Сближение

– Заслуженная награда? – переспросил я. – А говорите как о наказании.

– Это я иронизирую, разумеется. Знаете, Том, когда эта проклятая война только‑только разразилась, я написал серию небольших статеек для газеты. Всем известно, что у меня есть мнение по разным вопросам, в том числе и о войне. Потому эти статьи вышли в виде книги. Когда меня что‑то волнует, то писать – способ выпустить энергию. Я ведь знал, что война надвигается, предвидел ее много лет назад. А теперь вкушаю ужас войны, понимаете, но не то чтобы сопротивляюсь. Ничего не имею против немецкого народа, однако немцы позволили расцвести пышным цветом сразу двум бедам. Ими управляет прусский империализм, а в экономике верховодит Крупп, поставщик вооружения. Крупп и кайзер стоят рядом. Это бесчеловечная система. Нужно занести над нею меч, меч во имя мира. Я не хочу разрушать Германию, лишь изменить так называемые умы, которые сейчас правят страной. Когда война будет выиграна, нужно поставить перед собой цель – нарисовать заново карту Европы, создать своего рода лигу наций, в которой право голоса будут иметь и простые люди.

Я уставился на него с волнением и узнаванием:

– Это было в «Войне против войны».

Берт хмыкнул в знак согласия.

– Я читал эту книгу! Она есть у меня дома! Она произвела на меня сильное впечатление.

– Я уже не так в ней уверен. Теперь, когда видел, что в действительности происходит.

– Но вы не могли написать ту книгу! Ее автор Герберт Джордж Уэллс!

Капитан Уэллс снова кивнул. Я вскочил в изумлении, потом резко сел, поскольку вагон качался, и схватился за край стула.

– То есть вы…

– Прошу, называйте меня и дальше Берт, – сказал этот великий человек. – Полагаю, так будет безопаснее. Как думаете, мы скоро остановимся? Я бы выпил чашечку чая.

4

Весь день поезд медленно пересекал северную Францию. Мы мельком видели сельскохозяйственные угодья, равнинные пейзажи, крестьян, занятых ручным трудом, шпили церквей вдалеке. Единственные деревья, которые попадались, – высокие тополя. Нам с Бертом о многом хотелось поговорить, но мы по очереди поднимались, чтобы посмотреть в окно. Почти ничего не было видно.

В течение дня поезд дважды совершил остановку, мы испытывали при этом тихое облегчение, зато соседние вагоны приветствовали стоянку громкими одобрительными криками. Оба раза всем предложили горячее, и мы с Бертом участвовали в раздаче наравне с военными, скорее получая удовольствие от добродушной схватки, кому достанется чашка чая, плошка супа больше и кусок мяса посочнее. Несмотря на невыносимую сутолоку в поезде, всем удавалось сохранять хорошее настроение. Да, приходилось поработать локтями, чтобы добраться до уборных или получить добавку, но постоянно ощущался дух товарищества, что мне показалось обнадеживающим.

Ефрейтор ждал нас оба раза, когда мы спускались, бесконечно вежливый, он стремился выполнить любое наше требование. На первой же остановке у нас чудесным образом появилась горячая вода, крем для бритья, мыло и чистые полотенца. Нам с Бертом было неудобно, что мы едем вдвоем в таком просторном вагоне, да еще и наши насущные потребности удовлетворяются. Я понимал, в каких стесненных обстоятельствах путешествуют все остальные, и мне было неловко просить что‑то еще.

Тем временем я испытывал благоговение перед своим прославленным попутчиком и наслаждался беседой, которая продолжалась бóльшую часть поездки.

Второй раз, ближе к вечеру, поезд остановился на маленькой сельской станции, безымянной и непримечательной. Мы вышли из вагона, как обычно, нас приветствовал ефрейтор, и мы оба услышали громовой грохот, который приглушенно, но постоянно раздавался в отдалении.

Берт помрачнел:

– Уже близко.

Мое сердце замерло.

– К вечеру доберемся, – сказал я.

– Одно приятно. По крайней мере сейчас не идет дождь и, по‑видимому, не шел уже какое‑то время. Грязнее не будет. Скоро вы узнаете все, что можно узнать о грязи. Как и эти юноши, увы.

Те уже роем двигались по деревянной платформе к полевой кухне. Вокруг нее поднимался пар, и в холодном воздухе мы учуяли утешительный запах жареного бекона. Мы подошли туда же, заняли свое место в более короткой из двух очередей и ждали своей порции.

Отдаленный грохот артиллерии не стихал, но теперь, отойдя подальше от поезда, я слышал и пение птиц. В поле рядом с палаткой двое крестьян медленно разговаривали по‑французски.

Взяв багеты с двумя жирными ломтями бекона, мы вернулись обратно и заняли свой приватный вагон.

Теперь, когда я узнал, кто на самом деле мой попутчик, все сложнее и сложнее было воспринимать его как «Берта». По мере того как росла моя уверенность, я попытался убедить его в этом – мне было сказано, что он смутился, когда мы представлялись друг другу. В кругу семьи и близких друзей все зовут его Берти, но это имя не слишком уместно, когда мы так близко к линии фронта. Я ответил, что рад был бы обращаться к нему как к Г. Д., ведь именно под таким именем его знала публика. Он ответил, что откликается и на такой вариант, и, казалось, это его позабавило.

Но как бы мы друг к другу ни обращались, провести день один на один в компании с величайшим провидцем и мыслителем нашего времени казалось мне бесценной привилегией. Сам Г. Д. был человеком скромным, постоянно пытался принизить свои заслуги, но в то же время уверенным в правоте собственных суждений. Он то и дело начинал в занимательном ключе разглагольствовать, выступая против того, что считал «силами тупости»: власть имущих или тех, кто недооценивал дух исканий у простых людей. Голубые, как колокольчики, глаза моего собеседника загорались от увлеченности, веселья или злобы, он выразительно размахивал руками, и проигнорировать его уже не представлялось возможным. Его переполняли идеи и суждения, и у него был готов гениальный ответ или предложение касательно практически любой проблемы, о которой я заводил речь.

Затем он внезапно замолкал, извинялся за то, что полностью перехватил инициативу в разговоре, и задавал мне какие‑то обезоруживающие вопросы обо мне самом.

Он оказался одним из немногих людей из числа моих знакомых, с кем я рад был обсудить принципы и приемы магии. Старая привычка хранить секреты все еще не выпускала меня из своих цепких лап, но я не видел ничего плохого в том, чтобы научить его паре простых трюков. Я показал, как спрятать в ладони игральную карту, как сделать, чтобы карта оказалась у кого‑то другого, как заставить сигарету раздвоиться или исчезнуть. Все это вызывало у Г. Д. почти детский восторг. Несколько минут мы развлекались с вещицами из моего реквизита, вызвав явный интерес у начальника поезда, который молча сидел в углу со своими флажками, приглаживая усы и наблюдая за нами серьезным взглядом.