Семиевие

– Это – вся моя карьера, она же – продолжение семейного дела. Работа с минералами. Камни. Руды металлов. Все роботы оптимизированы для того, чтобы ползать по железной глыбе. Они используют магниты, чтобы держаться. Плазменную дугу и абразивные диски, чтобы резать. Теперь Шон требует, чтобы я отложила все это в сторону. Будущее, говорит он, за льдом. Ни о чем другом слышать не хочет. И ему нужно, чтобы я тоже работала со льдом.

– На Земле льда полно, – заметил Рис, – но никто никогда не считал его за минерал.

– Увы, – кивнула она, – однако этой оплошности придется положить конец.

– А твои коллеги внизу? Тоже переключились на лед?

– Судя по мейлам, распоряжение относится ко всей фирме, – ответила Дина. – Лед заказывают целыми грузовиками и вываливают на пол лаборатории, а в здании молотят охладительные системы – по счастью, в Сиэтле зима, всего‑то нужно убавить несколько градусов. Все покупают себе термобелье в альпинистских магазинах, чтобы выжить в этом холодильнике.

– Любопытно, каково это – работать на мистера Фриза.

– Я скорее подумала о Пингвине, только зонтиков в Сиэтле никто не носит.

– Цилиндров тоже, насколько я в курсе. Определенно мистер Фриз.

– Как бы то ни было, – сказала Дина, – вот что пришло вместе со вчерашними витаминами.

Она открыла сундучок рядом с рабочим столом и достала оттуда пакет из серого пластика с металлическим отливом – такие обычно служат для защиты чувствительной аппаратуры от электростатики. К нему была приклеена скотчем визитка с логотипом НАСА.

– Хорошо, когда у тебя друзья на самом верху, – прокомментировал Рис. Он успел прочитать имя на визитке – Скотт «Спарки» Спалдинг, директор НАСА.

– Скорее уж в самом низу, – с улыбкой ответила Дина.

Шутка получилась так себе. Рис даже не улыбнулся в ответ. Дина почувствовала, что краснеет. Вышло не столько даже совсем не смешно, сколько неловко.

– Две недели назад Скотт заверил, что не выбросит меня за борт. Что я могу на него рассчитывать.

– А поточнее?

– Что программа по робототехнике не сворачивается. И что у меня есть собственный фронт работ. Я тогда ему не поверила. Но, похоже, он все же поговорил обо мне с Шоном Пробстом. Поскольку Шон отправил Спарки этот пакет с курьером два дня назад и он уже здесь.

Расстегнув пластиковую застежку, Дина запустила внутрь пакета большой и указательный пальцы и извлекла наружу устройство размером с рисовое зернышко. На расстоянии оно напоминало что‑то вроде фотоэлемента, фактически – просто кусочек кремния, однако по краям у него обнаружились совсем уж микроскопические конструкции.

– Что это там болтается? – заинтересовался Рис.

– Опорно‑двигательная система.

– Ноги?

– У этого – да, ноги. У других – маленькие гусеницы, как у танков, ролики или салазки.

– Салазки? Новый технический термин?

– Так на шахтах говорят. На салазках передвигают тяжести. Я тебе потом покажу.

– Стало быть, – заключил Рис, – похоже, что в планах – протестировать различные способы передвижения роботов по льду, которые не позволят им оторваться и улететь.

– Ну да. Я так понимаю, в Сиэтле все они более или менее выдержали испытания. А моя задача – сделать то же самое в космосе.

– Ну, выходит, крупно повезло, что у тебя…

– Что у меня как раз нашелся собственный кусок льда, ага. Спасибо тебе!

– А за то, что он контрабандный, отдельное спасибо разве не полагается? – деланно удивился Рис. Намек в его голосе был более чем отчетлив.

– С букетом роз у тебя было бы больше шансов! – парировала Дина.

– Послушай, – возразил Рис, – что, собственно, мужчина хочет сказать, преподнося букет? Только то, что ты ему небезразлична.

Вскоре после прибытия на «Иззи» Дина соорудила что‑то вроде занавески, прикрывающей люк в мастерскую. Ничего особенного, просто одеяло, однако если Дине хотелось вздремнуть прямо на рабочем месте, она по крайней мере не была у всех на виду. Занавеска поперек люка означала также, что Дину не следует беспокоить, во всяком случае, входить без стука. Сейчас она протянула руку – и задернула занавеску. Потом снова повернулась к Рису, который внимательно следил за ее действиями и, судя по всему, полностью их одобрял.

– Как там твоя тошнота? – спросила его Дина. – Что‑то ты сегодня очень бодро выглядишь.

– Бодрей не бывает. Организм под контролем, внезапной потери жидкости не ожидается.

– Вот сейчас и проверим.

Вторжение русских началось через неделю целой серией запусков, которые НАСА охарактеризовала как «не вполне успешные», а Роскосмос сообщил о «приемлемых потерях».

Если смотреть со стороны, «Иззи» состояла преимущественно из солнечных батарей. Для станции они конструктивно были примерно тем же, что крылья для птицы – в том смысле, что от них требовалась наибольшая площадь при наименьшей массе.

Основная же масса – а также «хребет» и «мозги» – станции находилась в пирамидке из модулей, похожих на консервные банки. Она помещалась внутри, между «крыльями», и сильно уступала им в размере. С многих направлений саму станцию было и не разглядеть за ее недавними крупными приобретениями – Амальтеей на одном конце и тором на другом.

Солнечные батареи, как и другие, отдаленно похожие на них структуры, служившие, чтобы рассеивать в космос излишки тепла, крепились к «интегрированной ферменной конструкции». Слово «ферма» на языке инженеров‑строителей означает все, что похоже на радиовышку или стальной мост – то есть систему стержней, соединенных в подобие решетки и обеспечивающих максимум прочности при минимуме веса. По большей части стержни были закрыты кожухами, так что выглядели толще, чем на самом деле. Внутри кожухов размещалась невообразимо сложная паутина проводов и трубок, а также разнообразные датчики и механизмы для раскладывания и поворота солнечных батарей. За редкими исключениями интегрированная ферменная конструкция была негерметичной – то есть не предназначенной для человеческого обитания. Этим она напоминала технические постройки на крышах небоскребов – открытые всем стихиям и редко посещаемые людьми. При выходах в открытый космос астронавты забирались в кожухи ферм, чтобы покопаться в проводке или починить какую‑нибудь неисправность, однако большая часть экипажа «Иззи» проводила весь полет внутри значительно меньшей по размерам пирамидки из консервных банок – «тела» станции.

Теперь положению дел предстояло измениться.

«Иззи» могла расширяться лишь до известного предела, и не только из‑за ограниченного числа дополнительных модулей или торов. Начиная с какого‑то момента пределом становилась сложность системы, неспособная к дальнейшему увеличению. По всей станции требовалось провести электричество, и везде, где оно использовалось, в процессе этого генерировалось тепло. Чтобы тепло не накапливалось на станции, пока ее обитатели не поджарятся, требовалась система охлаждения, которая собирает излишки и отправляет по трубам к радиаторам, «светящим» этим теплом в космос в виде инфракрасного излучения. Для того чтобы набить больше людей в обитаемую часть станции, требовалось больше солнечных панелей, батарей, радиаторов, а также проводов и трубок, соединяющих все это между собой. И это еще без учета других вопросов жизнедеятельности – как обеспечить всех пищей, водой и кислородом или как перерабатывать углекислый газ и отходы.