Харри криво усмехнулся.
– А‑а, покраснел, – с удовлетворением отметила она. – Тогда ты наверняка должен помнить, что мы припарковались и отправились в лес. А помнишь все эти желтые листья, которые служили нам… – она сжала его руку, – постелью? Огромной золотой постелью. – Со смешком она шутливо ткнула его в бок. – А после мне пришлось помогать тебе и толкать этого монстра – твою тачку, чтобы она завелась. Надеюсь, ты наконец с ней расстался?
– Ну‑у, – замялся Харри. – Сейчас она в мастерской. А там посмотрим.
– Ого! Ты говоришь о ней как о друге, который слег в больницу с чем‑то вроде рака. – И прибавила, на этот раз совсем тихо: – Эх, Харри, не стоило тебе тогда так легко сдаваться.
Он не ответил.
– Вот мы и пришли, – сказала она. – Это‑то ты, по крайней мере, не забыл?
Они остановились у выкрашенного в синий цвет подъезда дома на Соргенфри‑гате.
Харри осторожно высвободил руку.
– Слушай, Анна, – начал он, стараясь не замечать ее предостерегающего взгляда, – завтра рано утром у меня встреча с осведомителями в отделе грабежей и разбойных нападений.
– Даже не пытайся, – сказала она, отпирая подъезд.
Вспомнив кое о чем, Харри сунул руку во внутренний карман плаща и протянул ей желтый конверт.
– Из мастерской.
– А, ключ. Как все прошло, нормально?
– Парень в приемке долго изучал мои документы. Кроме того, мне пришлось где‑то расписаться. Странный субъект.
Харри взглянул на часы и зевнул.
– Просто у них строгие правила, когда речь идет об изготовлении ключей, – торопливо заметила Анна. – Ведь это универсальный ключ – им можно открыть все: подъезд, подвал, квартиру. – Она нервно хихикнула. – Чтобы изготовить один такой запасной ключ, они даже потребовали письменное согласие от моего соседа.
– Надо же.
Качнувшись на каблуках, Харри набрал в легкие побольше воздуху, готовясь попрощаться.
Однако Анна его опередила. При этом в голосе ее прозвучали едва ли не умоляющие нотки:
– Харри, ну всего только чашечку кофе.
Все та же люстра под самым потолком в большой комнате над все тем же столовым гарнитуром. Харри даже казалось, что обои прежде здесь были светлые – белые или, возможно, желтые. Тут он был не вполне уверен. Теперь обои были голубые и сама комната казалась меньше. Быть может, Анна намеренно старалась сократить пространство. Нелегко в одиночку пытаться заполнить собою три комнаты и две большие спальни с потолками в три с половиной метра. Когда‑то Анна говорила Харри, что ее бабка тоже жила здесь одна. Однако ей не приходилось проводить дома так много времени – пока могла петь, она моталась со своим знаменитым сопрано по всему свету.
Анна скрылась на кухне, а Харри заглянул в соседнюю комнату. Она была абсолютно пустой, лишь посредине на широко расставленных деревянных ножках стоял гимнастический конь величиной с доброго исландского пони. Сверху красовались две рукоятки. Харри подошел поближе и провел ладонью по гладкой коричневой коже.
– Ты что, занялась гимнастикой? – громко спросил он.
– Это ты о коне? – прокричала с кухни Анна.
– Мне всегда казалось, это мужской снаряд.
– Да, точно. Уверен, Харри, что не будешь пиво?
– Абсолютно уверен! – крикнул он в ответ. – Ну а если серьезно, зачем он тебе?
Услышав ее голос, раздавшийся прямо у него за спиной, Харри вздрогнул от неожиданности.
– А я вообще люблю делать то, что делают мужчины.
Харри обернулся. Она сняла с себя свитер и стояла в дверном проеме, опершись одной рукой на косяк, подбоченясь другой. Харри едва сдержал восхищенное восклицание.
– Я купила его в Гимнастическом союзе Осло. Это будет мой шедевр, вот увидишь. Я устрою инсталляцию, аттракцион. Совсем как «Контакт» – ты его наверняка помнишь.
– Ты имеешь в виду поставленную на стол коробку с занавеской, куда надо просовывать руки? А внутри были спрятаны муляжи рук, которые можно пожимать.
– Или погладить. А еще заигрывать с ними. Или оттолкнуть. Вмонтированные в них термоэлементы постоянно поддерживали температуру тела. В этом и была вся фишка, верно? А народ думал, что просто кто‑то прячется под столом. Пойдем‑ка, я тебе еще кое‑что покажу.
Он последовал за ней к дальней комнате. Анна раздвинула дверь, схватила Харри за руку и увлекла его за собой во тьму. Когда наконец вспыхнул свет, Харри замер, глядя на его источник. Это был золоченый торшер в виде женской фигуры. В одной руке женщина держала весы, в другой – меч. Светильники были расположены на кончике меча, на весах и на голове у женщины. Оглянувшись, Харри увидел, что свет каждого из них направлен на одну из картин. Две картины висели на стене, а третья, очевидно еще не законченная, стояла на мольберте, в левом нижнем углу которого была закреплена палитра, заляпанная желтой и коричневой краской.
– Что за картины? – поинтересовался Харри.
– Портреты, разве не видишь?
– Точно. Это глаза? – указал он. – А рот здесь?
Анна склонила голову набок:
– Если тебе так хочется, то да. Вообще‑то это трое мужчин.
– Я кого‑нибудь знаю?
Прежде чем ответить, Анна некоторое время в задумчивости смотрела на Харри.
– Нет, не думаю, Харри, чтобы ты был знаком с кем‑нибудь из них. Однако можешь познакомиться. Если действительно этого хочешь.
Харри попытался более внимательно рассмотреть картины.
– Скажи мне, что ты видишь?
– Вижу своего соседа с финскими санями. Парня, вышедшего из подсобки мастерской, когда я собрался уходить. Вижу официанта из «М». А также Пера Столе Лённинга.
Она улыбнулась.
– А тебе не приходилось слышать, что сетчатка глаза поворачивает воспринимаемый ею предмет, так что в мозг поступает зеркальное его отображение? И если хочешь увидеть вещи такими, какие они есть на самом деле, следует смотреть на них в зеркало. Если б ты так и сделал, то увидел бы на этих картинах совсем других людей. – В глазах ее сияло торжество, и Харри не решился возразить, что на сетчатке глаза изображение предметов действительно оказывается перевернутым, однако вовсе не так, как в зеркале, а вверх ногами. – Это будет моим последним шедевром, Харри. Благодаря этому я оставлю память о себе.
– Благодаря этим портретам?
– Нет, это лишь часть всего шедевра. Он пока еще не окончен. Но обязательно будет готов, дай срок.
– Хм. Хоть название‑то у него имеется?
– Немезида, – тихо, едва не шепотом, ответила она.
Харри удивленно посмотрел на нее; их взгляды встретились.
– Ну знаешь, так звали богиню.
Часть ее лица покрывала тень. Харри отвернулся. Он и так уже все рассмотрел. Спина, изогнутая как в танце в ожидании руки партнера, одна нога выставлена немного вперед, как будто она никак не может решить: сделать ли ей шаг навстречу либо уйти. Тяжело вздымающаяся и опадающая грудь, худая шея с напряженной, набухшей веной – ему даже казалось, он видит, как она пульсирует. Харри ощутил, как его накрывает горячая волна; голова немного кружилась. Что там она сказала? «Не стоило тебе тогда так легко сдаваться». Может, и верно?
– Харри…
– Мне надо идти, – с трудом выдавил он.
Он через голову стащил с нее платье, и она, смеясь, бросилась навзничь на белые простыни. Яркий бирюзовый свет, проникая меж стволов качающихся пальм с заставки на экране ноутбука, стоящего на письменном столе, оставлял причудливые блики на скалящихся рожицах чертей и демонов, вплетенных в фантастический узор резной спинки кровати. Они лукаво взирали на то, как она расстегнула его ремень. Анна как‑то рассказывала ему, что это кровать ее бабки и стоит на одном и том же месте вот уже почти восемьдесят лет. Покусывая его мочку, она сначала шептала какие‑то ласковые слова на незнакомом языке, потом разом умолкла, оседлала его и начала бешеную скачку, сопровождая ее истошными воплями, смехом и мольбами, обращенными к каким‑то неведомым высшим силам. А он страстно желал лишь одного – чтобы неистовая гонка эта все длилась и длилась. Однако внезапно, когда он был уже на грани оргазма, Анна замерла, сжала его лицо ладонями и прошептала:
Комментариев нет