Сближение

– Расскажи, что случилось в Лондоне.

– Десятого мая в середине дня нечто необъяснимое произошло на юго‑западе района Майда‑Вейл. Основной удар пришелся на Бэйсуотер. Это была не бомба, но что‑то равное по силе воздействия. Сейчас мы не считаем, что террористы использовали ядерное оружие, так как уровень радиации слишком мал, да и характер повреждений другой. Но все равно урон слишком велик для обычного оружия. А вот что конкретно было использовано, мы до сих пор не знаем.

– Сколько жертв? – спросил он, придя в ужас от новости.

– Свыше ста тысяч. Как минимум. Окончательная цифра может оказаться выше раза в два, а то и больше. Своеобразный «эффект Хиросимы»: люди не просто погибли, но и записи о них были уничтожены, и умерли почти все, кто их знал. Все уничтожено, аннигилировано – пресса полюбила это слово. Аннигилировано. Останков нет, поэтому приходится искать родственников или людей, чьи друзья проживали в эпицентре. По последним подсчетам, погибли более ста двадцати тысяч человек. Они числятся «пропавшими без вести» и пока не объявлены умершими. Мы подозреваем, эти цифры – лишь верхушка айсберга.

– Я не понимаю, как мы умудрились не услышать об атаке.

Сейчас это казалось невероятным, но пока шли долгие недели в полевом госпитале, персонал поддерживал контакты с внешним миром лишь с помощью вертолетов «Врачей без границ», которые изредка доставляли продовольствие и медикаменты. Опасаясь огня с земли, они прилетали только по ночам и никогда не садились. Лекарства, медикаменты, продукты питания и воду сбрасывали или спускали вниз, а потом вертолеты снова взмывали в воздух.

Разумеется, Тарент сразу начал лихорадочно вспоминать, кто из знакомых мог находиться в тот момент в западном Лондоне.

– Я был в Лондоне два дня назад. – Он рассказал Фло, что видел из машины, и она подтвердила, что он, скорее всего, проезжал мимо района поражения: Бэйсуотер‑роуд, бóльшая часть Ноттинг‑Хилл, территория вплоть до Уэйст‑Килберна на севере и Майда‑Вейл на востоке. – Потом меня отвезли на квартиру, куда‑то в Ислингтон. Но там я видел только последствия урагана.

– Взрыв был четко локализованным. Снаряд собрали так, что наши взрывотехники не могут даже понять, как такое возможно, не говоря уже о том, чтобы объяснить.

– В смысле локализованным?

– Зона поражения имела четкие границы. В форме треугольника. – Она пристально посмотрела на него, ожидая реакции. – Равнобедренного прямоугольного треугольника, не выровненного по сторонам света.

Тарент прикрыл глаза, вспоминая злополучный день в Анатолии.

– То же самое случилось с твоей женой, да?

– Но почему треугольник?

– Мы не знаем.

– Ровный?

– А воронка, которую ты видел, была ровной?

– А что внутри треугольника?

– Ничего. Все разрушено. Аннигилировано.

– Кто, черт побери, мог такое сотворить?

– Этого мы тоже не знаем.

– Ты же сказала, что виновных поймали.

– Мы так и не выяснили, на кого они работали, но есть новые разведданные, которые мы изучаем. Наша главная задача – разработать оборонительную стратегию. Мы не можем позволить, чтобы такое случилось снова. Все меры безопасности продлятся еще в течение месяца на самом высоком уровне боеготовности, поэтому западный Лондон фактически оцеплен. Сейчас необходимо принять хотя бы какие‑нибудь меры предосторожности на случай еще одной атаки. Вот ответ на вопрос, чем я буду заниматься в Халле.

Фло перестала одеваться. Она присела на краешек кровати рядом с Тарентом и положила руку ему на колено.

– Мне побыть с тобой немного?

– Да, пожалуйста.

Он прошел в отгороженную кабинку и воспользовался туалетом, потом принял душ, а когда вернулся в комнату, Фло уже полностью оделась. Она сидела на кровати, на коленях у нее лежал толстый пуховик. Тарент присел рядом. Новость ошарашила его. Сейчас он испытывал, пусть и в меньшей мере, то, что пережила вся страна, да и весь мир. А когда произошла атака, люди чувствовали не только шок, но и скорбь о тех, кто погиб, страх, что это может произойти снова, гнев, обиду, тревогу… Он хотя бы знал, что спустя такое долгое время второй атаки не случилось. По крайней мере пока. Ну, или такой же крупной.

Тарент вспомнил странную картину, которую мельком увидел, когда машина замедлилась и агенты с тревогой обсуждали надвигающийся шторм. Тибор тогда не понимал, на что смотрит, поэтому за те две‑три секунды запомнил лишь впечатление: чернота, никаких руин, все стерто с лица земли.

Всякий раз, когда происходит крупный теракт, те, кого он не затронул напрямую, воспринимают новость тихо: они узнают о случившемся из бесконечных телерепортажей, из Интернета, хранят свои мысли при себе, но им кажется, будто они тоже в какой‑то мере причастны – видят волнение на улицах, страшатся будущего, испытывают смесь вины и облегчения, что это произошло не с ними, и постоянно размышляют о том, что же в действительности случилось. Они слушают рассказы свидетелей, выживших, затем доходит очередь до экспертов, политиков, «говорящих голов» и тех, кто протестует против политики правительства. Все вроде как анализируют, описывают, но произошедшее остается необъяснимым. А вот спустя четыре месяца все иначе: само событие очевидно, известно, в некоторой мере даже понятно, но его окружает новая загадка. Прошло не так много времени, но даже нечто настолько жуткое уже уходит в историю, исчезает в коллективной памяти.

Наконец Фло встала со словами:

– Мне пора.

Он понимал, что она не может остаться, но Тибору не хотелось быть в одиночестве. Уже давным‑давно перевалило за полночь. Фло добавила:

– Ты решил по поводу завтра? Поедешь со мной в Халл? Мне нужно знать.

– Я поеду отчитываться о произошедшем, – ответил Тарент. Ему не нравилась идея стать сексуальной игрушкой, торчать в номере отеля, пока она общается с начальниками штабов, солдатами и принцами. – Я хочу как можно быстрее попасть домой. А тебе нужно руководить страной.

Она никак не отреагировала.

– Между Фермой Уорна и территорией АМП постоянно курсирует вертолет. Если процедура пойдет в обычном формате, как это происходит в УЗД, когда кто‑то из дипломатов возвращается из‑за границы, то она не займет больше пары дней. А мне придется пробыть в Халле как минимум четыре дня. Хочешь попытаться? Мне хочется, чтобы ты приехал.

– Хорошо, – сказал он, но в голове Тибора роилось слишком много мыслей. Связь с Фло ничего не изменила в его жизни, разве что на миг и временно. Внезапно все закончилось, а ему не хотелось, чтобы она уходила.

К скорби по Мелани прибавилось ощущение вины из‑за того, что он оказался в постели с этой женщиной. Он впервые изменил жене, так, по крайней мере, сейчас себя чувствовал. Несмотря на это Таренту все равно хотелось остаться с Фло. У него больше никого не было, а она его хотела. По ее словам. Дальнейшая жизнь без нее станет пустой и бесцельной. Тарента охватило непреодолимое и одновременно иррациональное желание удержать ее, хотя бы отсрочить момент, когда она выйдет из комнаты. Тибор не испытывал ничего подобного много лет: подростковую влюбленность, увлечение хорошенькой девушкой, которая заявила, что он ей нравится.