– Надоела она мне, – вздохнул продюсер, – имидж вот поменял.
– Волосы недолго покрасить, – заржал Гена, – ты девку смени! Эта совсем от рук отбилась!
Став красным, Семен медленным шагом двинулся к автобусу. Я поняла, что он сейчас начнет рукоприкладствовать, и кинулась за ним.
– Пойми, Глафира устала. Легла поздно, встала рано, потом у стилиста была, и съемка такое тяжелое дело.
– Отвянь! – рявкнул Свин и влез в автобус.
Я вскочила за ним.
– Пожалей ее.
– Смойся.
– Она заболела!
Внезапно Свин усмехнулся:
– Это шоу‑биз, детка, красиво лишь из зала. Кому какое дело, что с тобой? Мама умерла, любовник бросил, чирей на заду вылез, ноги отвалились – пой, киса, весели народ, тебе деньги уплачены! Это ее работа, ща пойдет и станет мордой в ихние химические сугробы нырять. Знаешь, сколько запись клипа стоит?
– Ей плохо.
– И что?
– Как это? – растерялась я. – Ну… пусть отдохнет.
– В могиле выспится, у нас еще два концерта сегодня.
Свин свирепо гаркнул:
– Глашка, вылазь!
Я быстро побежала в глубь автобуса и увидела певицу, ничком лежащую на вытертом диванчике.
– Не могу, – простонала она, – тошнит. У меня началась аллергия.
– Живо на площадку, – поднял кулак Свин.
Я бросилась на него:
– Ой, не бей.
– Съемка стоит, отойди.
– Не могу, – стонала Глафира, – все, ухожу, сыта по горло, бросаю сцену.
– Сначала отработай! – взревел Семен, пытаясь оторвать меня от себя.
– Нет.
– Ну ща заработаешь на орехи…
– Свин, – заорала я, – там же только надо лицом в снег упасть?!
– Ну? – он слегка сбавил тон.
– Давай я за нее прыгну.
– Ты?
– Да.
Секунду Свин надувал губы, потом буркнул:
– Переодевайся, живо, – и вышел на улицу.
ГЛАВА 9
Если вы думаете, что Глафира сказала мне спасибо, то жестоко ошибаетесь. Когда я, почесываясь и кашляя, влезла в машину, певица ехидно осведомилась:
– Ну как? Понравилось быть звездой?
– Не слишком, – честно ответила я.
– И почему?
– Все тело горит, «снег» такой ядовитый!
– Ты еще в декабре в речке со счастливым выражением на морде не плавала, – хохотнул Свин.
Глафира отвернулась к окну.
– А что, – веселился продюсер, – давай, Танька, из тебя звезду сделаем.
– Спасибо, не надо, – поспешила отказаться я.
– Не хочет, – заржал Свин, – другие, между прочим, на все ради такого предложения готовы.
– Только не я.
– Заткнитесь, – сквозь зубы прошипела хозяйка.
– Сама замолчи!
– Дурак!
– Кретинка!
– Сволочь!
– Мерзавка!
– Скот!
– Дебилка!
Я вжала голову в плечи.
– Да ты дрянь! – завопил Свин.
Всю дорогу до очередного клуба они матерились и поливали друг друга грязью, используя такие «выражансы», что я чуть не умерла со стыда.
Концерт прошел как всегда. Отпев свое, Глафира влетела в гримерку и рявкнула:
– Где мой суп?
Я поспешила подать ей термос.
– Вот!
Хозяйка хлебнула из горлышка и взвизгнула.
– Это что?
– Ну как? Щавелевый…
В ту же секунду содержимое термоса выплеснулось на меня. Слава богу, суп оказался не огненно‑горячим, а просто теплым. Певичка затопала ногами и завизжала на такой высокой ноте, что у меня мигом закружилась голова:
– Гадость, дрянь, бульон из половой тряпки!
Я выскочила в коридор, добежала до окна и в растерянности остановилась. Господи, что мне теперь делать? Совершенно не помню, кем я была в прошлой жизни, но в этой мне очень не нравится, особенно когда в лицо выплескивают суп. Уйти прочь? Куда? Без денег, документов, биографии, работы… Нет, надо взять себя в руки, умыться, отчистить одежду и вернуться к Глафире. У меня нет альтернативы. Потом, я сама виновата, не умею вкусно готовить, хотя, конечно, поведение хозяйки отвратительно, но оно имеет под собой основания…
Вдруг к горлу подкатил огромный горький комок, и я, не в силах справиться с собой, разрыдалась.
– Что случилось, дорогуша, – произнес тихий, вкрадчивый, голос, – повернитесь, душенька, кто вас обидел?
Я машинально повиновалась и увидела стройного мужчину не самого юного возраста, одетого в ярко‑красный костюм. Короткие белокурые, скорей всего, крашеные волосы были при помощи геля зафиксированы в причудливую прическу, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.
– Кто вас обидел? – повторил он.
В ту же секунду я поняла, кто стоит передо мной. Леонид Борисеев, одна из самых эпатажных эстрадных звезд, певец, танцор, человек, который, абсолютно не стесняясь, говорит о своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Лично мне глубоко все равно, чем занимаются двое взрослых людей в тиши спальни, но Борисеев не тот человек, перед которым стоит раскрывать душу, он просто надо мной посмеется. И потом, мы находимся на разных ступенях социальной лестницы, я в самом низу, Леонид наверху, очень ему надо выслушивать сопливые рассказы чужой домработницы.
– Вы кто? – не успокаивался Борисеев. – Бога ради, перестаньте плакать, я не могу слышать рыдания. В чем дело, в конце концов? Кошелек потеряли? Сколько там было? Я вам дам, не переживайте. Деньги – это всего лишь бумажки.
Я хотела сказать: «Спасибо, не надо», но внезапно забормотала совсем иное:
– Суп… Глафира… Свин… термос.
Борисеев вытащил огромный носовой платок, осторожно вытер мне щеки и тихо поинтересовался:
– Лапушка моя, что тебя принесло к Глафире?
Я пожала плечами:
– Так фишка легла.
– Хотела на сцену попасть? Не вышло, и теперь в тусовке крутишься?
– Упаси бог.
– Тогда зачем здесь толчешься? Имей в виду, за кулисами люди быстро ломаются, тут совсем иной ритм, чем в нормальной жизни. Согласен, кое‑кто только делает вид, что поет или танцует, но дело не в них. Ты‑то можешь найти другое место. Сколько тебе лет? По внешнему виду еще не вечер, вполне симпатичная и молодая. Кстати, один из моих приятелей ищет горничную, думаю, платить много он не сможет, но ты попадешь в приличное место. Хороший дом, еда, оклад, никакого интима и истерик. Он вообще не из наших, банковский работник.
Продолжая окутывать меня своим неповторимым бархатным голосом, Борисеев вытащил мобильник.
– Ну, говори, как тебя зовут, и дело сделано.
К горлу вновь подкатил комок. Как меня зовут?
– Спасибо, – пробормотала я, – вот уж не ожидала, что вы захотите мне помочь, но моя карма – служить Глафире, по крайней мере, пока.
Леонид спрятал телефон.
– Дело хозяйское, коли нравится умываться супом…
– Не нравится, но всего рассказать вам не могу.
– Леня! – закричали из какой‑то комнаты. – Куда ты подевался?
– Кстати, о супчике, – усмехнулся Борисеев, – в следующий раз, когда станешь щавель варить, выжми в кастрюлю лимон и брось кусочек сливочного масла, получится вкуснятина, я всегда так делаю. И купи себе поваренную книгу, ясно?
– Спасибо, – почти успокоившись, ответила я.
Борисеев шагнул было в сторону, но потом опять повернулся ко мне:
– Это шоу‑биз, детка. Знаешь, тут почти все, кто сейчас звездами считаются, из очка вылезли. Мало кому повезло прямо от мамы с папой на сцену попасть и в десятку влететь. Ногти ломали, зубы, прогибались, кланялись, на коленях стояли, но добились своего. Так вот, на этой дороге люди начинают делиться на две части. Одни всегда помнят, каково им пришлось, и уважают окружающих, у других капитально сносит крышу. Первых очень и очень мало, стану перечислять – десяток имен назову, не больше. Остальные – такие, как Глафира. И еще, чем меньше таланта, тем больше гонора, самодовольства и желания унизить нижестоящего человека. Хотя кто сказал, что ты ниже Глафиры? Жизнь длинная, попомни мои слова, Глафира еще придет к тебе кланяться и просить денег. А ты тогда, сделай одолжение, не выплескивай на нее суп. Если хочешь быть интеллигентным человеком, всегда вежливо разговаривай со своей домработницей. А вообще, ищи себе богатого мужа или начинай зарабатывать сама, потому что лучшая защита женщины – ее толстый бумажник.
Комментариев нет