– Вот оно что…
Мы залезли в самолет, он задвинул за нами дверцу и завел двигатель. Мы с Эшли надели наушники, висевшие над нашими креслами. Пилот был прав, предупреждая о тесноте в самолете.
Мы выкатились из ангара. Гровер быстро щелкал тумблерами и двигал рычагом между коленями. Я в воздухоплавании не мастак, но Гровер, по‑моему, мог бы управлять этим самолетом даже во сне. На краях приборной доски мигали два прибора GPS.
Я по природе любопытен, поэтому похлопал его по плечу и указал на эти приборы.
– Почему два?
– На всякий случай.
– Какой случай?
– Говорю же – всякий!
Пока он выполнял свои предполетные манипуляции, я вызвал свою голосовую почту. Меня ждало одно сообщение. Я прижал телефон к уху.
– Это я… – Голос был совсем тихий, как будто она спала. Или плакала. Я услышал шум океана: ритмичный накат волн на берег. Значит, она вышла на веранду. – Не люблю, когда тебя нет. – Глубокий вдох, пауза. – Знаю, тебе неспокойно. Не надо. Через три месяца все будет позади, вот увидишь. Я подожду. – Она попыталась засмеяться. – Мы все дождемся. Кофе на пляже… Поторопись. Люблю тебя. Все утрясется, поверь. И ни минуты не сомневайся, не думай, что я меньше тебя люблю. Я люблю тебя так же, даже сильнее, сам знаешь. Не сердись. Мы все осилим. Я тебя люблю, люблю всем своим существом. Скорее возвращайся. Я встречу тебя на пляже.
Я выключил телефон и уставился в иллюминатор.
Гровер покосился на меня краем глаза и мягко послал рычаг вперед. Мы покатились по гудрону.
– Хотите ей перезвонить? – спросил он через плечо.
– Что?
Он показал на мой телефон.
– Хотите ей перезвонить?
– Нет. – Я махнул рукой, опустил телефон в карман и стал смотреть на сгущающиеся тучи. – Все в порядке. – Удивительно, как он умудрился что‑то расслышать сквозь шум пропеллера. – У вас чертовски острый слух.
Он указал на микрофон на моих наушниках.
– Ваш микрофон передал ее голос. Это все равно что слушать ее самому. – Он кивнул в сторону Эшли. – В таком самолетике секретов не бывает.
Она с улыбкой дотронулась до своих наушников и кивнула, наблюдая, как он управляет самолетом. Он заглушил двигатель.
– Я могу подождать, если вы хотите позвонить.
Я покачал головой.
– Не надо, все в порядке.
– Центр управления, – заговорил он, – это борт один‑три‑восемь‑браво, прошу разрешения на взлет.
Через несколько секунд у нас в наушниках прозвучало:
– Один‑три‑восемь‑браво, взлет разрешаем.
Я указал на прибор GPS.
– Он показывает данные метео‑РЛС?
Гровер нажал какую‑то кнопку, и на дисплее появилось нечто, похожее на изображение на экране в аэропорту: зеленый сгусток перемещался слева направо, надвигаясь на нас.
– Впечатляет! – сказал Гровер. – В этой зеленой сопле куча снегу.
Еще две минуты – и мы взмыли в небо. Он обратился к нам обоим в микрофон:
– Мы поднимемся на высоту двенадцати тысяч футов и пролетим примерно пятьдесят миль на юго‑восток, поперек долины Сан‑Хуан, к озеру Строберри. Как только оно покажется, повернем на северо‑восток, пролетим над пустыней Хай Юинтас и окажемся над Денвером. Полет продлится около двух часов. Можете расслабиться и даже перемещаться по кабине. Сейчас вам предложат ужин и выбор развлечений.
Сардинам в банке и то было бы просторнее, чем нам!
Гровер достал из кармашка на дверце два пакетика с жареным миндалем, передал нам через плечо и замурлыкал «Я улечу…». Потом прервался на полуслове.
– Бен!
– Что?
– Ты давно женат?
– На этой неделе исполняется пятнадцать лет.
– Скажите правду, вы все еще на седьмом небе или так, ни шатко ни валко? – пискнула Эшли.
Я почувствовал, что вопрос задан не просто так. Гровер хохотнул.
– Вот я уже полвека женат, и, поверьте, становится только лучше. Уж точно не хуже. Не скучно. Я люблю ее сильнее, чем в день свадьбы, а ведь тогда, в июльский день, когда по моей спине лился пот, я думал, что такое абсолютно невозможно.
Эшли посмотрела на меня.
– Как собираетесь праздновать?
– Хотел подарить цветы, откупорить шампанское, полюбоваться волнами, накатывающимися на песок.
– Вы все еще дарите ей цветы?
– Каждую неделю.
Она отвернулась, опустила голову, приподняла одну бровь, скривила губы – все это делают женщины, когда не верят ни единому вашему слову.
– Вы каждую неделю преподносите жене цветы?
– Ага.
– Молодец! – вмешался Гровер.
В ней проснулся журналист.
– А какие цветы любит ваша жена?
– Орхидеи в горшочках. Только они не всегда цветут, поэтому если я не могу найти орхидею, то иду в лавку недалеко от больницы и выбираю то, что цветет.
– Серьезно?
– Вполне.
– Что она делает со всеми этими орхидеями? – Она покачала головой. – Только не говорите, что вы их потом выбрасываете.
– Я построил ей теплицу.
Ее бровь снова поползла на лоб.
– Теплицу?
– Ага.
– Сколько же у вас набралось орхидей?
Я пожал плечами.
– В последний раз я насчитал 257.
– Настоящий романтик! – засмеялся Гровер. – А как вы познакомились со своим женихом, Эшли?
– В зале суда. Я писала статью о бракоразводном процессе одной знаменитой пары. Он был адвокатом одной из сторон. Я взяла у него интервью, и он пригласил меня поужинать.
– Отлично! Что вы планируете на медовый месяц?
– Две недели в Италии. Начнем в Венеции и закончим во Флоренции.
Самолет провалился в воздушную яму.
Настала ее очередь расспросить Гровера.
– Простите за любопытство, мистер… – Она щелкнула пальцами, он махнул рукой.
– Зовите меня просто Гровер.
– Сколько часов вы провели в воздухе за свою жизнь?
Он завалил самолет на правое крыло, потом принял рычаг на себя, взмыв вверх. Меня чуть не стошнило.
– Вы хотите знать, смогу ли я доставить вас в Денвер, чтобы вы не опоздали на свою свадьбу, и притом не врезаться в гору?
– Что‑то в этом роде.
Он повращал штурвалом, и самолет покачал крыльями.
– Военную службу учитывать?
Я от страха вцепился в перекладину у себя над головой. Эшли сделала то же самое.
– Не учитывать, – ответила она.
Он выправил самолет и ответил:
– Примерно пятнадцать тысяч.
Она перевела дух.
– А вместе со службой?
– Тогда больше двадцати тысяч.
Я тоже выдохнул и опустил руку. Костяшки пальцев побелели, ладонь горела огнем. Он обратился к нам обоим, и я почувствовал в его голосе ухмылку:
– Ну как, полегчало?
Песик Гровера выбрался из‑под сиденья, залез к нему на колени, привстал и уставился через его плечо на нас, шумно сопя и подергиваясь, совсем как белка на стероидах. Туловище у него было, как одна толстая рифленая мышца, лапки коротенькие, дюйма три‑четыре – можно было подумать, что их обрубили в коленях. Он явно чувствовал себя здесь хозяином, все его поведение говорило о том, что он считает кабину своей конурой.
Комментариев нет