— Да уж — по старшинству. Зря, что ли, столько времени вас ждали?
— Вот слово «старшинство» мне явно не нравится. Посему, принимая во внимание давность нашего знакомства, не очень значительную разницу в возрасте, а также тот факт, что с некоторыми из присутствующих — включая гостеприимных хозяев — мы уже давно на «ты», предлагаю распространить данное правило на всех. Пусть это станет нашим коллективным брудершафтом (кстати, тоже немецкое словцо). Цум воль, либэ лёйтэ! Будьте здоровы, дорогие мои!..
После второго тоста — за присутствующих дам — Саныч вновь оглядел «сотрапезников»:
— Ну и? Может, хватит обжираловкой заниматься? Кто первым готов поделиться с бывшим учителем своими жизненными достижениями?
— Видите ли… Ах, да, пардон! Видишь ли, учитель, — ответил за всех Вася Громов, — мы, в принципе, уже почти всё друг о друге знаем. Во-первых, потому что иногда всё-таки пересекаемся по жизни, а во-вторых, за то время, что ждали тебя сегодня, успели наговориться до донышка. Ты же у нас нынче — человек «импортный», можно сказать, с неизвестной, обновлённой биографией… Слухами, опять-таки, земля полнится всякими. Так что логичнее было бы тебе поведать нам всем о себе, чем кому-то из нас свою среднестатистическую жизню обмусоливать.
— Здрасти…
— А что? Вася прав. Рассказали бы о своём житье-бытье в Европах! Это правда всем интересно. А то о вас действительно никто ничего толком не знает…
— На самом деле, ребята, в Европе не так много интересного. Нет, правда, это не кокетство! Там нет абсолютно ничего такого, чего бы не было в Питере. Самым сильным потрясением для меня, например, стало посещение Версаля. Я уж не знаю, кто и что брал за образец, но Версаль тянет в лучшем случае на роль средненькой пародии на наш Петергоф. Серьёзно! Про Германию — просто молчу. Вы хоть раз слышали об экскурсионных поездках, например, в Берлин? Лондон, Париж — да, Берлин — нет. Почему? Да там после войны смотреть практически нечего. Всех достопримечательностей: рейхстаг, который постигла судьба «Авроры» — после реставрации от него осталось одно название; четыре-пять музеев — для питерского глаза скучноватых; «Аквариум»… И всё, пожалуй. Ну, русских обязательно ещё в Трептов тянет, по старой памяти. Дрезденская галерея, Кёльнский собор — больше в Германии делать нечего.
— А как же хвалёная немецкая культура, образование? Сейчас считается престижным отправлять туда детей на учёбу…
— Ага. Только когда я говорю немцам, что в Питере больше трёхсот театров, они мне не просто не верят, а обижаются, причём на полном серьёзе, считая, что я держу их за идиотов. На весь Берлин им хватает нескольких театров, одной филармонии и двух опер. При этом одну из них уже который год пытаются закрыть — не могут решить только, какую именно. Образовательная сфера — отдельная песня. Сколько университетов в Питере? А в Берлине — всего три! И то считается, что один лишний. Среди присутствующих есть кто-нибудь, кто не знает, как зовут канцлера Германии? А из пяти немецких школьников только один может назвать это имя. И чтобы уж закрыть тему окончательно — общедоступная информация, почему-то совершенно неизвестная здесь. В Германии больше четырёх миллионов человек — иначе говоря, почти двадцатая часть населения — неграмотны, то есть не умеют ни читать, ни писать. Угу…
— Всё это очень интересно, конечно. Только непонятно, что же ты-то тогда там, а не тут? Или тебе нравится ощущать себя эдаким Миклухо-Маклаем среди европейских аборигенов? — ухмыльнулся Громов.
— Вопрос действительно большой и интересный, хотя не очень корректно сформулирован. Основная беда сегодняшней Германии как раз в том и заключается, что «аборигенов» — то есть настоящих, коренных и хорошо образованных немцев — с каждым годом становится всё меньше. Немецкие женщины не хотят рожать — как правило, из экономических и карьерных соображений. А пришлые восточные мужчины — с перцем в крови — наоборот: не очень любят работать и учиться, зато стабильно и добросовестно заполняют демографическую брешь, пропорционально этому увеличивая финансовую. У них в некоторых семьях по десять-двенадцать детей — и все сидят на социале! Так что, как это ни парадоксально, но на мой «иностранный» взгляд, именно в неправильной политике в отношении иностранцев, с одной стороны, и вынужденной послевоенной американизации — с другой, причина кризиса и постепенного угасания по-настоящему великой немецкой культуры. Что же до меня конкретно, Вася, то в Германии я отдыхаю — пока, по крайней мере, — от вонючих неработающих лифтов и государственного бандитизма и беззакония на всех уровнях. Там я знаю, что меня не выкинут на улицу и не позволят умереть с голоду — ни в какой ситуации. Кроме того, за границей жить не только спокойнее и комфортнее, но уже и дешевле, чем здесь.
— Шутить изволите?
— Ничуть! Вот, кстати, вопрос, на который не могу найти ответа: как наш народ умудряется, получая в десять-двадцать раз меньше, платить за всё в три-пять-десять раз дороже? Кто-нибудь из присутствующих может объяснить сей экономический феномен?
— «Всё» — понятие растяжимое. Конкретизируйте, по возможности.
— В том-то и дело, что конкретнее не получится! От картошки и обуви до машин и недвижимости! Не говоря уже о том, что во всём мире продают квартиры, и только в России, почему-то — квадратные метры! Я просто выпадаю в осадок, когда выясняется к тому же, что пресловутый метровый квадрат не самого чистого бетона стоит сколько-то тысяч долларов! И что это за «элитное жильё», состоящее из голых стен и дырки для сортира? У меня приятель полгода назад за шестьдесят тысяч евро купил в Гамбурге трёхкомнатную квартиру — причём не из самых дешёвых — площадью в сто с лишним квадратных метров, в которую въезжаешь без унитаза под мышкой, потому что он там уже стоит и скучает…
— Приятель — приятелем, а мы тут слышали, что у тебя там чуть ли не свой салон магических услуг и эзотерических исследований…
— «Вы тут слышали», — перебил Саныч, молниеносно и заметно посуровев. — Хорошая формулировочка. По радио слышали, или по телевизору, в программе «Время»?
Он бросил многозначительный взгляд на Наташу.
— Конечно, — улыбнулась та, — „чуть что — сразу Косой“! Я только подтвердила…
— Это правда, Саныч, — не дал ей договорить Светловидов. — Но неужели немцы готовы платить за приворотные зелья? И их защитники животных закрывают глаза на высушенные лапки лягушек и отрубленные кошачьи хвосты?
— Не обращайте внимания, — мрачно прокомментировал Круглов. — Это он пожелал нам всем приятного аппетита. Со свойственным ему ослоумием…
Пётр Ильич положил нож и вилку, медленно, сверкнув бриллиантом, вытер губы салфеткой и встал из-за стола. Металл в его голосе слегка контрастировал с томной грустью во взоре.
Комментариев нет