— Да уж, представляю. Результаты-то когда объявят?
— Так там ещё два потока досдают, так что — две недели, минимум, ждать придётся. Только, смотри, не проговорись! Ты-то что делать думаешь? Последние каникулы, как-никак, через год — твой черёд потеть.
— Что будет через год — посмотрим…
* * *
Катерина Пахомовна вышла из поликлиники в начале седьмого вечера и медленно направилась по 3-й линии в противоположную сторону — к Малому проспекту. Сегодня она снова могла не спешить: детей опять не было дома. С Лизонькой, которая училась на вечернем в Первом медицинском, они расстались всего два часа назад, поскольку теперь вместе работали. Иван после института если и успел забежать домой перекусить, то всё равно ушёл уже либо на тренировку, либо в свою народную дружину. Потом, как обычно, он поедет встречать Лизу после лекций, и дома они раньше одиннадцати не появятся… Она улыбнулась, вспомнив, как неуклюже попыталась, в своё время, по-женски поговорить с Лизой, уверившись окончательно в их чувствах. Лиза, почти не смутившись, нежно обняла её тогда и спросила (лукавица!): «Ты это мне как мать говоришь или — как будущая свекровь?»
Да… За Лизу с Ваней она могла только порадоваться. Но ведь был ещё и Вовка. И здесь всё было значительно сложнее. Именно потому, что он тоже был её сыном и тоже любил Лизу…
Никогда не забудет она, как застала его однажды у окна, тайком наблюдающим за Лизой и Ваней, отправившимися в кино.
«Что ты не пошёл с ними, сынок? Они ж тебя звали!» — произнесла она негромко и попыталась по-матерински обнять, прижать к себе, забрать хоть часть его сердечной муки!
«Сынок», — повторил он, отстранясь. — Мне иногда кажется, что у тебя только один сынок. А я — так… В лучшем случае — пащенок!»
Так и сказал: «пащенок». Как ударил…
Катерина Пахомовна вздохнула и, подняв глаза, обнаружила вдруг, что стоит на углу Малого и 6-й линии. Тогда, с санками, она остановилась, кажется, на этом же самом месте. Сколько лет прошло с той морозной мартовской ночи? А ноги вот до сих пор отказываются идти дальше… И сердце саднит, как тогда… И по-прежнему нет слёз… И руки сами сжимаются в кулаки, пряча белые рубцы на ладонях…
Впереди, позванивая и разбрызгивая синие искры, с 8-й линии на Малый шумно свернул трамвай. «Шестёрка». Туда, в сторону Голодая и Смоленского кладбища…
Главы 11 — 12 Презумпция жизни…
Генерал-майор Кривошеин ехал на встречу с вором в законе Владимиром Кушнарёвым по прозвищу Монах, умирающим в больнице от рака.
Этот могущественный и авторитетный король преступного мира смог сделать то, чего до него не удавалось никому: собрать под свою руку все крупные и сколько-нибудь значимые криминальные группировки северо-запада России.
Умный и жестокий, он не останавливался ни перед какими жертвами во имя достижения высшей цели. Альтернатива была одна: подчиниться или умереть. Все, кто пытался поначалу противостоять ему, уничтожались — безжалостно и неотвратимо. Исключений не делалось ни для кого. Вознамерившись возглавить криминальную империю всея Руси, живущую «по понятиям», Монах начал со своего родного и любимого Питера. Он сумел-таки навести здесь, по крайней мере, видимый порядок и остановить бандитский беспредел с ежедневными вооружёнными разборками и многочисленными заказными убийствами. На него самого было совершено одиннадцать неудачных покушений! Четверо киллеров были убиты на месте, остальные — взяты службой его личной охраны, качественно сопоставимой с охраной главы государства. Им всем была обещана лёгкая смерть в обмен на имена посредников. В муках умирал только один.
Затем настал черёд посредников, которых было меньше, так как трое из них продублировали заказ (случай небывалый!).
Заключительным аккордом стала серия смертей криминальных авторитетов в Москве и Питере, после чего кто-то если и желал смерти Монаха, то лишь на уровне сладостной грёзы и по большому секрету от себя самого…
Однако теперь, похоже, нашёлся некто, сумевший не только свалить Монаха, но и — что было для того значительно страшнее — унизить его. Кто-то отчаянно дерзко и невероятно жестоко, в лучших традициях самого Монаха, буквально у него на глазах истребил всех его ближайших друзей, лишив даже возможности какой-либо защиты! Мало того, в итоге самого его поставили перед фактом скорой и неизбежной смерти!
Да, это был вызов, тихое, но очевидное оскорбление его воровского величия!..
— Вот что, — неожиданно обратился генерал к водителю, — давай вначале на кладбище. Только предварительно заедем за цветами…
Минут через двадцать генеральская «Волга» подъехала к кладбищенским воротам. Кривошеин вышел из машины и, держа в руках несколько алых роз, свернул в одну из боковых аллей.
Он не видел выскочившего из небольшого административного здания директора кладбища, которому сообщили о прибытии известного чёрного авто. Что-то впереди явно привлекло внимание генерала. Кривошеин нахмурился и заметно ускорил шаг. Лишь когда он остановился, наконец, у могил жены и матери, недоуменно осматривая соседний участок, подоспел директор.
— Здравствуйте, уважаемый Иван Фёдорович! — приветливо промурлыкал он.
— Не спеши радоваться, я пока своим ходом прибыл, — вместо ответного приветствия спокойно произнёс генерал и лишь теперь сурово взглянул на собеседника (тот сразу как-то съёжился и нервно сглотнул). — Что случилось? Куда делись могилы, что были здесь?
— Перезахоронили по просьбе родственников, — затараторил директор. — Всё официально: бумаги оформлены, как надо, и разрешение санэпидстанции. У них там кто-то умер, и родни, ещё живой, куча. А все хотят вместе, рядом. Вот им и выделили целую территорию в северной части. Там земли на всех хватит… Извините…
— Так это место теперь что, свободно?
— Никак нет. Уже продано.
— Когда ж успели? — Кривошеин вонзил в кладбищенского «коммерсанта» брезгливо-презрительный взгляд.
— А в тот же день, когда перезахоранивали, — по-прежнему суетливо ответил тот и отвёл глаза.
— Угу. И небось всё — под одну могилу, с мавзолеем из чёрного габбро? Может, ещё и моё место продашь?
— Да что вы такое говорите, товарищ генерал?! — взмолился директор. — И что я тут мог сделать? — кивнул он в сторону перерытого участка, — Меня же не спрашивают, меня только извещают!
— Кто?
— Кто… Начальство. Поставьте себя на секунду на моё место!
— Лучше я тебя в другое место посажу. Ладно, ступай, у меня мало времени!
Оставшись один, Иван Фёдорович положил цветы на могилу жены, затем — на могилу матери. Скромные надгробья были очень похожи, только у Лизы отсутствовал овал с её портретом. Просто потому, что он не нашёл подходящего фото.
Ему явилась вдруг совершенно неожиданная мысль: на фотографии мама была значительно младше Лизы на момент смерти, а сам он сейчас был раза в полтора старше, чем мама в тот далёкий и горестный день…
* * *
— Прибыли, товарищ генерал. — Голос водителя звучал необычно тихо. — Какие будут распоряжения?
Комментариев нет