— Доктор Уэст, — обратился к маме один из аспирантов. Неброский пиджак, всклоченная шевелюра, толстые линзы в темной оправе выдают в нем типичного «ботаника». — Вам непременно следует развить высказанную мысль и изложить в статье. Она просто замечательная!
Прежде чем ответить, мама неторопливо отпила глоток вина, изящным движением отбросив с лица непослушные пряди.
— Ах, нет! — В ее голосе появилась волнующая хрипотца, свойственная заядлым курильщикам, хотя мама не выкурила в жизни ни одной сигареты. — Мне едва хватает времени, чтобы поработать над книгой, а за нее, по крайней мере, обещают заплатить. Впрочем, можно ли эти деньги назвать достойным гонораром?!
Снова раздался подобострастный смех.
Вот так всегда! Маму хлебом не корми, дай только пожаловаться на мизерные доходы от изданных университетской типографией книг, сплошь имеющих научную ценность. И это в то время, когда «легкомысленная макулатура для домохозяек», по ее словам, приносит огромные прибыли. В мамином понимании, даже отправляясь на отдых к морю, каждый образованный человек обязан брать с собой полное собрание сочинений Шекспира и в придачу к нему пару томиков эпических стихов, так, на всякий случай…
— И все же, — с неожиданным рвением продолжил Ботаник, — это восхитительная идея! Я мог бы… гм, помочь вам и стать соавтором, если не возражаете.
Мама гордо вскидывает голову, поднимает бокал вина и, сузив глаза, нарочито елейным тоном произносит в наступившей тишине:
— Какое милое предложение! Но дело в том, что я ни с кем не соавторствую, как и не завожу дружеских или иных отношений на кафедре. Видите ли, я чересчур эгоистичная особа.
Даже из своего удачно выбранного укрытия я видела, как Ботаник сконфуженно хватает ртом воздух, стыдливо краснеет и тянется к бутылке вина, пытаясь скрыть замешательство. Какой, однако, простофиля, мелькнула мысль, пока я толкала локтем дверь. Задумал тягаться с мамой, да еще хочет завязать с ней долгие и надежные деловые отношения! С ней такие фокусы не пройдут! В конце концов, мне ли не знать.
Через десять минут я выскользнула в боковую дверь, зажав туфли под мышкой, и села в свой автомобиль. В соседних домах давно утихли голоса, улицы почти обезлюдели, даже в витринах магазинов царила беспросветная мгла, и только в закусочной «У Рэя» всю ночь горят яркие огни. Небольшой ресторанчик с обилием неоновых вывесок и вечно липкими столами — единственное заведение в городе, открытое круглые сутки триста шестьдесят пять дней в году. С тех пор как меня мучает бессонница, я приезжаю сюда, занимаю отдельный столик и провожу ночи напролет, читая книги или готовясь к занятиям. Правда, каждый час до самого рассвета приходится добавлять по доллару чаевых к стоимости сделанного заказа.
Бессонница началась три года назад, когда на моих глазах стал разрушаться брак родителей. Впрочем, стоит ли удивляться: их отношения всегда носили бурный характер. Правда, споры велись большей частью о работе и не переходили на личности.
После магистратуры родители остались в университете, где отцу предложили место ассистента профессора. Тогда же он нашел издателя для своего первого романа «Рог нарвала», в то время как мама, беременная моим старшим братом, пыталась дописать диссертацию. Папина книга имела успех в литературных кругах и вошла в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», ее даже номинировали на Национальную книжную премию, что, без сомнения, послужило толчком к росту папиной карьеры. К моему рождению, а точнее, через четыре года он уже руководил программой поддержки молодых писателей, а мама — по ее словам — «погрязла в море подгузников и сомнений в своих силах и способностях».
Однако когда я достигла детсадовского возраста, она решительно ворвалась в научное сообщество и достигла впечатляющих успехов, читая время от времени лекции студентам. Мама также быстро отыскала издателя для написанной диссертации. Вскоре она стала одним из самых известных профессоров на кафедре, где ей предложили постоянную работу. Недолго думая, мама издала вторую, а потом и третью книгу, снискавшую славу в научных кругах.
Что касается отца, он остался не при делах. Он, конечно, говорил, что гордится мамиными успехами. Даже шуточки отпускал о том, что она стала кормилицей семьи и его спасительницей. Но когда мама заняла престижную, хорошо оплачиваемую профессорскую должность при университете, а папа порвал все связи со своим не столь успешным издателем, отношения между родителями дали трещину.
Ссоры обычно начинались во время ужина: один из родителей делал ехидное замечание, а второй — становился в обиженную позу. Обмен «любезностями» сначала сопровождался грохотом кастрюль, а потом сходил на нет… по крайней мере, до десяти-одиннадцати часов вечера, когда перебранка разгоралась с новой силой. Видимо, родители надеялись, что я уже сплю и не слышу криков. Как только мне стала понятна причина отсрочек скандалов, я решила ночами не спать, оставляла открытой дверь спальни, подолгу не выключала свет, то и дело громко топала в ванную комнату и нарочито шумно возилась в воде. Вначале мой план по устранению семейных конфликтов работал отлично, но потом перестал, и скандалы вновь вошли в наш дом. А поскольку к тому времени организм привык к долгим бессонным ночам, я слышала каждый упрек, каждое резкое слово, брошенное родителями во время перепалки.
Многие мои знакомые пережили развод родителей, и каждый реагировал на него по-своему: у одних он вызывал полное удивление или безмерное разочарование, а некоторые испытывали неподдельное облегчение. Одним словом, эмоции были самыми разными, и порой появлялась необходимость в консультации у психотерапевта, со всей бывшей семьей или ее членами по отдельности. Наша семья и тут стала исключением. Нет, мне не удалось избежать банального момента «присядь-дорогая-мы-сообщим-важную-новость», но остальное разительно отличалось от сцен в других семьях.
Речь держала мама, с невозмутимым лицом восседая за обеденным столом. Папа устало прислонился к кухонной стойке, не зная, куда деть руки.
— Мы с папой разводимся, — объявила мама ровным менторским тоном, которым обычно критиковала работы студентов. — Согласись, это самый лучший выход для всех нас из сложившейся ситуации.
Услышав роковые слова, я сразу и не разобралась толком, что пережила в ту минуту. Нет, не облегчение, не разочарование и даже не удивление. Меня поразило, какой маленькой и беззащитной я вдруг почувствовала себя, сидя с родителями на кухне. Странно, но я казалась себе несмышленым ребенком. Словно сама судьба, насмехаясь надо мной, ждала именно этого злосчастного момента, чтобы утопить в море детских горестей.
Не спорю, на тот момент я была ребенком. Но только внешне. Не то что мой старший брат Холлис.
Это Холлис в младенчестве страдал самыми острыми приступами колик и доводил родителей до изнеможения своей непомерной гиперактивностью (читайте: невыносимыми выходками). Он до сих пор утомляет их, даже находясь на другом континенте. Сейчас Холлис путешествует по Европе в поисках смысла жизни и изредка присылает письма по электронной почте с очередными откровениями о том, чему он собирается посвятить все дни без остатка. Послания обычно заканчиваются просьбой выслать немного денег на достижение очередной «грандиозной цели». С другой стороны, пребывание Холлиса в дальних странах накладывает оттенок богемного очарования на его скитальческую жизнь. Да и родители иной раз бахвалятся перед друзьями, мол, Холлис бродит по Парижу и курит сигары на Эйфелевой башне. Согласитесь, впечатляет гораздо больше, чем: «Наш сын анализирует биржевые котировки»!
Комментариев нет