В Путивле Шаховской сразу же объявил, что настоящий царь жив и бежал в Польшу. Весь Северский край немедленно встал за Дмитрия.
И очень скоро Дмитрий нашелся. Стало известно, что спасшийся от убийц государь скрывается в Самборе у своей тещи, пани Мнишек. Выяснились и подробности. Якобы у царя был двойник, некто Барковский, которого заговорщики и умертвили, а Дмитрий благополучно избежал опасности. Правда, беглец вел себя загадочно: никому кроме тещи не показывался и ехать в Путивль не спешил.
Для потомков личность самборского затворника тайны не составляет. Это был тот самый Михайла Молчанов, который в мае прошлого года участвовал в убийстве юного Федора Годунова и после этого вошел в фавор к Дмитрию. Он не занимал видных должностей, но, по слухам, бражничал и распутничал с молодым царем. После переворота Молчанов сбежал и добрался до Самбора, где, видимо, и уговорил пани Мнишек поддержать его авантюру. Вероятно, он обещал воеводше, муж и дочь которой находились в московском заточении, что таким образом сумеет вызволить пленников.
Известно, что между Молчановым и Шаховским велась переписка. Шаховской требовал поскорее предъявить «царя Дмитрия», а Молчанов, нисколько не похожий на убитого, боялся высунуть нос из своих покоев: вокруг было слишком много людей, лично знавших Самозванца.
Возникла странная ситуация. Очень многие и в России, и в Польше ждали Дмитрия и готовились его поддержать в борьбе с Шуйским. Дмитрий рассылал повсюду свои грамоты, скрепленные царской печатью (говорят, что Молчанов при бегстве похитил ее из Кремля), но сам не появлялся. Жило одно его имя, и оно было грозной силой, но этот призрак всё никак не материализовался.
Потребность в вожде была так велика, что в отсутствие «крупного самозванца» начали появляться мелкие, совсем уж нелепые. Фантастический успех Лжедмитрия многим вскружил голову. Нашлись лихие головы, сообразившие, что самозванство – хороший способ половить рыбу в мутной воде.
Самой крупной из афер такого рода была история «царевича Петра». Этот фантом зародился в среде самой дальней группы тогдашнего казачества – терского. Атаман Федька Бодырин с ватагой человек в триста сначала собирались на Каспий пограбить восточных купцов, но потом решили, что лучше «погулять» по Волге и русским землям: оно и ближе, и проще. А чтобы придать себе больше важности и заручиться поддержкой населения, хорошо бы тоже обзавестись каким‑нибудь царевичем вроде Дмитрия.
Люди немудрящие, в династических тонкостях не разбирающиеся, казаки придумали царственного отпрыска, которого в природе никогда не бывало: некоего Петра, сына Федора Иоанновича, последнего «настоящего» государя. Легенду казаки изобрели диковинную, но понравившуюся простонародью своей сказочностью. Царица Ирина‑де, страшась злого Годунова, объявила, что у нее родился не человеческий детеныш, а полуребенок‑полумедвежонок, сама же велела царевича отдать в люди, где он рос сиротой, «пока не набрался разуму». По другой ходившей версии, мальчика подменили посторонней девочкой, которую Годунов вскоре уморил (царевна Федосья, умершая в младенчестве, действительно существовала).
На роль «царевича» назначили молодого казака Илейку, выгодно отличавшегося от своих товарищей тем, что он однажды побывал в Москве и хоть видел столицу собственными глазами. Для царевича, согласно легенде родившегося в 1591 году, Илейка был староват, но это никого не смущало, тем более что «Петра» не очень‑то показывали народу. Достаточно было того, что есть какой‑то царевич, вокруг которого можно объединиться.
Началась эта эпопея еще при жизни Дмитрия, и на первых порах казаки утверждали, что Петр идет на Москву, чтобы «пособить дяде». Когда же Дмитрия убили, Лже‑Петр стал самостоятельной силой. В короткое время отряд удесятерился за счет добровольцев и превратился в серьезную военную силу, свободно бродившую по Волге и Дону.
Потом Григорий Шаховской, метавшийся в Путивле без кандидата в цари, позвал «племянника» к себе, и казацко‑крестьянское войско Петра переместилось в сторону польской границы.
В дальнейшем на Руси появились и другие «царевичи», один причудливей другого: Август, Лаврентий, Савелий, Василий и так далее вплоть до «царевича Мартынки» и «царевича Ерошки». Как сказали бы в более поздние времена, «идея пошла в массы».
Организаторы самборской интриги понимали, что непрезентабельный Илейка‑Петр для роли царя не годился, а взять нового Дмитрия было неоткуда, поэтому Молчанову пришла в голову здравая идея. Если для народа довольно одного призрака, то можно пока обойтись и без физического воплощения Дмитрия. Гораздо нужнее настоящий вождь, который был бы полномочным представителем «законного государя» и мог бы возглавить войско – ни Шаховской, ни тем более Молчанов настоящим боевым опытом не обладали.
Молчанов стал искать подходящего человека и вскоре нашел его.
Война Болотникова
Приглядываясь к разным людям, Молчанов встретился в Самборском замке с неким Иваном Болотниковым, который, по‑видимому, произвел на интригана самое выгодное впечатление. Судя по всему, это и в самом деле был молодец хоть куда. Исаак Масса пишет: «Он был детина рослый и дюжий… удалец, отважен и храбр на войне». Прибавим к этому, что, судя по дальнейшему, Болотников обладал незаурядными лидерскими качествами (хоть, как мы увидим, и не был сильным полководцем).
Год рождения Ивана Болотникова, как и происхождение, неизвестны. В молодости он был сыном боярским или, может быть, боевым холопом при воеводе князе Андрее Телятевском. Потом вдруг оказался на юге, среди казаков. Вероятно, это произошло из‑за великого голода, когда огромное количество лишних ртов были выставлены своими хозяевами за ворота. Но непохоже, что Болотников бежал из‑за конфликта с господином – тот потом станет соратником своего бывшего челядинца.
Будучи казаком, Иван попал в плен к туркам и был гребцом на галере. После морского сражения его как христианина освободили венецианцы. В Самбор Болотников пришел пешком, возвращаясь из Италии на родину.
Одним словом, это был человек бывалый, много скитавшийся и воевавший.
Вот как сам он (в переложении Буссова) рассказывал о самборской встрече: «Какой‑то молодой человек, примерно лет двадцати четырех или двадцати пяти позвал меня к себе, когда я из Венеции прибыл в Польшу, и рассказал мне, что он Дмитрий и что он ушел от мятежа и убийства, убит был вместо него один немец, который надел его платье. Он взял с меня присягу, что я буду ему верно служить… Истинный он или нет, я не могу сказать, ибо на престоле в Москве я его не видел. По рассказам он с виду точно такой, как тот, который сидел на престоле».
От «царя Дмитрия» Болотников получил шубу, саблю, тридцать золотых и грамоту, по которой он назначался «большим воеводой», то есть главнокомандующим. В этом качестве Болотников и прибыл в Путивль к Шаховскому.
Отодвинуть на вторые роли Илейку‑Петра такому человеку было нетрудно, но к этому времени в повстанческом лагере возникли и другие лидеры, с которыми у Болотникова сложились непростые отношения.
Комментариев нет