Только этого Пэнгборну и не хватало.
2
Констебль Норрис Риджуик вышел из патрульной машины, припаркованной сразу за машиной Пэнгборна. Сигналы вызовов двух полицейских раций раздавались в теплом весеннем воздухе.
– Рэй уже едет? – спросил Пэнгборн. Рэй был Рэем Ван Алленом, окружным судмедэкспертом и коронером.
– Ага.
– А что супруга Гомера? Ей уже сообщили?
Пэнгборн говорил, отгоняя мух от лица Гомера. Собственно, от лица‑то осталось не много. Только острый, торчащий вверх нос. Если бы не протез вместо левой руки и не золотые зубы – когда‑то они красовались во рту Гомера, а теперь их обломки усыпали его морщинистую шею и рубашку на груди, – Гомера, наверное, не узнала бы даже родная мать.
Норрис Риджуик, чем‑то похожий на Барни Файфа, помощника шерифа из старого сериала «Шоу Энди Гриффита», переминался с ноги на ногу и разглядывал свои ботинки, словно вдруг воспылал к ним интересом.
– Ну… Джон сейчас на дежурстве, а Энди Клаттербак – в Оберне, в окружном суде…
Пэнгборн вздохнул и поднялся на ноги. Гамишу исполнилось – и теперь уже навсегда – шестьдесят семь. Они с женой жили в маленьком чистом домике рядом со старым железнодорожным депо меньше чем в двух милях отсюда. Их дети выросли и разъехались кто куда. Это миссис Гамиш позвонила сегодня утром в контору шерифа и, чуть не плача, сказала, что проснулась в семь и обнаружила, что Гомер – который иногда спал в одной из старых детских, потому что она, миссис Гамиш, храпит – вообще не ночевал дома. Вечером, в семь часов, он, как обычно, уехал играть в боулинг и должен был вернуться к полуночи, самое позднее – к половине первого, но все постели оказались пустыми, а его пикапа нет ни в палисаднике, ни в гараже.
Шейла Бригем, диспетчер дневной смены, сообщила о поступившем звонке шерифу Пэнгборну, и тот перезвонил миссис Гамиш из телефона‑автомата на автозаправке «Сонни Джэкеттс Суноко», где в тот момент заправлялся.
Она рассказала все, что ему надо было знать о машине – «шевроле»‑пикап, 1971 года выпуска, белый, с пятнами темно‑бордовой грунтовки в проржавевших местах, с ружейной стойкой в кабине, номерной знак штата Мэн 96529Q. Пэнгборн передал информацию по рации всем патрульным (только троим, потому что Клат выступал свидетелем на суде в Оберне) и сказал миссис Гамиш, что перезвонит сразу, как только появятся какие‑то новости. Он не особенно волновался. Гамиш любил накатить пивка, особенно по вечерам, когда играл с приятелями в боулинг, но идиотом он не был. Если старик выпил больше, чем того требует безопасность за рулем, он скорее всего заночевал на диване в гостиной у кого‑то из своих партнеров по боулингу.
Но оставался один вопрос. Если Гомер решил заночевать у кого‑то из своих товарищей, почему он не позвонил жене и не предупредил? Он же знал, что она будет переживать. Хотя было поздно, возможно, он думал, что она уже спит, и не хотел ее беспокоить. Это один вариант. А вот второй, еще лучше: Гамиш звонил жене, но та крепко спала и, возможно, храпела, как трактор. А дверь в комнату с телефоном была плотно закрыта.
Пэнгборн попрощался с расстроенной миссис Гамиш, повесил трубку и подумал, что ее муженек объявится самое позднее к одиннадцати утра, поджав хвост и страдая похмельем. Эллен, конечно, скажет ему пару ласковых. А Пэнгборн мысленно похвалит Гомера за то, что старику хватило ума не садиться за руль и не ехать тридцать миль между Саут‑Пэрисом и Касл‑Роком в пьяном виде.
По прошествии часа после звонка Эллен Гамиш ему вдруг пришло в голову, что, анализируя ситуацию, он упустил нечто важное. Если Гамиш остался на ночь у кого‑нибудь из приятелей, такое явно случилось впервые. Иначе его жена сама бы об этом подумала и уж точно бы подождала какое‑то время, прежде чем звонить шерифу. А потом Алана осенило, что Гомер Гамиш несколько староват, чтобы менять привычки. Если он заночевал у приятеля вчера ночью, он должен был делать так раньше. Но если судить по звонку жены, такого за ним не водилось. А если он раньше спокойно садился за руль пьяным и ехал домой, то что мешало ему поступить так и вчера… Однако что‑то же помешало.
Значит, старый пес все‑таки выучился новому трюку, подумал Пэнгборн. Такое случается. Или он просто напился сильнее обычного. Черт, он мог выпить не больше, чем всегда, а развезло его хлеще. Говорят, так бывает.
Он попытался забыть о Гомере Гамише хотя бы на время. Ему надо было разобрать кучу бумаг, а он сидел, катая по столу карандаш и размышляя о старом хрыче, который сейчас обретается черт знает где на своем пикапе, об этом старом грибе с ежиком редких седых волос и протезом вместо руки, которую он потерял в местечке под названием Пусан в необъявленной войне, случившейся в те времена, когда большинство нынешних ветеранов Вьетнама еще пачкали свои пеленки… все эти мысли уж никак не помогали разбираться с бумагами. И уж точно не помогали искать Гамиша.
Но когда он уже направлялся в каморку Шейлы Бригем, чтобы попросить ее вызвать Норриса Риджуика и узнать, не выяснил ли что‑нибудь Норрис, тот позвонил сам. То, что доложил Норрис, превратило крошечный ручеек беспокойства в мощный холодный поток, который обрушился на Алана и заставил оцепенеть.
Он всегда потешался над теми, кто звонит на радио в прямом эфире и рассуждает о телепатии и предвидении. Потешался, как человек, для которого интуиция и предчувствия давно стали частью работы – настолько, что он даже и не замечает, когда ими пользуется. Но если бы в эту минуту Алана спросили, какие у него есть мысли насчет Гомера Гамиша, он ответил бы так: Когда позвонил Норрис… ну, вот тогда у меня появилась уверенность, что старик либо серьезно травмирован, либо мертв. Причем скорее второе.
3
Норрис по случаю остановился у фермы Арсено на шоссе номер 35, примерно в миле к югу от Старого городского кладбища. Он даже не думал о Гомере Гамише, хотя от фермы Арсено до дома Гамишей было меньше трех миль, и если Гомер вчера возвращался домой из Саут‑Пэриса наиболее разумным маршрутом, он должен был проезжать мимо фермы. Норрис даже не сомневался, что никто из Арсено не видел Гомера вчерашним вечером, потому что если бы они его видели, то уже минут через десять он бы вернулся домой целым и невредимым.
Норрис остановился у фермы Арсено лишь потому, что они держали лучший на все три городка придорожный продуктовый лоток. Норрис был из тех холостяков, которые любят готовить, и имел неодолимое пристрастие к свежему сахарному гороху. Вот он и остановился, чтобы узнать, когда тот появится в продаже. И уже потом, исключительно для проформы, решил спросить Долли Арсено, не видела ли она случайно пикап мистера Гамиша прошлой ночью.
Комментариев нет