженосец годится в рыцари.

Час волка — самый длинный, самый темный час ночи. Для многих из тех, кто стоит сейчас на рыночной площади, эта ночь станет последней. Под нависшим над площадью кирпичным фасадом старой миэринской Биржи рабов выстроились в десять длинных шеренг пять тысяч Безупречных. Они стояли неподвижно, точно высеченные из камня, каждый с тремя копьями, коротким мечом и щитом. Факельные огни блестели на пиках, венчавших бронзовые шлемы, омывали светом безбородые лица под ними. Когда с небес на строй падал труп, евнухи просто отходили в сторону, делая не больше шагов, чем необходимо, а затем снова смыкали ряды. Все они были пешие, даже офицеры, и Серый Червь со своими тремя пиками на шлеме впереди всех.

Вороны-Буревестники построились у торговой галереи на южной стороне площади, где портики защищали их от дождя мертвецов. Лучники Джокина прилаживали тетивы на луки, когда Барристан ехал мимо; мрачный Вдовец сидел верхом на тощей серой лошади, с щитом у локтя и шипастым боевым топором в руке, и плюмаж из черных перьев свисал с одного боку его железной каски. Парнишка позади сжимал в руках стяг отряда — дюжина рваных черных вымпелов на высоком древке, увенчанном резной деревянной вороной.

На площадь явились и конные владыки, дотракийцы: Агго и Ракхаро увели за Скахазадхан большую часть маленького кхаласара королевы, но старый кривоногий джакка рхан Роммо собрал двадцать всадников, что остались в городе. Некоторые были не младше его, многие отмечены старыми шрамами и увечьями; остальные — безбородые мальчишки, юнцы, еще не заслужившие ни колокольчика в волосы, ни даже права заплетать косу. Они кружили на конях вокруг изъеденной временем бронзовой статуи Кователя Цепей, боясь отбиться от своих и отскакивая в сторону, когда сверху падал труп.

Невдалеке под зловещим памятником, который великие господа называли Шпилем Черепов, собралось несколько сотен гладиаторов. Селми увидел среди них Пятнистого Кота, а рядом стоял Бесстрашный Иток, и где-то еще Сенерра Женщина-Змея, Камаррон Три Счета, Полосатый Мясник, Тогош, Марриго, Орлос Катамит. Даже Гогор-Великан был здесь, возвышаясь над окружающим, как взрослый мужчина среди детей. «Похоже, свобода для них все же кое-что значит». Гладиаторы питали к Хиздару больше любви, чем к Дейенерис, но Селми все равно был рад их здесь видеть. На некоторых даже были доспехи — видать, победа Барристана над Храззом кое-чему их научила.

Укрепления вверху над воротами были запружены людьми в разноцветных плащах и медных масках: Бритоголовый послал Медных Бестий на городские стены, чтобы заменить Безупречных и дать им выйти в поле. Если битва будет проиграна, это Скахаз и его люди останутся защищать Миэрин от юнкайцев… пока не вернется королева Дейенерис. Если она вообще вернется.

На разных концах города, у других ворот, собирались другие отряды. Таль Торак и его Крепкие Щиты строились у восточных ворот, которые в городе называли воротами в холмы или Хизайскими воротами, поскольку через них вела дорога в Лхазар, через Хизайский перевал. Марселен и Дети Матери стояли у южных ворот — Желтых. Саймон Полосатая Спина и Вольные Братья стянулись к северным воротам, выходящим на реку — этим будет проще всего, там их не ждут враги, разве что несколько кораблей. Юнкайцы, правда, разместили к северу два гискарских легиона, но те стояли за Скахазадханом, и между ними и стенами города была река.