Спокойно, но на чистейшем английском Инспектор Дхар заговорил со своим возбужденным компаньоном:
– Ну так какой слух обо мне будем распускать сегодня? Может, мне обложить тебя на хинди? Или сегодня больше подходит английский как второй язык?
Сардонический тон Дхара и сами слова больно задели доктора, несмотря на то что такие манеры были торговой маркой персонажа, придуманного доктором Даруваллой и проклинаемого всем Бомбеем. Хотя тайный киносценарист так и пребывал в моральном сомнении относительно своего творения, это сомнение было неразличимо в беззаветной привязанности, которую доктор испытывал к молодому человеку. Публично или приватно, это была демонстрация любви доктора Даруваллы к Дхару.
Но язвительный характер замечаний Дхара, не говоря уже о жалящей интонации, с которой они прозвучали, ранили доктора Даруваллу; и все же он взирал на слегка поношенного красавца‑актера с большой нежностью. Дхар позволил своей усмешке смягчиться до улыбки. Порывисто, что встревожило ближайшего официанта, находящегося в режиме постоянного наблюдения, – это был тот самый бедняга, в чей ежедневный круг обязанностей попала гадящая ворона плюс проблемные супница с половником, – доктор потянулся и схватил руку молодого человека.
На чистом английском доктор Дарувалла прошептал:
– Мне действительно очень жаль – я имею в виду, мне очень жаль тебя, мой дорогой мальчик.
– Напрасно, – шепнул Дхар в ответ.
Его улыбка исчезла, сменившись усмешкой; он освободил свою руку, которую держал доктор.
Скажи ему сейчас! – произнес себе доктор Дарувалла, но не осмелился – он не знал, с чего начать.
Они тихо сидели за чаем с какими‑то сластями, когда к их столу приблизился настоящий полицейский. До этого их – не очень убедительно – опросил дежурный офицер из полицейского участка Тардео, некий инспектор. Инспектор прибыл с командой помощников и констеблей на двух джипах – что, как полагал доктор Дарувалла, едва ли было необходимо для случая смерти гольфиста. Инспектор из Тардео был вкрадчиво‑снисходителен с Дхаром и услужлив с Фаррухом.
– Надеюсь, ви простите меня, доктор, – начал дежурный офицер; его английский был натужлив. – Примите все мои извинения, что отнимаю ваше время, сэр, – обратился он к Дхару, который ответил ему на хинди.
– Ви не осматривать тело, доктор? – спросил полицейский; он настаивал на своем английском.
– Конечно нет, – пожал плечами Дарувалла.
– А ви никогда не трогать тело, сэр? – спросил дежурный офицер знаменитого актера.
– Я никогда его не трогать, – по‑английски ответил Дхар, безупречно сымитировав полицейского, с его акцентом хинди в английском.
Когда дежурный офицер направился к выходу, его тяжелые башмаки слишком громко стучали по каменному полу обеденного зала клуба «Дакворт»; таким образом, уход полицейского вызвал вполне предсказуемое неодобрение со стороны мистера Сетны. Несомненно, старый стюард не принял и то, в каком состоянии находилась форма дежурного офицера; его защитного цвета рубашка была испачкана тхали, который инспектор, должно быть, вкушал за ланчем, щедрая порция дхала выплеснулась на его нагрудный карман, а грязноватый воротник полицейского был покрыт яркими пятнами (очевидно, от оранжево‑желтой куркумы).
Но второй полицейский, который теперь приблизился к их столу в Дамском саду, был не просто инспектор; это был человек более высокого ранга – и заметно более опрятный. Он был, по крайней мере, похож на заместителя комиссара полиции.
Исходя из своих знаний сценариста – поскольку киносценарии для Инспектора Дхара прочно базировались на реальности, если не на эстетической приятности, – Фаррух определил, что они будут иметь дело с заместителем комиссара криминального отдела полицейского управления района Крауфорд‑Маркет.
– И это все из‑за гольфа? – шепнул Инспектор Дхар в ухо доктору, но не так громко, чтобы приближающийся детектив мог его услышать.
Стоит ли так оскорблять людей
В самом последнем фильме про Инспектора Дхара говорилось, что официальная зарплата полицейского инспектора в Бомбее – это всего лишь 2500–3000 рупий в месяц, что равно примерно ста долларам. Для назначения на более доходную должность в сфере расследований тяжелых преступлений инспектор должен был подкупить административного чиновника. За взятку в размере 75–200 тысяч рупий (но, в общем, не более семи тысяч долларов) инспектор может получить должность, приносящую ему в год 300–400 тысяч рупий (обычно не больше 15 тысяч долларов). Одна из тем, затронутых в новом фильме об Инспекторе Дхаре, касалась того, как у инспектора, получающего лишь три тысячи рупий в месяц, могло оказаться на руках 100 тысяч рупий, необходимых для подкупа. Особо лживый и коррумпированный инспектор полиции решает в фильме эту задачу с помощью сутенерства и заодно благодаря сдаче в аренду помещения для борделя евнухов‑трансвеститов на Фолкленд‑роуд.
В кислой улыбке на лице второго полицейского, приближавшегося к столу доктора Даруваллы и Инспектора Дхара, можно было прочесть единодушное возмущение всей полиции Бомбея. Не менее оскорблено было и сообщество городских проституток; у них было еще больше оснований гневаться. Самый последний фильм «Инспектор Дхар и убийца девушек в клетушках» нес, похоже, ответственность за то, что теперь подвергались опасности, в частности, самые низкооплачиваемые проститутки – так называемые девушки в клетушках. Потому что из‑за этого фильма о серийном убийце, который убивает девушек, принимающих клиентов в крошечных комнатушках, и рисует неприлично веселых слонов на их голых животах, появился реальный убийца, подхвативший эту идею. Теперь убивали реальных проституток, разрисовывая им животы на мультяшный манер; эти преступления не были раскрыты. Все шлюхи, занятые своим нелегким трудом в районе красных фонарей, на Фолкленд‑роуд и Грант‑роуд, как и во всех многочисленных борделях бессчетных переулков района Каматипура, выражали реальное желание убить Инспектора Дхара.
Жажда отомстить Дхару была особенно сильна среди проституирующих евнухов‑трансвеститов. В этом фильме именно евнух‑трансвестит оказывается серийным убийцей и рисовальщиком. Это было оскорбительно для евнухов‑трансвеститов, поскольку далеко не все они были проститутками – и ни один из них, насколько известно, не был серийным убийцей. Они являются признанным третьим полом в Индии; их называют «хиджра» – на языке урду это слово мужского рода означает «гермафродит». Но хиджры – это не гермафродиты от рождения; они сами себя лишают мужского начала, следовательно, для них больше подходит слово «евнух». Они также являются служителями культа; поклонники Матери‑богини Бахучара Мата, они обретают право благословлять или проклинать, не будучи ни мужчиной, ни женщиной. Традиционно хиджры зарабатывают себе на жизнь подаянием; они также исполняют песни и танцы на свадьбах и различных праздниках, но – самое главное – они дают свои благословения новорожденным (особенно младенцам мужского пола). И хиджры одеваются как женщины; таким образом, термин «евнух‑трансвестит» наиболее соответствует тому, кем они являются.
Манеры у хиджр ультраженские, но грубоватые; они бесстыдно флиртуют и открывают свои интимные места, что для индианок недопустимо. Помимо кастрации и женского платья, они мало в чем феминизировались; большинство хиджр воздерживаются от применения эстрогенов, а некоторым из них безразлично, есть ли у них на лице волосы, так что нередко их можно увидеть с многодневной щетиной. Подвергнувшись оскорблениям или нападкам либо же столкнувшись с теми индийцами, которых уже соблазнили западные ценности и которые, следовательно, не верят в «священное» право хиджр благословлять и проклинать, хиджры не побоятся подхватить подол своего платья и грубо выставить на обозрение свои изувеченные гениталии.
Комментариев нет