Специалист

— Ты, Михалыч, зря считаешь меня этаким монстром. Это бизнес, пойми.

Через тридцать минут начальник юридической службы фирмы Семен Натанович Славкин ловко состряпал документ, согласно которому Круглов С. И., водитель-охранник АОЗТ «Хайрамов», отказывается от возмещения ущерба, так как страховой случай произошел не при исполнении служебных обязанностей. Второй документ — доверенность на получение денег по страховке у страхового общества «Надежность».

— На чье имя доверенность, Игорь Михайлович? — спросил маленький, юркий Славкин, человек с внешностью и манерами Березовского.

— Пиши на свое, Сема. Хороший ты юрист! И человек душевный.

Вместо намеченной инспекторской поездки по объектам Сафонов заперся в своем кабинете. Там он напился и наблевал на стол.

Физически Сергею становилось легче. Можно сказать, он возвращался в жизнь с невероятной скоростью. Одной из причин был, действительно, исключительно здоровый организм. Другой — деньги, которые платили врачам Сафонов и отец. Сафонов все более скупо, пока не прекратил вовсе. Отец — не считая. Для выздоровления было все: внимание персонала, лекарства, питание. Не было только покоя. Сквозь ночные приступы головной боли (полностью она не ушла и будет сопутствовать ему теперь до конца жизни) грызла душу одна и та же мысль: теперь уже — НИКОГДА. Никогда он не обнимет Томку, никогда не пойдет с Настей в зоопарк, никогда они втроем не будут завтракать в кухне, бежать по пляжу или собирать грибы. НИКОГДА… От этого бездонного слова сжимались кулаки и темнело в глазах.

Через неделю улетел отец. Дома его ждала молодая жена. Всего на шесть лет старше Сергея. Она стала той стеной, которая разделила отца и сына. Игорь Андреевич недоумевал: Сергей полностью оправдал мать, которая первая (так теперь ему виделось) предала их. И не простил женитьбы отцу. Более того, в Ирине он увидел врага — ни разу за четыре года не приехал погостить. Если звонил иногда по праздникам, а трубку снимала Ира, говорил с подчеркнутой иронической вежливостью. Обращался — «мачеха».

Уезжая, отец пытался оставить денег. Сын не взял. Сказал:

— Я теперь один. Мне много не надо, заработаю. А вот генеральше пригодятся.

Расстались холодно. Зря, это была их последняя встреча, по крайней мере — на земле.

Четвертого июля, в тот самый день когда майора Петрова уволили из МВД, а Профи выписался из больницы, произошло еще одно событие. С самого утра было жарко, душно, на вторую половину дня синоптики неуверенно прогнозировали: «возможны дожди, грозы».

Сотрудники ЛОВД проводили рейд в пригородной электричке Сосновского направления. Наряд в составе старшего сержанта Юрченко, сержанта Гордеева и стажера Ачалова вяло продвигался по поезду в сторону головного вагона. Поезд шел в Питер. На перегоне Орехово-Лемболово, в тамбуре четвертого вагона, стажер (он шел первым) заметил курящего мужика. Нарушение сколь незначительное, столь и традиционное. Ну, стажер, флаг тебе в руки. Ачалов представился и предложил гражданину немедленно потушить сигарету и заплатить штраф за административное правонарушение. Мужик сигаретку без пререканий затушил, а от штрафа попытался отвертеться: нет, мол, денег. Последние на билет потратил. Билет, действительно, вот он. Бдительный стажер поинтересовался документами. Выяснилось, что нет и документов.

Пока происходил этот обычный в таких случаях диалог, двое старших наставников стажера безучастно стояли рядом. Юрченко автоматически разглядывал пассажиров в вагоне сквозь грязноватое стекло тамбура. Гордеев читал непристойный стишок, на стене. Их безучастность в происходящем объяснялась двумя причинами. Первая: эпизод совершенно заурядный, интереса не представляет. Вторая — еще более прозаическая: стажер им мешал. Народишко в электричках разный едет. Тот же курильщик, заяц, поддатый, а это — трешка, пятерка, чирик. Мелочь, но все равно. А бывает и посолидней. А тут посадили на шею этого стажера-вояжера. Кто его знает, что за гусь. Приходится действовать строго по инструкции, теряя при этом почти законный приварок. Премиальные, как говорил Гордеев, всегда при этом похохатывая.

— Вы еще и нетрезвы. Вам придется пройти с нами в отделение на ближайшей станции.

Юрченко слышал за спиной голос стажера. «Давай, давай, салага, — подумал он, — медальку заслужишь». Мужик что-то ответил, но сквозь грохот колес старший сержант не расслышал. В тамбуре шумно: одна половинка двери сломана и не закрывается. Поколение, выбравшее «пепси», громило поезда быстрее, чем их успевали ремонтировать. Вагоны с выбитыми стеклами и разломанными скамьями, заклиненными и перекошенными дверьми стали нормой. Так же, как настенная «живопись», пустые бутылки и брошенные шприцы.

Стажер продолжал свой сольный номер:

— Покажите содержимое сумки, — веско сказал он.

«Нравится он себе сейчас, — подумал Юрченко, — страж закона». Усмехнулся в усы. Восемь лет в ментуре, всяких товарищей по оружию насмотрелся. В молодом стажере он быстро и безошибочно определил типичного представителя той породы, которой более всего нравится власть. Нравится «прессовать»…

Мужик снова негромко ответил, но старший сержант опять не расслышал. Жарко, блин… Будет дождь или нет? Пивка бы сейчас.

Гордеев наконец-то дочитал стишок и перевел взгляд на похабный рисунок. В глазах светится неподдельный интерес. Вот придурок озабоченный. Ачалов тем временем, явно наслаждаясь собой, продолжал:

— Отказываетесь предъявить? Придется пройти с нами. Будем тебя устанавливать.

Да… С салагой хрен пивка попьешь, мрачно решил Юрченко, даже и не заработаешь на пивко.

Выстрел ударил неожиданно. Негромко — смягчил колесный стук и то, что незнакомый мужик стрелял сквозь сумку.

Старший сержант обернулся стремительно. Отброшенный выстрелом стажер сильно толкнул старшего и начал валиться набок. При этом зацепился одеждой за мушку АКСУ и всей своей неслабой массой тянул автомат из рук. Мужик выхватил из сумки пистолет. Медленно-медленно оборачивался к нему Гордеев. Автомат — под рукой, на морде глупая улыбка… Идиот! Юрченко сильно рванул оружие на себя. Затрещала ткань, но высокая мушка «Калашникова» поймалась надежно.

— Лешка! — закричал Юрченко, — Лешка, давай!

До напарника дошло. Лихорадочно он начал вытягивать автомат из-под руки. Незнакомый мужик оценил ситуацию и перевел пистолет на него. Бах! — ударил ПМ резко. Голова Гордеева откинулась назад. Бах! Второй выстрел. Снова в голову. Юрченко еще раз сильно рванул за рукоятку автомата. Ткань стажеровой куртки лопнула, и он, не удержавшись, упал назад. Это его и спасло: пуля прошла над головой.

Мужик уже стоял боком в проеме заклиненной двери. Секунда — и темный силуэт на фоне голубого неба исчез. Старший сержант наконец-то вскинул оружие. Дрожали руки, по лицу тек пот, грохот колес сделался втрое громче…

Сообщение о расстреле наряда милиции в электричке вызвало острейшую реакцию во всех подразделениях, задействованных в расследовании «гремовской бойни». В сообщении фигурировал человек, отлично владеющий оружием. Хладнокровный, жестокий, обученный, сумевший выпрыгнуть из поезда на ходу. Скорость состава в момент, когда старший сержант Юрченко сорвал стоп-кран, составила пятьдесят восемь километров. Так показал самописец в кабине машиниста. Возможно, кстати, что именно экстренная остановка поезда способствовала смерти стажера Ачалова. Резкое торможение привело к дополнительным разрывам тканей печени, поврежденной пулей. Весьма вероятно, что именно тот человек мог быть тем преступником, которого в РУОПе условно обозначили «Черный», а в ФСБ — «Спец». Косвенно об этом же свидетельствовал уцелевший старший сержант: убийца высокий, атлетически сложенный. Подходит! Следы сорок четвертого размера, оставленные в огороде Терехова и в квартире его жены, также принадлежат мужчине ростом 182-188 сантиметров, весом около девяносто килограммов.