Немезида

– Выходит, сегодня вечером мы вдвоем, – заметил старший инспектор Том Волер.

Его выступающая вперед тевтонская нижняя челюсть чуть опустилась, обнажая ряд безупречных белоснежных зубов, выделяющихся на фоне загорелого лица. Прозрачные голубые глаза между тем по‑прежнему оставались холодными. Многие в Управлении недолюбливали Харри, однако, насколько ему самому это было известно, по‑настоящему ненавидел его лишь один человек. Харри знал, что в глазах Волера он самый недостойный представитель полицейского корпуса и, следовательно, своего рода личное оскорбление для Тома. При самых разных обстоятельствах Харри давал понять, что не разделяет окрашенное в коричневатые тона отношение Волера и некоторых прочих своих коллег к гомикам, коммунистам, инвалидам‑симулянтам, к разным там иммигрантам – пакистанцам, желтомордым, ниггерам, цыганам и «даго», а Волер, в свою очередь, величал Харри «спившимся рок‑журналистом». Харри подозревал, что истинная причина ненависти кроется в его пристрастии к выпивке. Том Волер не выносил слабостей. Именно поэтому, по мнению Харри, он проводил столько часов в тренажерном зале, лупя ногами и руками мешки с песком и все новых и новых спарринг‑партнеров. Однажды в столовой Харри слышал, как один из молодых инспекторов с восторгом вещал, как Волер сломал обе руки вьетнамцу‑каратисту из молодежной банды в районе Осло‑С. Учитывая взгляды Волера на цвет кожи, Харри казалось парадоксом, что этот его коллега может часами не вылезать из солярия. Вероятно, стоило прислушаться к тому, что утверждали умудренные опытом коллеги: на самом‑то деле Волер вовсе не был расистом. И неонацистов, и черномазых он избивал с равным удовольствием.

Кроме того, что знали все, было то, о чем никто толком не знал, однако некоторые догадывались. Нечто связанное с тем, что более года назад Сверре Ульсен – единственный, кто мог рассказать, почему убили Эллен Йельтен, – был найден в своей кровати с разряженным пистолетом в руке и пулей Волера между глаз.

– Поосторожней, Волер.

– Что‑что?

Харри протянул руку и убавил звук любовных стенаний.

– Сегодня скользко.

Мотор продолжал стучать ровно, как швейная машинка, однако звук был обманчив: Харри почувствовал, как ускорение вдавливает его в жесткую спинку сиденья. Миновав Стенс‑парк, они помчались в сторону Суумс‑гате.

– Куда мы? – спросил Харри.

– Сюда, – отозвался Волер, резко поворачивая налево прямо перед капотом встречной машины.

Сквозь открытое окно Харри услышал шелест покрышек по мокрой листве, которой был усыпан асфальт.

– С возвращением в убойный отдел, – сказал Харри. – А что же, в Службе внутренней безопасности не прижился?

– Структурные изменения, – ответил Волер. – Кроме того, начальник уголовной полиции и Мёллер настояли на моем возвращении. В убойном я добивался неплохих результатов, если еще помнишь.

– Как я могу забыть?

– Ну не знаю, столько приходится слышать о долговременном эффекте обильных возлияний…

Если бы Харри не успел упереться рукой в приборную панель, резкое торможение швырнуло бы его лицом на ветровое стекло. Бардачок распахнулся, и что‑то тяжелое упало на пол, предварительно стукнув Харри по колену.

– Какого черта, что это? – вскрикнул он.

– «Иерихон‑941», израильский пистолет‑пулемет, – как ни в чем не бывало пояснил Волер, выключая мотор. – Не заряжен. Пусть себе валяется. Мы приехали.

– Здесь? – удивленно спросил Харри, пригибаясь, чтобы получше рассмотреть желтый дворик, возле которого они остановились.

– А в чем дело? – поинтересовался Волер, успевший уже наполовину вылезти из машины.

Харри ощутил, что сердце его забилось сильнее и чаще. Пока он пытался отыскать дверную ручку, в голове пронесся вихрь мыслей, из которых задержалась лишь одна: все‑таки надо было тогда взять трубку и перезвонить Ракели.

Туман вернулся. Он сочился внутрь с улицы, проникая из‑за деревьев в щели окон, врываясь вслед за ними во входную дверь, распахнувшуюся сразу же после того, как Вебер что‑то рявкнул в домофон. Туман преследовал их по пятам на лестнице, попадая сюда из замочных скважин соседских квартир. Он окутывал Харри как ватное одеяло, и когда они наконец вошли в квартиру, Харри стало казаться, что он идет будто в облаке. Все вокруг – люди, голоса, потрескивающие рации, синие вспышки блицев – было окружено каким‑то фантастическим ореолом и не имело значения, поскольку на самом деле не было – просто не могло быть – реальностью. А когда они оказались перед кроватью покойной, лежащей с пистолетом в правой руке и дыркой в виске, он так и не смог поднять глаза на кровь на подушке или же встретиться с ее пустым обвиняющим взглядом. Вместо этого Харри разглядывал спинку кровати, лошадь с оторванной головой, изо всех сил надеясь, что туман вскоре рассеется и он наконец‑то проснется.

Глава 10

Не было печали

Вокруг него то возникали, то снова умолкали чьи‑то голоса.

– Я старший инспектор Том Волер. Может кто‑нибудь из присутствующих озвучить краткую версию случившегося?

– Мы прибыли три четверти часа назад. Здесь находился электрик, который ее и обнаружил.

– Когда он ее нашел?

– В пять. И сразу же позвонил в полицию. Его имя… сейчас посмотрим… Рене Йенсен. Тут у меня еще есть его личный номер и адрес.

– Превосходно. Позвоните и пробейте его по нашей базе.

– О’кей.

– Рене Йенсен?

– Да, это я.

– Подойдите‑ка. Моя фамилия Волер. Скажите, как вы сюда попали?

– Я уже рассказывал тем, другим: с помощью запасного ключа. В четверг она приходила ко мне в мастерскую и дала его мне, потому что не могла быть дома, когда я приду.

– Ей что же, в это время на работу надо было?

– А я почем знаю? Хотя не думаю, чтобы она работала. Ну то есть так, как все. У нее там какая‑то большая выставка была и все такое…

– А, значит, художница. Кто‑нибудь здесь о ней слышал?

Дружное молчание.

– Что вы делали в спальне, Йенсен?

– Искал ванную.

Другой голос:

– Ванная вот здесь, за той дверью.

– О’кей. Когда вы вошли в квартиру, Йенсен, вы не заметили ничего подозрительного?

– Подозрительного? Э‑э… как это?

– Ну, дверь, к примеру, была заперта? Может, окна открыты? Какие‑нибудь специфические запахи или звуки? Хоть что‑то?

– Дверь была заперта. Никаких там открытых окон, да я вообще‑то особо и не осматривался. А пахло, так это… вроде бы растворителем…

– Уайт‑спирит?

Другой голос:

– В одной из комнат мы обнаружили разные принадлежности, которыми пользуются художники.

– Благодарю. Еще на что‑нибудь обратили внимание, Йенсен?

– А что вы там еще говорили?

– Звуки.

– А да, звуки! Нет, звуков, пожалуй, не было. Наоборот, тихо, как в могиле. Ну то есть… кхе, кхе… я же тогда не знал, что…

– Ладно, Йенсен, все в порядке. А раньше вы покойную встречали?

– Никогда, до того самого дня, как она появилась у меня в мастерской. Такая веселая, энергичная дамочка.

– И что ей надо было?

– Починить термостат нагревателя в ванной.

– Будьте добры, гляньте, он и вправду не работает? Если там вообще есть нагреватель, конечно.

– То есть как это? А‑а, понимаю, она специально все подстроила, чтобы ее так нашли, да?

– Что‑то в этом роде.

– Да, но термостат‑то действительно был того…

– Того?

– Сломан.

– Откуда вы знаете.

Пауза.

– Вам ведь сказано было, Йенсен, ничего здесь не трогать.

– Ну да, но пока вы приехали, прошло столько времени, а я так нервничал, что мне нужно было как‑то отвлечься.

– Стало быть, теперь термостат у покойной в полном порядке?

– Ну да, типа того… кхе, кхе…

Харри хотелось отойти от кровати, но ноги отказывались повиноваться. Врач прикрыл глаза Анны, и теперь казалось, что она просто спит. Том Волер отпустил электрика, напоследок взяв с него обещание быть в ближайшие дни в пределах досягаемости. Отпустил он и дежурную бригаду из Управления, прибывшую сюда по сигналу о происшествии. Прежде Харри ни за что не поверил бы, что такое возможно, однако сейчас он даже радовался присутствию Тома Волера. Что ни говори, а опыт у Волера был. Харри чувствовал, что сам, без него, не сумел бы сейчас задать ни одного внятного вопроса и уж подавно не в состоянии был предпринять что‑то разумное.