– Вместо целей академических? – немецкий акцент Хайнриха зазвучал более явственно, а это значило, что он вышел из состояния душевного равновесия.
– Вместо объективного подхода. Наша единственная цель – как людей науки – состоит в том, чтобы найти вещественные доказательства прошлых событий, вместо того чтобы опираться на древние предания. Мы должны выяснить все.
Хайнрих тщательно смахивал щеткой песок с маленькой бедренной кости.
– Выходит, вы не верите в Бога? Или в Христа?
Эрин внимательно всматривалась в неровную поверхность кости. Нет, новых повреждений на ней не было.
– Я верю в то, что Христос был человеком. Что он увлек за собой миллионы. Верю ли я в то, что он превращал воду в вино? Для этого мне нужны доказательства.
Она мысленно вернулась к своему первому причастию, когда еще верила в чудеса; верила, что и вправду пьет кровь Христа. Ей казалось, что с тех пор прошло уже много столетий.
– Ну а сейчас вы здесь, – Хайнрих обвел рукой вокруг места, на котором они стояли. – Исследуете библейское сказание.
– Я исследую историческое событие, – поправила его Эрин. – И я здесь, в Кесарии, а не в Вифлееме, как описывает это Библия, потому что я нашла свидетельства, которые привели меня сюда. Я здесь из‑за фактов. Но не из‑за веры.
К этому моменту Хайнрих уже очистил нижнюю часть скелета. Они оба работали сейчас быстрее, чем обычно, боясь, что последующие земные толчки могут произойти в любую минуту.
– Повествование, написанное на глиняном горшке, изготовленном в первом веке, привело нас сюда, – сказала она. – Но не Библия.
После многих месяцев копания в глиняных черепках в Рокфеллеровском музее в Иерусалиме Эрин обнаружила непонятно кем подписанный разбитый кувшин, на котором упоминалось массовое захоронение детей в Кесарии. Этого было достаточно для получения гранта, благодаря которому они все оказались здесь.
– Так, значит, вы пытаетесь… разоблачить Библию? – В его голосе ясно слышалось разочарование.
– Я пытаюсь выяснить, что произошло здесь. А это, что весьма вероятно, никак не связано с тем, о чем повествует Библия.
– Значит, вы не верите, что Библия святая? – Прекратив работу, Хайнрих пристально уставился на нее.
– Склонность к обожествлению и Библия – это не одно и то же. И это, первое, присутствует в каждом мужчине, женщине и ребенке. И возникает оно не в церкви, не вылетает изо рта преподобного отца.
– Но…
– Мне нужны щетки.
Эрин выбралась из котлована, подавляя закипающий в ней гнев, который она хотела скрыть от своего студента.
Она не прошла еще половины пути до палатки с инструментами и материалами, как услышала звук мотора вертолета. Подняв голову и приложив ладонь ребром ко лбу, Эрин стала искать вертолет в небе.
Большая винтокрылая машина, выкрашенная в цвет хаки, летела с большой скоростью и на малой высоте; на хвосте был выведен номер S‑92. Что ему здесь надо? Эрин пристально наблюдала за вертолетом. Поднятый винтами вихрь наверняка снова наметет песок на откопанный скелет.
Она повернулась назад, чтобы попросить Хайнриха накрыть кости.
Прежде чем Эрин открыла рот, оставленный без присмотра жеребец арабской породы, необъезженный и белоснежный, как сказочный конь, выбежав из стойла, стрелой понесся по полю. На всем скаку он не увидел бы котлована. Понимая, что ей не успеть отогнать коня от Хайнриха, Эрин все‑таки бросилась к нему.
Хайнрих, должно быть, услышал или почувствовал топот копыт. Он выпрямил спину и встал как раз в тот момент, когда жеребец был уже у края котлована, и этим еще больше напугал встревоженное животное. Конь, встав на дыбы, ударил Хайнриха в лоб копытом.
Вертолет за ее спиной, опустившись на землю, выключал двигатель.
Жеребец, пятясь от шума, приблизился к краю котлована.
Эрин обошла вокруг коня.
– Ну, успокойся, мальчик, – ее голос звучал спокойно и ласково. – Никто не собирается тебя обижать.
Жеребец уставился на нее огромным черным глазом. Его грудная клетка часто раздувалась и опадала, дрожащий торс лоснился от пота, с губ свисала пена. Ей надо было успокоить его и отвести подальше от котлована, в котором лежал недвижный Хайнрих.
Не прекращая успокаивать жеребца ласковыми словами, она встала между ним и краем котлована. После этого, вытянув руку, погладила его по крутой шее. Жеребец вздрогнул, но остался стоять на месте. Эрин чувствовала знакомый запах лошади. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Лошадь сделала то же самое.
Надеясь, что конь последует за нею, она отошла в сторону, подальше от Хайнриха. Ей надо отвести его в какое‑то более спокойное место, чтобы он снова не напугался.
Жеребец, ноги которого тряслись, сделал шаг.
К ней подбегал Нейт, а за ним – Эмми и Джулия.
Эрин взмахом руки велела им остановиться.
– Нейт, – произнесла она нараспев. – Не разрешайте никому приближаться, пока я не уведу жеребца подальше от Хайнриха.
Нейт застыл на месте. Его спутницы сделали то же самое.
Конь тяжело дышал, вскидывая мокрую от пота холку. Эрин, запустив пальцы в серую гриву, отвела жеребца на несколько шагов от котлована. После этого она кивнула Нейту.
Внезапно ее внимание отвлек крик, раздавшийся за ее плечом: какой‑то маленький человек в балахоне стремительно несся к ним по песку. Этот человек – без сомнения, конюх, – запыхавшись, приблизился к ним, набросил поводок на шею коня и забормотал что‑то непонятное, показывая рукой туда, где стоял приземлившийся вертолет. Эрин все поняла. Конь не любил вертолеты. Она и сама их не жаловала. Женщина потрепала его по холке, как бы прощаясь с ним. Конюх повел жеребца к стойлу.
Эмми и Джулия уже спустились в котлован и стояли возле Хайнриха. Джулия положила руку ему на лоб. Половина лица юноши была в крови. Джулия что‑то тихонько говорила Хайнриху по‑немецки, но он не отвечал. Эрин облегченно вздохнула: по крайней мере, раненый дышал.
Спустившись в котлован, Эрин встала рядом с девушками, осторожно отвела руку Джулии и ощупала его голову. Большая потеря крови, но череп, кажется, цел. Она оторвала кусок от своей банданы и приложила его к ране. Конечно, такой тампон был отнюдь не стерильным, но ничем другим она не располагала. Ее ладонь почувствовала теплую кровь.
Хайнрих застонал и приоткрыл свои серые глаза.
– Это жертвоприношение. На месте, где покоятся расколотые черепа.
Эрин в ответ чуть заметно улыбнулась. Уже два черепа раскололись в этот период ее выезда на раскопки…
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
Хайнрих что‑то невнятно пробормотал по‑немецки, с трудом шевеля побелевшими губами. Его глаза, не в силах смотреть на что‑либо, закатились. Она должна показать его врачу.
– Доктор Грейнджер? – произнес за ее спиной голос с заметным израильским акцентом. – Прошу вас, немедленно встаньте.
Комментариев нет