Грудь сжимает, я никак не могу справиться с оглушительным стуком сердца: на подушке лежит одинокое черное перо.

То самое черное перо, которое я воткнула в волосы на Хэллоуин, когда надела костюм Марии-Антуанетты.

Которое Деймен взял на память!

Я знаю — он был здесь!

Гляжу на часы. Неужели я так долго спала? И тут я вижу картину, которую когда-то сунула в багажник. Сейчас она стоит возле дальней стены, и мне хорошо ее видно. Я ожидала увидеть выполненную Дейменом копию «Женщины с желтыми волосами», но вместо нее на холсте бледная белокурая девушка бежит в тумане по длинному темному ущелью.

Точно такому, как в моем сне.

Хватаю куртку, сую ноги в первые попавшиеся шлепанцы и мчусь в комнату Сабины. Вытаскиваю из ящика стола ключи от машины, бегу вниз по лестнице и дальше, в гараж — сама не представляя, куда я спешу и зачем. Знаю только, что мне совершенно необходимо туда попасть, куда — пойму, когда увижу это место.

Я еду на север по шоссе Пасифик-кост, по направлению к «Лагуне». Продираюсь через обычные здешние пробки, сворачиваю на Бродвей, кое-как объезжая пешеходов. А вырвавшись, наконец, из густонаселенной части города, жму на газ и дальше еду, руководствуясь инстинктом. Оставив далеко позади городской центр, подрезаю встречную машину и торможу на стоянке около заповедника. Сунув в карман ключи и мобильник, бегу по тропе через лес.

Волнами накатывает туман, становится трудно видеть. Какая-то часть сознания подсказывает, что надо вернуться домой, что бегать здесь одной, в темноте — безумие, но я не могу остановиться. Ноги сами несут меня вперед, и мне не остается ничего другого, кроме как следовать за ними.

Дрожа от холода, прячу руки в карманы и бегу, спотыкаясь, дальше. Не представляю, куда. Как добегу — узнаю.

Под ногу попадает камень, и я падаю, вскрикнув от боли. Раздается звонок мобильника, и я приглушаю свои вопли до жалобного скулежа.

— Да? — говорю я, кое-как поднимаясь на ноги и дыша часто и неглубоко.

— Мы теперь так отвечаем на телефонные звонки? Имей в виду, что со мной это не пройдет.

— В чем дело, Майлз?

Отряхиваюсь и шагаю дальше по тропе — теперь чуточку осторожней.

— Да так, хотел тебе сказать, что ты пропускаешь из ряда вон выходящую вечеринку. А поскольку ты в последнее время любишь разные веселые праздники, я и решил тебя пригласить. Хотя на самом деле там не столько весело, сколько смешно. Это надо видеть — полное ущелье готов. Как будто Дракула проводит сбор соратников или что-нибудь в этом духе.

— А Хейвен там? — спрашиваю я, и что-то непроизвольно сжимается внутри.

— Ага, ищет свою замечательную Трину. Помнишь обещанную таинственную вечеринку? Так вот, видимо, это она и есть. Наша Хейвен не умеет хранить секреты, даже свои собственные.

— Они, вроде, больше уже не увлекаются готикой?

— Хейвен тоже так думала. Можешь себе представить, как она злится, оттого что оделась не к случаю.

Я как раз поднялась на вершину холма, и передо мной открывается долина, залитая светом.

— Говоришь, вы в ущелье?

— Угу.

— Я тоже. Собственно, я почти на месте.

Я начинаю спускаться по склону.

— Погоди… ты здесь?

— Ну да. Как раз иду в направлении огней.

— А сначала прошла через туннель? Ха-ха, поняла шутку? — Я молчу, и Майлз говорит: — А откуда ты узнала?

«Да так, очнулась от пьяного беспамятства, потому что черное перо пощекотало мне нос, увидела пророческую картину у стены в своей комнате и сделала то, что сделал бы всякий разумный человек на моем месте: схватила куртку, нацепила шлепанцы и выбежала из дома в ночной рубашке!» — думаю я, но этого, конечно, говорить не стоит.

Мое молчание вызывает еще больше подозрений.

— Тебе Хейвен сказала? — спрашивает Майлз довольно резко. — А мне клялась, что больше никому не говорила. Ты, конечно, не обижайся, но все-таки…

— Нет, Майлз, она мне ничего не говорила. Я сама узнала. В общем, я почти уже на месте, увидимся через минуту, если только не заплутаю в тумане.

— В тумане? Здесь нет никакого ту…

Он не успевает закончить фразу — мобильник вырывают у меня из рук. Трина улыбается мне и говорит:

— Здравствуй, Эвер. Я же сказала, что мы еще встретимся.

 Глава 30

Наверное, нужно бежать прочь, звать на помощь, делать хоть что-нибудь. А вместо этого я застываю, словно мои резиновые шлепанцы пустили корни. Смотрю на Трину и не могу понять, как я здесь оказалась и что она такое задумала.

Скажи, любовь — дрянная штука, верно? — Трина улыбается, склонив голову к плечу, и оглядывает меня с ног до головы — Только встретишь свою мечту — парня, который, казалось бы, всем хорош… И туг выясняется, что он слишком хорош. По крайней мере, чересчур хорош для тебя. Не успеешь опомниться — и ты уже одна, несчастная, покинутая, и (будем говорить откровенно) почти все время под мухой. Впрочем, признаюсь, мне было любопытно наблюдать за твоим сползанием в подростковое пьянство. До чего предсказуемо, просто как по учебнику. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Ты готова обманывать, воровать — да что угодно, лишь бы добраться до выпивки Это значительно облегчило мне задачу. С каждым выпитым глотком твоя защита слабела. Да, алкоголь притуплял твою восприимчивость, но он же оставил тебя беспомощной и дал мне возможность без труда манипулировать тобой.

Она хватает меня за руку — острые ногти впиваются и мое запястье. Я пытаюсь вырваться, но это бесполезно. Трина, оказывается, чудовищно сильная.

— Вы, смертные… — Она поджимает губы. — Вас так забавно дразнить! Ты думаешь, я устроила такую сложную инсценировку, чтобы все быстро закончилось? Все можно было сделать гораздо проще. Да если бы я хотела, расправилась с тобой прямо в твоей комнате, пока готовила декорации. Было бы куда быстрее! Зато совсем не так весело. Для нас обеих, я правильно говорю?

Я тупо смотрю на нее: безупречное лицо, сложная прическа, идеально сшитое черное шелковое платье, где надо — облегающее, где надо — ниспадающее красивыми складками, подчеркивая ее красоту, от которой перехватывает горло. А когда она проводит рукой по блестящим медно-рыжим волосам, мелькает татуировка в виде уробороса. Я смаргиваю, и рисунок вновь исчезает.

— Итак, ты подумала, что это Деймен ведет тебя сюда против твоей воли. Прости, что разочарую, Эвер, но это сделала я. Все это — моя постановка. Обожаю двадцать первое декабря! Зимнее солнцестояние, самая долгая ночь в году, толпа нелепых готов, устроивших праздник в каком-то идиотском каньоне… — Она изящно пожимает плечами, а татуировка у нее на руке то появляется, то пропадает. — Извини мое пристрастие к драматическим эффектам. Впрочем, с ними жизнь становится увлекательнее, ты согласна?