Узел

Генерал скосил глаза на подчиненного: можно ли этому верить?

Запасов бодрым голосом сказал:

– Не выпить ли нам чаю? Глядишь, пока пьем, что‑то и наладится.

Дмитрий Иннокентьевич оказался прав. Когда они допивали по второму стакану, позвонили с Малой Никитской. И очень вежливо осведомились, не здесь ли господин Лыков. Когда узнали, что здесь, попросили никуда не уходить, а дождаться посланца.

Через четверть часа в кабинет начальника ЖПУЖД вошел бравый офицер и объявил:

– Дивизионный адъютант Московского жандармского ротмистр Терпелевский. Командирован в распоряжение коллежского советника Лыкова.

– Не желаете ли чаю?

– Охотно.

За чаем Терпелевский сообщил, что весь дивизион к услугам питерца. Ждут только приказа.

– Сколько сабель вы сможете выставить завтра к шести часам утра?

Ротмистр ответил:

– За минусом восьмидесяти шести остается двести четырнадцать.

Лыков нахмурился:

– Мало. А что значит за минусом? Куда делись восемьдесят шесть человек?

– Ну, как вам сказать…

– Конкретно, вот как.

– Наряды, господин Лыков. Туда‑сюда – как обычно.

– Отмените их на это утро.

– Как отменить? – опешил Терпелевский. – Градоначальник велел.

– Вы какой приказ получили сейчас от генерал‑лейтенанта Черкасова?

– Оказать полное содействие.

– Вот и окажите. Мне потребуются все чины дивизиона. До полудня, но все.

– Я должен донести ваше требование до командира.

– Валяйте, только быстро. Уже темнеет, скоро ночь, воры выйдут на дело. За ними следят, и к восьми утра у меня на руках будут адреса. Тогда все в бой!

Терпелевский не успел ничего сказать, как в кабинет вошел еще один офицер, на этот раз пехотинец. Он представился:

– Командир Второй роты Седьмого гренадерского Самогитского генерал‑адъютанта графа Тотлебена полка капитан Значко‑Яворский. Командирован приказом полкового командира в распоряжение господина Лыкова вместе с ротой.

– У меня появилась мысль, – сказал Терпелевский. – Предлагаю наряды завтра утром никуда не высылать по причине неопределенности в распоряжениях высшего начальства.

– Это в каком смысле? – насторожился генерал‑майор Красовский.

– А в том, что непонятно, чей приказ поступил первым: чиновника особых поручений Лыкова или градоначальника Рейнбота.

– Лыкова, конечно, – возмутился Запасов. – Еще утром все было согласовано с вашим командиром. А Рейнбот когда прислал перечень нарядов?

– К полудню.

– Вот! А чрезвычайные полномочия Лыкова? Имеются такие у градоначальника?

Ротмистр пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Я знаю: не имеется. Видите, даже гренадеры подчинены коллежскому советнику.

– Скажите, если наряды не высылать, то в моем распоряжении окажутся все триста сабель дивизиона? – подхватил питерец.

– Почти, – ответил Терпелевский. – Двенадцать человек ежедневно во внутреннем карауле. Знамя, денежный ящик, оружейная комната…

– На этих я и не претендую, разумеется. Денежный ящик надо охранять, вдруг сопрут… Ну, мы определились? Обойдемся теперь без церемоний?

На том и порешили. После достигнутого согласия началось распределение сил. Сорок нижних чинов смогли выделить «чугунки», без малого триста – конные жандармы, и сто восемьдесят штыков привел капитан Значко‑Яворский. Пятьсот человек! Все эти люди до последнего не знали, куда их направят. Сидели и ждали в казармах, держа оружие наготове. Им дали поспать половину ночи, а в пять утра уже подняли и напоили чаем.

Пока солдаты дрыхли, охранники и сыщики работали. С наступлением темноты они разошлись по своим позициям. Филеры незаметно проследили за артелями крючников, ворами‑одиночками и жульем из числа железнодорожной обслуги. При этом выявили еще несколько расхитителей, ранее не известных. Самые опытные направились в Андроновку и Котяшкину деревню. Среди станционных пакгаузов спрятаться легко, а вот попробуй наблюдать за жуликами, когда они у себя дома. И каждый чужак вызывает у них подозрения: не шпион ли? Инцидентов избежать не удалось. В Андроновке порезали филера Жегалкина: ударили кончиком ножа, выставленным на два пальца, и велели больше тут не появляться. А в Котяшкиной двум топтунам пришлось убегать от крючников, когда те заметили хвост. Еще помяли сыскного надзирателя Урусова. Выслеживая воров, тот смело полез в дыру в заборе товарной станции Митьково. А на той стороне оказался уголовный караул. Полицейского приняли с душой: угостили тумаками и отобрали деньги и часы. Хорошо, Урусов был без сыскной карточки и отговорился любопытством.

Стефанов тоже не усидел дома. Несмотря на плохое самочувствие, он оделся тяговиком и лично отправился выслеживать воров. Взял себе самое трудное – товарную станцию Николаевской дороги. Она была вся на виду, проходы между пакгаузами широкие и хорошо освещены. Но опытный сыщик справился и даже вычислил нового барыгу в Балканском переулке.

Лыков давно уже решил, что и он в эту опасную ночь проверит себя. Не заплыл ли жирком коллежский советник? Алексей Николаевич надел черную фуражку с желтой выпушкой и явился в Гавриков переулок в третьем часу ночи. И был поражен.

Станция Москва‑Рязанская Казанской железной дороги считалась самой большой в России хлебной биржей. Здесь оборачивались миллионы пудов хлебных продуктов. Работа после сбора урожая кипела круглосуточно. Рядом грохотали вальцовые мельницы, перетирали зерно в муку. Составы сновали беспрерывно, кто куда чего вывозил или завозил – понять постороннему человеку было решительно невозможно. Сыщик шлялся между пакгаузами и думал: что я тут делаю? Только подозрение вызову у ночных комиссионеров. Но уходить несолоно хлебавши не хотелось, и он продолжал обход. Его поразило полное отсутствие контроля. Место завалено ценными грузами, всюду штабеля кулей с ситной мукой, а еще ячмень, хлопок, рис, коробки вермишели… И ни одного караульщика. С трудом Алексей Николаевич обнаружил сторожа с трещоткой. Тот сидел на пороге склада, беспардонно смолил цигарку

Конец ознакомительного фрагмента.

Читать полную версию