Я закрываю глаза и представляю себе, как горячее тело Деймена прижимается к моему, как шепчут его нежные губы совсем близко от моего уха, шеи, щеки, его полуоткрытый рот касается моих губ… Чудесное ощущение! Я держусь за этот образ, за воспоминание о нашей несравненной любви, о нашем несравненном поцелуе, и шепчу слова, которые держала в себе так долго, которые боялась произнести — слова, которые вернут мне его.

Я повторяю их снова и снова. Мой голос набирает силу, он уже наполняет всю комнату.

Но когда я открываю глаза, рядом никого нет.

И я понимаю, что ждала слишком долго.

 Глава 37

Я спускаюсь в кухню за мороженым. Конечно, порция сливочного мороженого не исцелит разбитого сердца, зато поможет хоть немного его утешить. В обнимку с полукилограммовой упаковкой отправляюсь на поиски ложки и тут же все роняю, услышан голос:

— Как трогательно, Эвер! Очень, очень трогательно.

Я сгибаюсь пополам — надо же, отбила ногу коробкой ванильно-миндального! — и ошарашенно смотрю на Трину. Она сидит за кухонным столом, скрестив ноги, сложив руки на коленях — настоящая леди.

— Как очаровательно ты звала Деймена после того как нарисовала в своем воображении целомудренную любовную сценку! — Она смеется, меряя меня взглядом. — Да-да, я по-прежнему вижу все, что у тебя в голове. Твой убогий ментальный щит? Тоньше, чем Туринская плащаница! Что касается тебя и Деймена, а также вашей долгой-долгой счастливой жизни… Сама понимаешь, этого я допустить не могу. Так получилось, что главная цель моего существования — уничтожить тебя. Между прочим, это все еще в моих силах.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы дышать медленно и размеренно, очищая свой разум от любых мыслей, которые она могла бы использовать против меня. Беда в том, что стараться очистить свой разум — все равно что сказать кому-нибудь: «Не думай о слонах». После этого ни о чем другом думать не сможешь!

— О слонах? — Трина протяжно вздыхает — низкий, зловещий звук разносится по комнате. — Боже, что он только в тебе нашел?! — Она окидывает меня взглядом, полным презрения. — Уж во всяком случае, не интеллект и не остроту ума, поскольку их пока вовсе не наблюдается. А твое представление о любовной сцене? Это же Дисней, это телеканал «Для всей семьи», это так пресно! Позволь тебе напомнить, что Деймен живет на свете не сколько сотен лет, в том числе застал и шестидесятые, годы свободной любви!

Она укоризненно качает головой.

— Если ты ищешь Деймена, так его здесь нет, — говорю я в конце концов.

Голос у меня хриплый и скрипучий, как будто им давно не пользовались.

Трина выгибает бровь.

— Можешь быть уверена, я знаю, где Деймен! Я всегда знаю, где он.

— Значит, ты его преследуешь?

Я сжимаю губы. Да, ее не следует злить, да что уж там — терять все равно нечего. Так или иначе, она меня убьет. За тем и пришла.

Скривив губы, она разглядывает свои ногти с безупречным маникюром.

— Едва ли, — шепчет она.

— Ну, если ты за ним следишь последние триста лет, как еще это назвать?

— Не триста, а все шестьсот, мерзкая ты маленькая троллиха, шестьсот лет!

Она гневно сдвигает брови.

Шестьсот лет? Ничего себе!

Трина, поморщившись, встает.

— Вы, смертные, так глупы, так скучны, так предсказуемы… Вы такие обыкновенные! И при всех своих очевидных недостатках вы каждый раз вдохновляете Деймена кормить голодных, служить человечеству, искоренять нищету, спасать китов, бороться за чистоту на улицах, за мир во всем мире и за вторичную переработку отходов, говорить «нет» наркотикам, алкоголю и вообще всему, ради чего стоит жить. Одно скучнейшее альтруистическое занятие за другим! И для чего? Вы хоть чему-нибудь учитесь? Очевидно, не учитесь. Одно глобальное потепление чего стоит! И все же, и все же, каким-то образом мы с Дейменом каждый раз преодолеваем все это. Правда, иногда уходит ужасно много времени на то, чтобы снова превратить его в чувственного, жадного до наслаждений беспринципного гедониста, каким я его знаю и люблю. И в этот раз, поверь, все будет точно так же. Ты и опомниться не успеешь, а мы с Дейменом снова окажемся на вершине мира.

Трина приближается ко мне. Ее улыбка становится шире с каждым шагом. Трина крадется вдоль барной стойки, словно сиамская кошка.

— Говоря откровенно, Эвер, я не представляю, что ты в нем нашла. Я сейчас говорю не о том, что видит в нем каждая женщина, а если смотреть правде в глаза, то и большинство мужчин. Я о другом. Ты постоянно страдаешь из-за Деймена. Из-за него тебе приходится терпеть адские муки. — Она качает головой. — Что бы тебе не погибнуть в той автокатастрофе? Подумать только, ведь я была твердо уверена, что ты мертва, и вдруг узнаю, что Деймен переехал в Калифорнию, потому что, видите ли, вернул тебя с того света! — Она снова качает головой. — Казалось бы, за столько сотен лет я могла научиться терпению. Но, что же делать, я не виновата — просто ты нагоняешь на меня ужасную скуку.

Она смотрит на меня, а я не реагирую. Я все еще пытаюсь расшифровать ее слова. Выходит, аварию устроила Трина?

Она смотрит на меня и с досадой корчит гримаску.

— Да, аварию устроила я! Почему тебе все нужно объяснять? Я напугала оленя, который выскочил перед вашей машиной. Я знала, что твой отец — слабохарактерный добряк, он с радостью рискнет жизнью всей семьи ради оленя. Смертные так предсказуемы… Особенно такие вот, серьезные и правильные, стремящиеся всем делать добро. — Она смеется. — Под конец все было настолько просто, что даже неинтересно. Имей в виду,

Эвер — на этот раз Деймен не примчится тебя спасать, а я уж позабочусь о том, чтобы завершить дело.

Я оглядываюсь по сторонам. Найти бы какое-нибудь средство защиты — да хоть кухонный нож. Стойка с ножами — в другом конце кухни, туда ни за что не добежать. Я не такая быстрая, как Деймен и Трина. По крайней мере, мне так кажется, — а проверять уже некогда.

Трина вздыхает.

— Иди, бери свой нож, я не возражаю. — Она смотрит на усыпанный бриллиантами циферблат наручных часов. — Но все же хотелось бы наконец начать, с твоего позволения. Обычно я не спешу — люблю позабавиться, но сегодня Валентинов день, и я планирую поужинать со своим милым дружком, как только расправлюсь с тобой.

Глаза у нее темнеют, рот кривится. На краткий миг все зло, что в ней есть, внезапно выходит на поверхность — и так же быстро прячется обратно. И вновь передо мной безупречная красавица, глаз не отвести.