Вселенский заговор

– Да не очень. Как обычно всё. Ну, за волосы меня оттаскал, на диван кинул. А как вышел – видно, в туалет захотел, – я к Наташке и сбежала!

– А он не догадывался, что вы у неё?

– Да нет, откуда! Мы при нём двух слов друг другу не сказали, всё боялись! Да и Димку моего он терпеть не мог, всё грозился его… о господи… ну ладно, всё уже… – влезла Наташа.

И обе женщины переглянулись и замолчали.

– Но вы вернулись, – продолжил Гриша. – Вы посидели у Наташи, тоже чаю попили и вернулись домой, правильно?

– Правильно. Всё правильно. Куда мне деваться, обратно надо. А то стал бы искать, по деревне носиться! Орать, меня позорить на весь мир. Я думаю, вдруг он заснул? Тогда пройду потихоньку, лягу, а утречком уеду в Москву.

– И… что?

Оксана вздохнула.

– Я зашла. Свет горит, на столе посуда, всё, как я оставила. А Валера на полу лежит. Мёртвый. И ружье постороннее рядом с ним валяется. Я подумала, что его из этого ружья и…

– Подождите, – перебил Гриша. – Двустволка не его? Не вашего мужа?!

Оксана покачала головой:

– Нет, что ты! У нас никакого оружия в доме никогда не было. Ружьё это не наше, не Валерино, точно! Я же говорю, думала, из него убили. Это уж потом Наташка мне сказала, что вовсе не из ружья убили, а вроде по голове стукнули, я не знаю.

– Тогда кто в нас стрелял? – спросила изумлённая Маруся у Гриши. – Выходит, кто-то другой?! Не Валерик?!

– Не беги впереди паровоза, – скороговоркой сказал он. – Подожди, мы всё выясним.

– Я, когда поняла, что он мёртвый и уже не поможешь никак, обратно к Наташке убежала, – призналась Оксана с горечью. – Подло поступила, да? Только я так решила: если узнают, что я в тот вечер приехала, меня в убийстве и обвинят. Все знают, как он народ изводил, а надо мной больше всех измывался, он же муж мой!.. Вот и решат, что я сгоряча и… убила. – Она вздохнула и посмотрела в окно, где было просторно и солнечно и август был таким прекрасным, словно в подарок. – А я за него в тюрьму не хочу. Всю жизнь он мне испортил, и за него ещё в тюрьме сидеть?! Не хочу я, не могу! Дети у меня выросли хорошие, сочувствующие, позор-то им какой! Мать за отца посадили!

Маруся взяла Гришу за руку. Он посмотрел на неё и кивнул – утешил.

– И решили мы с Наташкой сделать вид, что я вообще не приезжала! Ни про какую губную помаду мы и не подумали! Мало ли с кем он чаи-то распивал? Не обязательно же со мной! – Оксана снова вздохнула. – А убивать, я не убивала! Богом клянусь, детьми клянусь!..

– Я знаю, – сказал Гриша. – Не нужно ничем клясться.

Он немного походил по весёлой комнате.

– Участковому всё равно придётся рассказать, – начал он. И обе женщины накинулись на него:

– Как же ему расскажешь, ведь он сразу в камеру посадит! Зачем ему рассказывать-то, что ты придумал, парень! Ей уехать надо, да и всё!

– Нет, не всё! – твёрдо сказал Гриша. – Не всё!.. Телефон у вас наверняка выключен, да? – Оксана кивнула. – А вам наверняка сто раз звонили! Вас соседи видели, когда вы от автобусной остановки шли, и из пассажиров кто-нибудь наверняка вспомнит, если дело до этого дойдёт! И помада на чашке! Экспертиза покажет, что ваша она, помада эта…

Он ещё походил немного.

– Так что рассказать всё равно нужно. Только не сейчас! – Он повысил голос. – Я разберусь сначала, а уж вы потом мои выводы подтвердите, если надо будет! Так что посидите ещё денёк на чердаке, хорошо?

Оксана кивнула в некотором затруднении:

– Хорошо.

– А я забегу и скажу, что осада снята и можно выходить.

– Парень, – задумчиво проговорила Наталья, – ты чего, сам хочешь до всего докопаться? Прям как разбирает тебя!

– Он Марусю чуть не убил. – Гриша улыбнулся так, что Наталья вдруг ойкнула и зажала рот рукой. – А это один и тот же человек, я уверен.

Он подумал немного:

– И самое в этом деле главное, что из дробовика по нашему дому стрелял вовсе не Валерик. Да и вообще ружьё не его.

– И… что? – спросила Маруся.

– А то, что преступник дробовик возле тела оставил, чтобы убедить всех, будто из него стрелял по нашему дому именно Валера.

– Зачем?

– Вот именно, – подтвердил Гриша. – Зачем?..

Они вышли на улицу и некоторое время молчали.

– Гриш, я ничего не поняла, – призналась Маруся в конце концов. Он ничего не ответил, и она ткнула его кулачком в бок. – Слышишь? Ещё и дробовик… не его? То есть, получается, ружьё ему подкинули. Зачем?

– Да что с вами такое, Джон? – спросил Гриша задумчиво. – Вы утратили нюх?

– Гриш, говори по-человечески!

– Некий человек решает убить Валерика. То есть ему нужно убить, но обезопасить себя. Налёт цивилизации очень тонок, помнишь? Если можно убить и не попасться, значит, нужно убить! Он берёт дробовик, идёт ночью в осины к нашему дому и сидит там в засаде. Это местный житель, и он знает, что я до вечера вожусь на заднем дворе. Тут начинает смеркаться, ты выходишь, и он два раза стреляет. Разбивает лампу.

– Он что, собирался заодно убить кого-то из нас?!

– Да ну, Марусь. Из дробовика с такого расстояния, да ещё в сумерках, не убьёшь!.. Но мы делаем единственно возможный вывод – стрелял Валерик, потому что именно он утром напал на тётю Лиду из-за этого фонаря и обещал его разбить. Тот же самый вывод должны сделать и все остальные, то есть менты и участковый.

– Зачем?!

– Чтобы навести на меня, как зачем? – сказал Гриша совершенно спокойно. – Валерик якобы в меня стрелял, и я его убил. Всё логично. То есть выходит, что после выстрелов я помчался к нему в дом и дал ему по голове… чем там? Тяжёлым тупым предметом. Похоже на правду?

Марусе хотелось ответить, что нисколько не похоже, что это всё выдумки и притянуто за уши, но она промолчала.

Пожалуй, могло быть именно так.

– В качестве запасного варианта могла сработать и чашка со следами губной помады. То есть, если не я убил, значит, жена. Я же тебе говорю, этот человек местный, и всё про всех знает, и в курсе, как Валерик с женой скандалил и как она его боялась!

– Но жена его не убивала, – твёрдо сказала Маруся.

– И я не убивал, – продолжил Гриша.

– Тогда кто его убил?

– И за что? За скандальный характер? За кляузы? Или он на самом деле кому-то или чему-то помешал или мог помешать? – Гриша взял Марусю за руку и притянул к себе. – И за что он собирался убить тебя? Ты-то чем ему помешала?

– Гриш, – сказала Маруся жалобно, – может, нам лучше оставить это дело… егорьевским сыщикам? Может, они без нас разберутся?

– Может, и разберутся, – согласился Гриша, – но мы тоже попробуем.

Вывеска отдела полиции была новенькой, чёрные буквы на синем фоне, а сверху, под козырьком, выцветшие, но бодрые буквы сообщали «Отделение милиции пос. им. Цюрупы».

– Милиция, полиция, – проговорила Маруся, приставив ладонь козырьком к глазам. – Слушай, Гриш, кто такой Цюрупа?

Он потянул на себя обитую чёрным дерматином дверь. Внутри было полутемно, пыльно и пахло канцелярией.

– Цюрупа Александр Дмитриевич, нарком продовольствия, пламенный борец за уничтожение крестьянства как такового, очень настаивал на введении продотрядов. Собственно, он был их непосредственным организатором. Прославился кристальной честностью – ведал едой и то и дело бухался в голодный обморок.

Маруся посмотрела на Гришу. Вид у того был серьёзный, даже печальный немного, как и подобает при изложении биографии Цюрупы Александра Дмитриевича.

– Слушай, – спросила Маруся, – откуда ты всё это помнишь, а?.. Никто не помнит, а ты помнишь!

– Я некоторое время учился в школе, – объяснил Гриша, ему страшно польстило Марусино восхищение, – потом ещё некоторое время в институте. В обоих этих местах я именно учился, а не размещал свои красивые фотографии в Инстаграме и не постил свои умные мысли в блогах. И потом!.. Меня же бабушка и дедушка воспитывали, а они были куда умнее меня. Мне нравилось их слушать.

Весь отдел полиции-милиции состоял из одной комнаты, крашеная дверь оказалось распахнута настежь.

– Кого там принесло? – закричали оттуда, как только Гриша закончил свою устную краткую справку, как будто тоже слушали его с интересом.

– Илья Семёныч, это мы! – Гриша сунул в проём голову и зачем-то постучал в дверь. – Разрешите войти?

– Разрешаю. Чего тебе?

Илья Семёныч сидел за жёлтым столом, на котором не было ни бумаг, ни блокнотов, ни записок, ни фотографий, ни томов Уголовного кодекса, а лежали только одна картонная папочка и пластмассовая ученическая ручка. Рядом с ней фуражка. Вид участковый имел до крайности раздражённый.

– Протокола́ пишу, – сообщил он язвительным тоном, как будто это Гриша с Марусей заставили его писать «протокола́». – Сейчас опрашивать пойду! Кто где был, кто чего видел! Садись, вас тоже опрошу! Штукари обратно в Егорьевск укатили, а мне – вон, пиши, Семёныч, протокола́!..