Вчера утром она сама прошествовала по этой дорожке к выходу. В другую жизнь. А сегодня это уже чужой дом, куда ни разу не ступала ее нога. И в гардеробной у спальни не висит на плечиках ее белый костюм, не сложены на нижних полках сумочки, не стоят, красуясь лакированными боками и длинными шпильками, туфли.
Может, стоят чужие?
От этой мысли ей сделалось дурно.
Надо что‑то сделать, надо поговорить, рассказать, объяснить… Надо пересилить себя и постучать в дом, встретиться заново, во второй раз, только чтобы более удачно, не с застывшим упреком в глазах и под дулом пистолета. Но как? Что сказать у порога? Кем представить себя, чтобы дверь не захлопнулась сразу перед носом?
Да ее не пропустят даже за ограду.
Внутри клокотала обида на всю вселенную – так не должно было получиться. А‑а‑а, пустое. Внимание снова жадно переключилось на светящиеся и частично занавешенные окна.
Что он делает? Чем занят? Работает, отдыхает, читает, смотрит телевизор? Ей бы хоть одним глазком увидеть того, кто так плотно, мягко и насовсем вошел в ее жизнь – и без кого она теперь не мыслила своего существования. Зачем их разделили? Зачем оторвали, отодрали с кровью родную душу, и теперь так холодно?..
Закрыть бы глаза, проснуться бы в другом месте – внутри особняка, а не в «Мираже» за воротами.
Зачем? Зачем? Зачем?
Нужно что‑то придумать, решиться, переломить ситуацию, но что сказать? Что?
Наверное, свою первую и, возможно, фатальную ошибку Лайза совершила бы уже в этот вечер, но ей не позволили – дальний конец улицы прорезал яркий свет фар, в воздухе раздался грохот шестицилиндрового двигателя темного джипа.
Машина, которую Лайза поначалу никак не могла разглядеть из‑за бьющих прямо в глаза лучей, стала узнаваемой, стоило фарам погаснуть. Она остановилась у знакомых ворот и заурчала спокойно, приглушенно, ожидая открытия гейта.
Дэйн! Это джип Дэйна!
Ах ты, блин… Сегодня, значит, гости! Вечеринка? Дружеские посиделки? Рабочий визит?
Ага, как же – будут пить бренди, сидя в мягких креслах в кабинете, обсуждать последнее (или новое) задание, перебрасываться шутками, жаловаться на судьбу, которая никак не подкинет этим двоим подходящих женщин. Будут, как пить дать! Потому что Эльконто всегда жалуется и ни за что не пропустит нытье на излюбленную тему, а Мак будет кивать. Наверное. Или потому что захочет поддержать друга, или потому что невзначай возьмет и задумается: а где она действительно есть, его любимая женщина? Где до сих пор ходит, где слоняется?
А она тут! Сидит, блин, в «Мираже» у его же собственных ворот и думает, как бы сделаться бесплотной тенью и пробраться внутрь одного из самых охраняемых домов Нордейла. Как бы пересечь восемь хитроумно скрытых ловушек вокруг особняка и еще штук двадцать (если не считать видеонаблюдение) внутри.
Твою ж баранку…
Эльконто тем временем дождался разрешающего на открытие ворот сигнала и заехал внутрь.
Зар‑р‑ра‑а‑аза.
Нет, она любила Эльконто. Как человека, как умелого руководителя, как балагура и шутника. Как друга. Но сейчас предпочла бы оказаться здоровой мускулистой бабой в набедренной повязке, с топориком и в рогатом шлеме; вломиться в дом, вышвырнуть снайпера прочь, откатить его машину к реке, а затем вернуться и привязать Мака к перилам, чтобы через секунду вновь превратиться в себя – в хрупкую, растерянную и большеглазую Лайзу – и сесть напротив со словами: «Мак, ты ведь меня помнишь?»
Она бы не сдалась так просто – она бы сидела напротив него вечность. Кормила бы, поила, гладила. И постоянно ждала бы: ну давай, мелькни же в глазах, узнавание; вернись, его потерянная память; войди же, правильное осознание ситуации, в черепную коробку…
Нет, она становится сумасшедшей. И идеи ей приходят в голову такие же.
Мак не вспомнит ее, даже если она продержит его связанным хоть год. Человек не может вспомнить того, чего не знает. Да и мускулистую бабу с дубинкой он скрутил бы мгновенно. Или пристрелил бы.
Сколько продержалась Ани с ножом против Дэйна? Секунд пятнадцать? А ведь она кинулась на Эльконто, будучи тренированной, после двух месяцев «Войны». Тогда сколько продержалась бы Лайза против Мака – полторы секунды, пока не превратилась бы в скулящий бублик?
Входная дверь отворилась, на пороге показался силуэт высокого мускулистого мужчины.
Мак!
Лайза была готова скулить и визжать, как выброшенный на помойку щенок: Мак, там в дверях ее любимый Мак!
Эльконто шагнул внутрь, дверь захлопнулась.
Черт!
Тень черного угловатого джипа осталась дремать у ворот гаража. Синие глаза впились в очертания внедорожника – это его Ани хотела подорвать бомбой? И не подорвала.
Ну, может, еще подорвет…
Боже, о чем она думает? Нет‑нет, совсем не о том, что в данный момент, будь у нее в наличии бомба, она сама подложила бы ее под днище снайперской машины.
Зато тогда бы они снова вышли во двор – Дэйн и Мак. Мак. Она увидела бы его еще разок…
Все, надо валить отсюда как можно скорее, иначе она попросту свихнется. Потому что мысленно Лайза как маленькая бестия уже полчаса бегает по дому, трогает чужие обои, мебель, посуду на кухне, покрывала в спальне и надрывно орет: «Это все мое! Мое‑е‑е!!!»
Нет, этот дом больше не ее. И мебель в этом доме тоже не ее, и обои…
Зло и резко завелся в тишине улицы двигатель «Миража»; вспыхнули фары, завизжали по асфальту шины.
* * *
Пока Мак просматривал бумаги, завезенные ему ехавшим из Реактора коллегой, Дэйн развалился в кресле, водрузил длинные ноги на пуф и каждые три секунды переключал каналы: послушный телевизор то захлебывался нервным смехом героя сериала «Ночь на пятницу», то монотонно бубнил голосом ведущего, то пел ртом белобрысой певички. Не в силах отыскать программу по душе, снайпер тем временем с не меньшей, нежели нажатие пультовой кнопки, частотой запускал гигантскую лапу в вазочку с солеными крекерами и складывал их в рот. Шумно жевал, ворчал о том, что телевидение, «похоже, окончательно спеклось», стряхивал крошки с груди на ковер и тут же тянулся за новыми крекерами.
Аллертон хмурился. Не из‑за крекеров – из‑за бумаг.
За последние сутки в Нордейле всплыло еще три документа с поддельными печатями Комиссии. Подделывалось не только тиснение, но и сложная в изготовлении голограмма – кто‑то приобрел крайне дорогостоящее оборудование. Отличить подделку «на глаз» не представлялось возможным; Дрейк злился, а они все никак не могли отыскать ни одной сто́ящей зацепки. В привезенных документах значилось еще три адреса; с этими людьми Маку предстояло потолковать как можно скорее.
– Как они это делают, блин? – проворчал он под нос самому себе.
Комментариев нет