Узел



Возница обрадовался и лихо развернул пролетку:

– Вот сразу видать, что хорошие господа. Н‑но, милая!

Ресторан Крынкина был знаменит не только кухней, но и уникальным местоположением. Он располагался на огромном балконе, приделанном к склону горы. С балкона открывался красивейший вид на всю Москву, от Новодевичьего монастыря до Сокольников. По случаю осени большая терраса уже была накрыта тентом. Лыков по‑хозяйски занял лучший отдельный кабинет, велел позвать знаменитого Серго. Явился повар‑кавказец.

– Слушаю, дорогой. Чего ты хочешь?

– Накорми нас, Серго, настоящими хинкалами, да шашлыков изготовь повкуснее.

– Все будет, батоно. Пока пейте‑закусывайте, лобио у нас сегодня – вах! Пальцы откусишь. Ну, я пошел делать?

– Да, вели там подать пышкинских огурчиков и раков ваших знаменитых. Мы ждем!

Серго с достоинством поклонился и ушел исполнять заказ.

– Вы тут не в первый раз, видать, – заметил Форосков. – С поваром на короткой ноге.

– А, – отмахнулся Алексей Николаевич, – у него таких, как я, приятелей – тысяча. Он нас по именам‑то не помнит, не то что… Но давай поговорим о тебе. Так ты согласен?

– Хорошо бы поподробнее, Алексей Николаич. Жизнь у меня сейчас такая сволочная, что я, конечно, согласен. Но хочется знать, на что.

Лыков принялся рассказывать:

– Терпение у власти действительно кончилось. Начинают копать под самого Рейнбота.

– Давно пора! Ежели его не убрать, то все останется, как прежде.

– Столыпин это понимает. Государь уже назначил сенаторскую ревизию, она скоро приедет сюда. От Анатолия Анатольича перья полетят. Но нас с тобой это касается лишь отчасти. Наше дело – кражи на московском железнодорожном узле. Расскажи о том, что знаешь. Правда там все настолько запущено?

– Правда. Все товарные станции, что имеются в Москве, заняли преступники. Служащие, сукины дети, и есть первые воры!

– Какие служащие? Мелочь или?..

– Я с начальством дела не имел, так что не знаю. А весовщики, сторожа, даже самый последний крючник – все тащат себе в карман. Причем третий год уже. Начали с декабрьского восстания, и до сей поры никак не остановятся.

– Хм. А кто атаманит? Ведь над крючником или весовщиком стоит заправила?

– Конечно. Имеются крупные скупщики, которые сбывают похищенное. Их и надо истребить в первую голову.

– А в сыскную полицию ты не обращался?

– Когда начальство приказало мне извести воровство, я пошел в Малый Гнездниковский. Поговорил там с двумя ребятами: так, мол, и так, помогите, откройте дознание. Они сразу сказали, что если денег им не дать, то никакой помощи от сыскных не жди. Выложу пятьдесят рублей вперед – тогда ударят палец о палец. Но без гарантий.

Лыков грубо выругался, потом спросил:

– Что решили твои бонзы?

– Бонзы сказали: мы тебе за что деньги платим? Чтобы еще сыщиков кормить? А ты тогда на кой? Иди и лови, больше с такими глупостями не лезь.

– А потом тебе дали по голове…

– Да, потом мне дали по голове.

– Как фамилии тех ребят из Гнездниковского?

– Один был помощник делопроизводителя Соллогуб, а второй – надзиратель Рагин. Оба жулики похлеще уголовных.

Бывшие сослуживцы просидели в ресторане часа три. Потом на моторной лодке переправились через реку, поймали извозчика и велели везти их на Домниковскую улицу в гостиницу «Неаполь». Там и поселились в соседних номерах. Алексей Николаевич заставил Фороскова подписать соглашение о сотрудничестве, как негласного агента Департамента полиции. Выдал ему сто рублей подъемных и велел вживаться в роль. А сам поехал на важную встречу – к фон Мекку.

Магнат принял гостя радушно:

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Очень рад. Позвольте представиться: Николай Карлович. Надворный советник.

Сыщик хмыкнул:

– А в железнодорожной табели о рангах вы кто? Действительный, тайный?

– Вроде того, – поддержал шутку Мекк.

Он понравился Лыкову: живой, доброжелательный, умный. Хозяин сразу перевел разговор в деловое русло:

– Рад, что правительство наконец заметило, что у нас творится. Мы, Московско‑Казанская дорога, больше других заинтересованы в наведении порядка. И готовы за это платить. Я общался с господином Стефановым и высокого мнения о его способностях. Обещаю поддержку, не только рублем, но и связями, советами, людьми. Ваша роль в дознании, простите, будет какая? Столыпин нечетко заявил, что вы будете руководить комиссией от Департамента полиции. Так? Почему прислали человека из Петербурга? Это из‑за Рейнбота с Мойсеенко?

– Да, – ответил коллежский советник. – Местная сыскная стухла, на нее надежды никакой. Нужен человек, не зависимый от градоначальства. Этим человеком стану я. А еще те люди, которых удастся привлечь на свою сторону – я имею в виду москвичей. Никакой варяг без вас не справится, какие бы бумаги ни лежали у него в кармане.

– Как будет работать комиссия? С чего вы начнете?

– С совещания, – усмехнулся Алексей Николаевич. – У вас в кабинете, лучше побыстрее. Например, сегодня вечером. Стефанов сделает доклад: что он открыл, как обстоят дела на железке. Послушаем и наметим план действий.

– Кто еще будет присутствовать?

– Помимо нас троих нужен кто‑то от железнодорожной жандармской полиции, он войдет в комиссию.

– Вы хотите, чтобы я подобрал подходящую кандидатуру?

– Да, Николай Карлович. Вы знаете кадры, вам виднее. Согласуйте с начальством, и пусть этот человек тоже вечером приходит. Нам с ним придется бок о бок воевать, воры без боя не сдадутся. И возможности ОКЖ понадобятся не раз.

Они договорились увидеться в этом же кабинете в девять часов вечера, и Лыков ушел. Согласно правилам, коллежский советник должен был представиться генерал‑губернатору и градоначальнику. Приехал из столицы с поручением от самого премьер‑министра, должен уведомить об этом власти и заручиться их поддержкой… Но градоначальник был одной из мишеней, и сыщик решил его игнорировать. Он отправился на Тверскую площадь к генерал‑лейтенанту Гершельману. Тот командовал войсками округа и одновременно был московским генерал‑губернатором, сменив на этом посту адмирала Дубасова.

Сыщик был в Первопрестольной во время восстания и видел Дубасова в деле. Градоначальник Медем испугался и заперся на квартире, даже к окнам боялся подходить. Полицейские, глядя на него, тоже смутились. Выручил Москву адмирал. Твердый, спокойный, заранее уже простившийся с жизнью старик подавил бунт с минимальными для тех обстоятельств репрессиями. После чего пережил два покушения, в одном ему раздробило ногу, а во втором контузило. Он похоронил адъютанта, сам чудом выжил и был направлен государем на покой в Государственный совет…

В 1906 году Медема заменили Рейнботом, а Дубасова Гершельманом. Сначала общество приняло последнего хорошо: боевой генерал, был ранен в Русско‑турецкой войне, а в японскую отличился под Мукденом. Но затем Алексей Николаевич слышал разговоры, что как администратор Гершельман являет собой весьма малую величину. Приличный человек, но слишком военный, чтобы тащить и округ, и генерал‑губернаторство. Вот и дал много власти Рейнботу.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *