Полиция

Антон слышал, как он возбужденно бормотал последние слова себе под нос, быстрыми шагами удаляясь по коридору.

Глава 10

Увидев лицо женщины, Катрина сначала подумала, что ошиблась дверью, что старушка с седыми волосами и ввалившимися щеками не может быть Ирьей Якобсен.

– Что вам нужно? – спросила она, подозрительно оглядывая визитеров.

– Это я вам звонила, – сказала Беата. – Мы хотим поговорить о Валентине.

Женщина захлопнула дверь.

Беата немного подождала, пока звук шагов женщины не стих внутри квартиры, а потом нажала на ручку двери и открыла ее.

На крючках в коридоре висела одежда и пластиковые пакеты. Всегда эти пакеты. Почему у наркоманов всегда полно пластиковых пакетов? Почему они упорствуют в том, чтобы все их пожитки складировались, хранились и перевозились в самой хрупкой и ненадежной упаковке? Почему они крадут мопеды, вешалки и чайные сервизы, что угодно, только не чемоданы и не сумки?

В квартире было грязно, но все же не так, как в большинстве наркоманских притонов, которые видела Катрина. Возможно, хозяйка дома, Ирья, установила определенные границы и следила за своей квартирой. Катрина исходила из того, что Ирья живет одна. Она проследовала в гостиную вслед за Беатой. На старом, но целом диване лежал мужчина и спал. Наверняка под кайфом. Пахло потом, куревом, деревом, пропитанным пивом, и еще чем‑то сладковатым, что Катрина не могла да и не хотела определять. Вдоль стены стояли непременные атрибуты притона в виде украденных вещей, таких как стопки детских досок для серфинга. Каждая из них была упакована в прозрачный пластик, на всех была изображена акула с открытой пастью, а на конце нарисованы черные следы от ее укусов, как будто акула откусила кусочек доски. Одному богу известно, как они собирались продавать все это.

Беата и Катрина прошли дальше в кухню, где Ирья, сидя за маленьким столиком, крутила самокрутку. Стол был покрыт маленькой скатертью, а на подоконнике стояла сахарница, из которой торчали искусственные цветы.

Катрина и Беата уселись напротив нее.

– Они ездят не переставая, – сказала Ирья, кивнув на оживленную улицу Уэланн за окном. Голос ее обладал скрипучей хрипотцой, как и ожидала Катрина, увидев квартиру и лицо старушки тридцати с небольшим лет. – Ездят и ездят. Куда они все едут?

– Домой, – предположила Беата. – Или из дома.

Ирья пожала плечами.

– Вы ведь тоже не дома, – сказала Катрина. – Адрес в Регистре населения…

– Я продала свой дом, – ответила Ирья. – Он достался мне по наследству. Он был слишком большим. Слишком…

Она высунула сухой белый язык и провела им по бумаге для самокруток, а тем временем Катрина про себя закончила за нее: «Слишком велико было искушение продать его, потому что социального пособия уже не хватало на наркотики».

– Слишком много плохих воспоминаний, – закончила Ирья.

– Каких воспоминаний? – спросила Беата, и Катрина поежилась.

Беата была криминалистом, а не специалистом по ведению допросов, и сейчас она задала слишком всеобъемлющий вопрос, попросила рассказать обо всей жизненной трагедии. А никто не умеет рассказывать так основательно и долго, как наркоман, испытывающий сострадание к самому себе.

– О Валентине.

Катрина выпрямилась. Возможно, Беата все‑таки знает, что делает.

– Что он сделал?

Ирья снова пожала плечами:

– Он снимал квартиру в цокольном этаже. Он… был там.

– Был там?

– Вы не знаете Валентина. Он другой. Он… – Она постукивала по самокрутке, не прикуривая. – Он…

Постукивала и постукивала.

– Он был сумасшедшим? – предположила Катрина нетерпеливо.

– Нет! – Ирья яростно отбросила зажигалку.

Катрина выругалась про себя. Теперь она повела себя как любитель, задав наводящий вопрос, оборвавший поток информации, которую они могли бы получить.

– Все говорят, что Валентин был сумасшедшим! Он не такой! Просто он делает что‑то… – Она посмотрела в окно на улицу. Голос ее стал тише. – Он делает что‑то с воздухом. Люди его боятся.

– Он бил вас? – спросила Беата.

Еще один наводящий вопрос. Катрина попробовала поймать взгляд Беаты.

– Нет, – ответила Ирья. – Он не бил. Он душил меня, если я ему перечила. Он был таким сильным, мог взять меня за горло одной рукой, сжать ее и держать так, пока все не начинало кружиться у меня перед глазами. Эту руку невозможно было разжать.

Катрина подумала, что улыбка, расползшаяся по лицу Ирьи, чем‑то сродни черному юмору. Пока Ирья не продолжила:

– Но самое странное, что я от этого тащилась. И возбуждалась.

Лицо Катрины исказилось непроизвольной гримасой. Она читала, что недостаток кислорода в мозге способен оказывать на некоторых такое воздействие, но чтобы по отношению к насильнику?..

– А потом вы занимались сексом? – спросила Беата.

Она наклонилась и подняла с пола зажигалку, зажгла огонь и протянула Ирье. Ирья спешно зажала самокрутку губами, втянула в себя непослушное пламя, выпустила облако дыма, откинулась на стуле и словно сложилась, как будто тело ее было мешком с вакуумом, в котором сигарета только что прожгла дыру.

– Он не всегда хотел трахаться, – сказала Ирья. – Тогда он уходил. А я сидела и ждала, надеялась, что он скоро вернется.

Катрине пришлось собраться, чтобы не фыркнуть или каким‑либо другим способом не выдать своего презрения.

– А что он делал, когда уходил?

– Не знаю. Он ничего не рассказывал, а я… – Она снова пожала плечами.

«Пожатие плечами – это ее отношение к жизни, – подумала Катрина. – Смирение в качестве болеутоляющего».

– Я не хотела знать, наверное.

Беата кашлянула:

– Вы предоставили ему алиби на те два вечера, когда были убиты девочки. Маридален и…

– Да‑да, тра‑ля‑ля, – прервала ее Ирья.

– Но в те вечера он не был с вами дома, как вы показали на допросах, так ведь?

– Я, мать твою, уже не помню. У меня был приказ.

– Какой именно?

– Валентин сказал то же самое той ночью, когда мы впервые были вместе… ну, знаете. Что полиция будет задавать мне подобные вопросы каждый раз, как произойдет изнасилование, просто потому, что его подозревали в совершении преступления, за которое не смогли осудить. И что, если у него не будет алиби в новом деле, они постараются осудить его независимо от того, виновен он или нет. Он сказал, что полицейские обычно так поступают с людьми, которые, по их мнению, избежали наказания по другим делам. Поэтому я должна была клятвенно заверить полицию, что он был дома, про какое бы время меня ни спросили. Это избавит нас обоих от многих бед и от потерянного времени, вот что он сказал. Makes sense, подумала я.

– И вы действительно верили, что он был неповинен во всех тех изнасилованиях? – спросила Катрина. – Хотя знали, что он насиловал и раньше.

– Да не знала я, мать твою! – прокричала Ирья, и из гостиной раздалось тихое похрюкивание. – Ничего я не знала!