Авантюристка

— Да, — прошептала она. — Но не так, не… — Она замолчала и слегка вскрикнула, чувствуя, как по всему ее телу словно пробежал электрический разряд. Мышцы живота резко напряглись и тут же расслабились.

— Тебе так нравится? — пристально глядя на нее, спросил Роман. Он мягко потянул за сосок. Мэнди ахнула и закрыла глаза. — Мне тоже. Ты такая красивая! А знаешь, как затвердели твои соски? — Продолжая безостановочно двигаться, его пальцы не отпускали ее соски. — Когда ты уехала, я лежал на кровати и думал о тебе, пока чуть не сошел с ума. Я так мучился! Прямо как сейчас. Ты ведь так же мучаешься от желания, Мэнди? — Его левая рука скользнула вниз. Мэнди задрожала. Твердая рука Романа жгла ей живот. — Открой глаза, любимая. Я хочу видеть, как сильно ты меня хочешь.

Мэнди открыла глаза. Взгляд Романа сверкал, на шее лихорадочно бился пульс.

— Скажи, что хочешь меня, — глухим от желания голосом произнес он. — Я хочу знать, что это не очередная ложь. Ты можешь не говорить, что любишь меня, но я должен знать, что ты меня хочешь.

— Я хочу тебя, — запинаясь, проговорила Мэнди. — И люблю.

Не отвечая, Роман поспешно стягивал с нее джинсы.

— Что ты хочешь, что бы я с тобой сделал? — Встав на колени, он обхватил руками ее бедра. Зубы Романа щипали мягкую плоть ее живота: — Тебе нравится, что я стою перед тобой на коленях? Может быть, это дает тебе ощущение могущества? Может быть, ты представляешь себя амазонкой, которая использует мужчин, а затем избавляется от них? — Говоря это, он гладил рукой темный треугольник ее волос. — Да ты вся дрожишь! — шутливо потянув Мэнди за волоски, воскликнул он. — Может, вот так тебе понравится? — Он коснулся языком ее лона, и Мэнди судорожно всхлипнула. — Мы только начали воплощать свои фантазии, и ты обязательно должна сказать мне, нравится ли тебе это, — сжав руками ее ягодицы, сказал Роман. — Неужели власть настолько вскружила тебе голову?

Слова Романа с трудом доходили до Мэнди. Это он вскружил ей голову. Своими прикосновениями, своим ароматом, мужской агрессивностью. Но в этой чувственности было что-то не так, было что-то нехорошее. Как он сказал? Власть? Мэнди замотала головой.

— Нет, мне не нужна власть — ни над кем.

— Ты предпочитаешь подчинение? Такая игра мне и самому больше нравится. — Он внезапно встал. — Подожди меня. — Он улыбнулся. — Я скоро. — И он стал быстро раздеваться.

Сидя на краю кровати, Мэнди молча смотрела на него. Коричневое атласное покрывало приятно холодило разгоряченные бедра. Волны чувственности захлестывали ее. Исходящая сегодня от Романа смутная угроза и возбуждала, и пугала Мэнди.

Раздевшись, он присел рядом на кровать.

— Ты моя, — стараясь не прикасаться к Мэнди, сказал Роман. — Я главнокомандующий вторгшихся в Британию войск Цезаря, а ты дочь короля саксов. Твой народ побежден, и теперь ты моя добыча. Я захотел тебя и приказал своим воинам доставить тебя в свою палатку. — Он по-прежнему не прикасался к ней. — Я обещал тебе, что освобожу твоего отца и буду мягко обращаться с твоим народом. — Он провел пальцем по ее волосам. — Но только в том случае, если ты будешь подчиняться мне, будешь меня ублажать, станешь моей любовницей и моей рабыней. У тебя нет выбора. — Рука Романа опустилась на ее правую грудь. — Так что ты мне ответишь? Будешь мне покорна или станешь сопротивляться?

Прикосновение его руки обжигало Мэнди, не давая ей дышать.

— Нет, — прошептала она. Прикосновения Романа, его голос, созданные его фантазией образы — все это волновало Мэнди. Возбуждение стало совершенно нестерпимым. — Не стану.

— Тогда иди сюда. — Он развел в стороны свои колени. — Встань передо мной. Я хочу, чтобы ты меня ублажала.

Мэнди не знала, сможет ли встать. Ноги были как ватные, колени подгибались. Тем не менее вскоре она обнаружила, что стоит перед Романом.

— Вот так хорошо, — пробормотал он, скользнув губами по ее левому соску. — Стой на месте. — Его руки скользнули по ее спине и обхватили ягодицы. Роман закрыл глаза, по его телу пробежала дрожь. — Мне нравится твой запах. Ты пахнешь цветами, жизнью, пахнешь женщиной. Иногда тебе достаточно пройти в двух шагах от меня, чтобы до боли возбудить.

Мэнди почувствовала, что больше не вытерпит.

— Роман, я не могу больше стоять.

— Тогда сядь.

Мэнди упала на него, грудь ее тяжело вздымалась и опускалась.

— Это слишком.

Роман с трудом приподнял веки, и Мэнди увидела его взгляд. В нем было такое же грубое и примитивное желание, как и в той истории, которую он только что придумал.

— Нет, в самый раз, — сдавленным голосом произнес он. — В прошлый раз мы убедились, что подходим друг другу. Все подходит — тела, мысли, сердца. — Его руки притягивали ее все ближе. — Ты моя. И всегда будешь моей. Ты ведь хочешь, чтобы я взял тебя?

— Да.

Он подвинул ее еще чуть-чуть вперед. Она чувствовала его жар, его желание…

— Ты будешь приходить ко мне каждый раз, когда я тебя захочу. Ты будешь отдавать мне всю себя, всю без остатка. И я буду входить в тебя вот так. — Он дернул ее, опрокинув на себя.

Мэнди тихо ахнула и в отчаянии ухватилась за его плечи, извиваясь в агонии наслаждения, которая, однако, являлась всего лишь прелюдией к тому, что должно было произойти.

— Обещай мне это.

Она не могла говорить, не могла даже думать и только страстно прижималась к нему всем телом.

— Обещай!

— Я обещаю, — чуть слышно пробормотала Мэнди.

— Ну и хорошо. — В словах Романа звучало свирепое удовлетворение. — А я обещаю, что всегда буду давать тебе вот это. — И он упал на постель, увлекая ее за собой.

Мэнди не могла дышать, не могла двигаться. В первые мгновения у нее еще сохранялись какие-то представления об окружающем мире, но вскоре она забыла обо всем. Остались только Роман и радость слияния.

Пытаясь подавить стон, Мэнди впилась ногтями в плечи Романа.

— Ты меня хочешь. — Его глаза светились торжеством. — И это не обман, верно?

Обман? Что он такое говорит? Честнее этого ничего быть не может.

— Верно? — настаивал Роман.

— Я не знаю, что ты… — Больше она ничего не могла сказать. Последний мощный вихрь страсти унес Мэнди прочь, заставляя ее кричать от восторга.

Она смутно ощущала, что движения Романа участились, потом по его телу пробежала судорога, и он со стоном рухнул навзничь. Грудь его вздымалась и опускалась в такт судорожному дыханию.

— Роман! — с трудом выговорила Мэнди. — Я ничего не понимаю.

— Я тоже ничего не понимаю. Но мне кажется, больше не стоит играть в эту игру. Непонятно, кто здесь раб. Я чувствую себя закованным в кандалы.