Жоли поднял глаза и увидел Надин.
– Ах, вот и ты… Сегодня было ужасно. Ты была мне очень нужна.
– Но у тебя же была Катрин, – отозвалась его жена.
– Мне не оставалось ничего другого, как попросить ее о помощи. Один я не справился бы.
Надин с грохотом швырнула ключи от машины на стол.
– Именно ее! Ты заметил, как она опять сегодня выглядит? Она отпугнет от нас всех посетителей. Ведь можно подумать, что у нее заразная болезнь!
– Она находилась только здесь, на кухне. Конечно же, я не допустил бы, чтобы она обслуживала гостей. Но было бы хорошо, если б ты…
Мягкие упреки Анри изрядно действовали его супруге на нервы.
– У меня, чисто случайно, есть еще и мать, – огрызнулась она. – О которой мне время от времени необходимо заботиться.
– По понедельникам у нас выходной. Ты могла бы съездить к ней завтра.
– Иногда мне нужно самой принимать решения.
– Твои решения чаще всего ужасно бесцеремонны.
Надин опять схватила ключи от машины.
– Я могу опять уйти, если ты все равно хочешь только ссориться.
Ее муж положил нож и внезапно показался ей еще более уставшим, чем раньше.
– Останься, – попросил он, – кухню и обслуживание сегодня вечером я один не осилю.
– Я не хочу постоянно слышать твои упреки.
– Хорошо, – Жоли, как всегда, уступил. – Не будем больше об этом говорить.
– Я только быстро вымою руки и переоденусь.
Женщина собралась выйти из кухни, но Анри остановил ее.
– Надин!
– Да?
Мужчина посмотрел на свою жену. Она могла увидеть в его глазах, как сильно он ее любит и как глубоко она ранила его тем, что навсегда лишила своей любви.
– Ничего, – сказал он. – Извини, ничего.
Зазвонил телефон. Надин посмотрела на Анри, но тот с сожалением поднял свои руки, к которым прилипли земля и овощи, так что трубку пришлось взять ей. Это была Лаура. Она спрашивала о своем муже.
* * *
Надин обнаружила машину Петера Симона где‑то в ста метрах от «У Надин» на небольшой, скорее всего временной, парковке около трансформаторной будки. Было уже почти совсем темно, но дождь прекратился, небо немного прояснилось, и красное зарево лежало над морем и освещало макушки деревьев. Жоли сразу же узнала машину и подумала: «Почему я не видела ее сегодня утром?»
Движение на улице, на которой располагалось заведение «У Надин», было односторонним, и Надин знала, что должна была проезжать мимо этого места, когда утром отправилась к своей матери. Правда, тогда она была растерянна и полностью погружена в свои мысли.
Вечером в кафе тоже было много посетителей, но, несмотря на это, она отлучилась на минутку, чтобы один раз пройти по улице. Анри был на кухне и ничего не заметил.
Надин не могла ничего ответить Лауре на вопрос о местопребывании Петера, так как весь вчерашний вечер отсутствовала – только это она и сказала, после чего как можно скорее передала трубку Анри. Тот прежде всего извинился, что забыл перезвонить, объяснил, что кабачок был переполнен, а Надин, к сожалению, не было, чтобы помочь…
Его жена стояла у него за спиной, рассматривала нож, которым он нарезал овощи, и думала о том, что ее отвращение к нему доводило ее до болезненного состояния. Отвращение к его нытью, его мягкости, его вечной жалости к себе самому…
А потом она впервые услышала, что Петер приходил в кафе прошлым вечером. Анри рассказывал об этом Лауре.
– Он пришел где‑то около… половины седьмого. Здесь было еще не так оживленно. Мы поприветствовали друг друга, но у меня почти не было времени на общение – Надин отсутствовала, а мне надо было приготовить блюда, насколько это было возможно, так как я знал, что у меня позже будет море стресса из‑за обслуживания клиентов… Я сказал: «Боюсь, нам предстоит дождливая неделя», – но это, казалось, его не очень беспокоило. Он сел за столик у окна, заказал себе четвертушку белого вина и маленькую пиццу. Что?.. Ну, мне он показался… может быть, несколько погруженным в свои мысли, довольно молчаливым. А может быть, просто уставшим, что и неудивительно после такой долгой дороги. Но я, собственно, и не мог особо размышлять о нем – как говорится, был слишком перегружен работой.
Затем Лаура, видимо, опять что‑то спросила, а Анри на мгновение призадумался.
– Мне кажется, что он ушел где‑то в промежутке от половины восьмого до восьми. Но точно я сказать не могу. Мы больше не разговаривали друг с другом, а деньги уже лежали отсчитанные возле его тарелки… Ах да, еще я заметил, что он даже эту маленькую пиццу съел только до половины, то есть даже не совсем половину…
Жоли опять замолчал, слушая собеседницу, а потом удивленно спросил:
– Его машина? Нет, она не припаркована около нашего дома, я бы ее увидел. Нет, я не думаю, что она стоит чуть подальше. Сегодня рано утром я проезжал по дороге, так что заметил бы ее. Да почему она должна там стоять? Он вряд ли вчера вечером пошел бы отсюда пешком. – Мужчина вздохнул. – В данный момент я ничего не могу сделать, Лаура, извини. Может быть, завтра… завтра у меня свободный день. Конечно же, я буду держать тебя в курсе. До свидания, Лаура.
Анри положил трубку и обернулся к Надин:
– Нам надо посмотреть, не стоит ли где‑то здесь его машина. У нее немного сдают нервы. Но, может быть, это и неудивительно.
– Почему это неудивительно? – не поняла женщина.
Ее муж на мгновение уставился на нее.
– Да неважно, – сказал он затем. – Все это, в принципе, не наше дело.
Надин переоделась и вымыла руки. Вскоре в кафе нахлынули первые вечерние посетители – и больше в тот день у нее уже не было покоя. Мысли у нее в голове путались, и еще никогда раньше ей так сильно не хотелось побыть одной, чтобы упорядочить их.
А теперь Надин стояла около машины Петера Симона и не могла понять, что же могло произойти.
Она заглянула в салон автомобиля. На заднем сиденье лежали дорожные сумки и дождевик, а на переднем сиденье рядом с водительским – папка для документов. Машина выглядела так, словно владелец лишь на минутку оставил ее и скоро вернется. Но где же он?
Это и был решающий вопрос, на который эта внезапно появившаяся машина не давала никакого ответа.
Надин села на пень на откосе берега и устремила свой взгляд меж деревьев на море.
Было уже почти совсем темно.
Ее охватила полная растерянность.
Комментариев нет