– Мы что‑нибудь придумаем. Обязательно придумаем.
* * *
Дома, сидя на диване и монотонно жуя кунжутное печенье, Лайза задавалась вопросом: почему одни люди в период стресса теряют аппетит, а другие, наоборот, начинают тянуть в рот все подряд? Что за дурацкая привычка?
Вечерело. То втягивалась в приоткрытый проем форточки, то выдувалась обратно занавеска; в квартире было тихо.
Можно включить телевизор. А еще надо сходить в магазин, купить продуктов, но Лайза ни о чем не могла думать: два часа назад она прошла мимо его дверей – забыла зайти внутрь, – а теперь все никак не могла вытолкать себя на улицу.
Печенье и тишина создавали ощущение ложного уюта, хрупкого комфорта, который она так часто силилась отыскать в последние дни, и потому вместо нужного похода в магазин из коробки в рот механически одна за другой отправлялись кунжутные пластинки; хруст отвлекал от ощущения образовавшей внутри пустоты.
Наверное, часть ее приняла тот факт, что прошлому придется остаться в прошлом, и между разумом и частью сознания, которая так и не смогла смириться, выросла стена – из‑за нее и ощущалась пустота в душе. Она помогала не сорваться, не зарыдать, сохранить остатки душевного равновесия.
Рядом с пустотой в душе робко пристроилась благодарность Рену за то, что устроил сегодняшнюю встречу, а заодно и Элли, которая, несмотря на недавнее недоверие, сумела‑таки изменить мнение и помочь подруге, нашла простые, но такие нужные слова, долго отпаивала чаем и слушала сбивчивый рассказ о прошлом. Улыбалась, посверкивая глазами, и всеми силами старалась поддержать.
«Мы что‑нибудь придумаем. Обязательно. Ты только не грусти…»
Лайза смотрела на печенье, которое держала в руке, – на корочку из плотно спрессованных и залитых сиропом семечек сверху, – и думала: а как она сама отреагировала бы, приди Элли к ней в гости и начни рассказывать «небылицы»?
«Представляешь, – захлебывалась бы белокурая подруга, – мы с Реном жили вместе целый год! Я носила его кольцо, я знаю, как выглядят комнаты его дома, я знаю все его привычки, все про него знаю…»
А Лайза бы помнила – знала, – что они незнакомы. Что Рен вообще никогда в жизни не встречал Эллион.
А та бы утверждала обратное: «Я помню тебя, твоих подруг, помню, что произойдет в будущем, ведь я прожила его, это будущее, а потом Портал…»
Сложно ей было бы поверить в подобную историю?
Наверное, не сложно, вот только мир после такого рассказа показался бы… хрупким. И ни к одному Порталу Лайза бы близко не подошла, и за Мака после этого держалась бы куда крепче – вообще не выпускала бы его руку из своей…
Вот и Элли, наверное, теперь точно так же не выпускает руку Рена. Да и он ее. Держит, не отпускает.
Чтобы не дать предательской мысли «вот бы увидеть Мака» высунуть кончик любопытного носа наружу, Лайза поднялась с дивана, очистила пальцы от налипших семечек и пошла выкидывать пустую коробку.
Глава 5
Вооружившись фразой «Проигравший смотрит назад, а победитель – всегда вперед», следующие пять дней Лайза жила, следуя строгому расписанию: вставала пораньше, тщательно накладывала макияж и подбирала одежду, наклеивала на лицо доброжелательную улыбку и приезжала в офис без опозданий. Работу выполняла без вдохновения, но выполняла – Майлз оттаял, – стала чаще появляться у кофейного автомата, возобновила общение с коллегами и даже несколько раз включала молчащий обычно у компьютера дисковый проигрыватель – делала вид, что наслаждается музыкой.
И все это время, чувствуя себя не то героиней криминального фильма, не то шпионкой, она внимательно наблюдала за Гарри: как и во что тот одевался, с каким настроением появлялся на рабочем месте, не выказывал ли излишней нервозности или другого непривычного поведения – ведь скоро ему передадут бумаги. Или уже передали?
Старина Олдридж вел себя, на первый взгляд, обычно: ежедневно заигрывал с секретаршей, благоухал на весь этаж одеколоном, жевал луковые сэндвичи и постоянно насвистывал «Милашку Розу». По этому свисту, а также по меняющимся с утра ярким пиджакам – с синего в клеточку на красный, с красного на темно‑зеленый в полоску, с зеленого на коричневый, цвета свежей детской неожиданности, – его перемещение легко отслеживалось по этажу. Вот Гарри на рабочем месте, вот Гарри гарцует к шефу в офис, вот отправился перекусить, вот вернулся и наливает четвертый стакан кофе за час.
Дважды Лайза подсаживалась к нему за стол в кафе во время обеденных перерывов и заводила дружеские безо всякой темы беседы: расспрашивала о проектах, улыбалась, шутила, поднимала болезненную для всех работников отдела тему повышения зарплаты, пересказывала утренние новости и всем своим видом будто сообщала: «Видишь? Я твой друг. Мне ты можешь доверять, да‑да, можешь».
Трижды она «случайно» натыкалась на Олдриджа у кофейного автомата и, смеясь, хлопала того по плечу, несколько раз «неожиданно» встречала его у входа в «КомАрт» и один раз даже подошла к его столу с вопросом о том, какой из только что созданных ей эскизов ему нравится больше.
– Я же доверяю твоему профессиональному мнению, – говорили ее губы. И «принеси мне бумаги!» – говорили ее глаза; Гарри делал вид, что ничего особенного не происходит, и польщенно улыбался.
– Вот этот набросок лучше, – стучал он холеным ногтем по одному из листов, – ты же видишь, здесь все гармоничней: обои, расстановка мебели, свет распределяется правильнее…
«Кого бы интересовало твое чертово мнение», – искусственная улыбка давалась ей так же легко, как манекену в витрине.
На дворе стоял восьмой день августа; до момента Х остались сутки.
Ближе к вечеру в то же время, что и год назад, Лайза постучалась в кабинет начальника и попросила выходной.
– Много работы, – пробурчал Майлз, не поднимая глаз от планшета.
Ее ладони вспотели; позвоночник начало покалывать от напряжения – ей нужен этот выходной. Именно этот и никакой другой.
– Мне очень надо. Очень! Зато потом я целую неделю буду пахать как вол – в два раза больше сделаю, вот увидите.
Сработало – мистер Кетч махнул рукой; Лайза почувствовала себя всплывшим после трехминутного погружения ныряльщиком – от облегчения кружилась голова.
Из кабинета она выскользнула под трель разразившегося звонком телефонного аппарата босса и успела увидеть, как коричневый пиджак Олдриджа мелькнул в проходе – Гарри отправился на выход.
Вечером, уже почти перед самым сном, который, по опасениям Лайзы, мог в эту ночь не прийти вовсе, позвонила Элли. Разговор вышел коротким, почти куцым, но содержательным.
– Завтра? – коротко спросила подруга.
– Завтра, – раздался такой же короткий ответ.
– Удачи тебе во всем. Отзвонись, ладно?
– Как только смогу.
– Если потеряешься… я буду знать, что все нормально.
– Да.
– Все. Удачи.
– И тебе. Спокойной ночи.
Какое‑то время Лайза смотрела на застывшую с телефонной трубкой у уха тень на стене – сопела, думала, пыталась понять, сильно ли нервничает, – затем оставила бесполезные попытки осознать свое эмоциональное состояние – оно напоминало нервно дребезжащую струну, – положила трубку на тумбочку и отправилась спать.
Комментариев нет