Сын цирка



В голову молодому Фарруху пришла мысль спросить актрису, почему она ненавидит, если хочет оставить своего собственного ребенка здесь, в Бомбее, но он чувствовал, что для этого слишком мало знает о культурных различиях между собой и мисс Роуз. Фаррух пожелал навсегда остаться в неведении относительно разницы между этими киношными людьми и собой. В девятнадцать лет молодые люди горазды на слишком широкие моральные обобщения. Взваливать всю ответственность на остальную часть Соединенных Штатов за поведение бывшей Гермионы Роузен было чуток сурово; тем не менее Фаррух чувствовал, что вычеркивает для себя Соединенные Штаты как будущее место жительства.

Короче говоря, из‑за Вероники Роуз Фаррух испытал физическое недомогание. Конечно, женщине следовало принять некоторую ответственность за ее собственную беременность. И она попрала священную память Фарруха об эксгибиционизме леди Дакворт! Согласно легенде, самораздевания леди Дакворт выглядели элегантно, но почти без искуса. В сознании Фарруха груди леди Дакворт обнажались чисто символически. Но в памяти Фарруха навсегда болезненно запечатлелся вид реально голых Вериных сисек – столько в них было искренне плотского соблазна.

 

Человек с камфорой

 

Неудивительно, что с этими ошметками своего прошлого Фаррух все еще сидел за своим столом в темнеющем Дамском саду клуба «Дакворт». Пока младший доктор Дарувалла вспоминал это прошлое, мистер Сетна поставил перед ним еще один холодный «Кингфишер». Фаррух не притронулся к новому пиву. Выражение лица доктора Даруваллы было таким же отсутствующим, как взгляд смерти, отразившейся в глазах мистера Лала, хотя (как уже было сказано) грифы успели подпортить четкую картину.

В «Большом Королевском цирке», примерно за час до первого вечернего представления, на аллее между палатками артистов появлялся сутулый человек с жаровней; в ней светились раскаленные угли, и по шатрам акробатов и дрессировщиков растекался благовонный дым камфоры. Человек с камфорой останавливался у каждой палатки – удостовериться, что достаточно окурил ее. В дополнение к лечебным свойствам, приписываемым камфоре, ее часто использовали в качестве средства от возбудителей инфекций и при лечении зуда – для цирковых артистов это окуривание имело суеверное значение. Они считали, что вдыхание камфоры защищало их от сглаза и опасностей их профессии – будь то собственное падение или нападение животных.

Увидев, что доктор Дарувалла закрыл глаза, запрокинул голову и глубоко вдохнул воздух Дамского сада, напоенный ароматом цветов, мистер Сетна решил, что это Фаррух с удовольствием ощутил вечерний порыв ветерка, донесший до него запах цветущих бугенвиллей. Но старый парс ошибся. Дарувалла ощущал запах камфоры из жаровни, словно воспоминания о прошлом нуждались в дезинфекции и благословении.

 

 

6

Первый выбывший

 

Разлученные при рождении

 

Что касается Веры, молодой Фаррух не будет очевидцем еще более непрезентабельного поведения этой женщины; он вернется в школу в Вене, когда Вероника Роуз родит близнецов и одного оставит в городе, который она ненавидела, а другого заберет с собой. Это было шокирующее решение, но Фарруха оно не удивило; Вера была женщиной импульсивной, и Фаррух наблюдал за тем, как проходила ее беременность в месяцы муссонов, – он знал, сколь бесчувственной она могла быть порой. В Бомбее муссонные дожди начинаются в середине июня и длятся до сентября. Для большинства бомбейцев дожди несли облегчение от жары, несмотря на закупоренные и переполненные стоки. Только в июле закончились съемки этого ужасного фильма, и все это киношное отребье покинуло Бомбей – увы и ах, оставив в городе бедную Веру до окончания муссонов и на потом.

Она объяснила всем, что остается для «самоанализа». Невиллу Идену было безразлично, остается она или уезжает; он взял Субодха Рая с собой в Италию – макаронная диета, с удовольствием сказал Невилл молодому Фарруху, укрепляет выносливость в тяготах содомии. Гордон Хэтэвей пытался в Лос‑Анджелесе довести до выпуска «Однажды мы поедем в Индию, дорогая»; хотя название фильма поменялось на «Умирающая жена», никакие повороты редактуры не могли изменить саму картину. Каждый день Гордон клял свою семью, которая навязала ему такую упрямую и бездарную племянницу.

Дэнни Миллс просыхал в частном санатории в Лагуна‑Бич, штат Калифорния; санаторий слегка опережал свое время – практиковал интенсивную гимнастику в паре с грейпфруто‑авокадной диетой. Дэнни также судился с компанией лимузинов, потому что продюсер Гарольд Роузен перестал оплачивать так называемые деловые поездки Дэнни. (Когда Дэнни не мог больше ни секунды оставаться в лечебнице, он вызывал лимузин, чтобы его отвезли в Лос‑Анджелес и подождали, пока он не насытится от души обедом, состоящим в основном из говяжьих блюд вдобавок к двум‑трем бутылкам хорошего красного вина, а затем лимузин доставлял его обратно в Лагуна‑Бич, сытого, с языком, по форме и цвету напоминавшим сырую куриную печень. Всякий раз, пребывая на просушке, именно красного вина он жаждал прежде всего остального.) Дэнни писал Вере – поразительные клаустрофобные любовные письма, некоторые из них доходили до двадцати машинописных страниц. Суть этих писем всегда была одинаковой и понятной: что Дэнни «исправится», если Вера выйдет за него замуж.

Между тем Вера строила планы на будущее, предполагающие тесную связь с семьей Дарувалла. Ей предстояло укрыться в семье доктора Лоуджи вплоть до рождения ребенка. Заботы о дородовом состоянии и родах должен был взять на себя давний друг старшего доктора Даруваллы, престарелый и невезучий доктор Тата. Доктору Тате было несвойственно посещать своих пациентов по вызову, однако он согласился на это, учитывая дружбу со всеми Даруваллами и крайнюю возбудимость кинозвезды, которой приписывали ипохондрию. Хорошо, что было именно так, сказала Мехер, поскольку Вероника Роуз вряд ли доверилась бы вывеске со странноватым знаком над входом в клинику доктора Таты, где большими буквами было написано:

ГИНЕКОЛОГИЯ И МАТЕРИНСТВО

ЛУЧШАЯ ЗНАМЕНИТАЯ КЛИНИКА

ДОКТОРА ТАТЫ

 

Это было, конечно, разумно – утаить от Веры, что доктор Тата считал необходимым рекламировать свои услуги как «лучшие» и «знаменитые», поскольку она, несомненно, сделала бы вывод, что доктор Тата страдает от неуверенности в себе. И поэтому доктор Тата часто появлялся в резиденции уважаемого Даруваллы на Ридж‑роуд; поскольку доктор Тата был слишком стар, чтобы безопасно водить машину, его прибытия и убытия, как правило, были отмечены наличием такси у подъезда дома Даруваллы, за исключением одного раза, когда Фаррух видел, как доктор Тата, споткнувшись, выбрался на дорогу с заднего сиденья частного автомобиля. Молодой человек не обратил бы на это особого внимания, если бы за рулем не сидела Промила Рай; рядом с ней на пассажирском кресле был ее якобы безволосый племянник Рахул – тот самый мальчик, чья сексуальная неопределенность так смущала Фарруха.

Тот случай грозил приоткрыть завесу тайны вокруг Веры и ее будущего младенца; но едва доктор Тата оказался на дороге, как Промила и ее малоприятный племянник тут же укатили, и доктор Тата заявил Лоуджи о своей уверенности, что сбил Промилу «со следа». Он сказал ей, что его вызвала Мехер. Мехер же оскорбилась из‑за того, что теперь такая мерзкая женщина, как Промила Рай, может подумать, что у Мехер какие‑то женские проблемы интимного характера. Раздражение Мехер утихло лишь некоторое время спустя после отбытия доктора Таты, и она решила спросить у Лоуджи и Фарруха, каким это образом престарелый доктор оказался в компании Промилы и Рахула. Лоуджи задумался, как если бы этот вопрос только что пришел ему в голову.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *