Лу, я хочу спросить тебя еще кое о чем. Только прошу тебя, умоляю, пожалуйста, не пойми превратно. Ты – о дорогой, не надо – боишься меня? Ты считаешь себя обязанным быть ласковым со мной? Я больше ничего не скажу, но тебе не хуже меня известно, что я имею в виду. И ты поймешь…

Я надеюсь на то, что ошибаюсь. Я действительно надеюсь. Но я боюсь – у тебя проблемы? Что-то гложет тебя? Я не хочу приставать к тебе с вопросами, но знай: что бы там ни было, Лу, даже если это то, что я… что бы то ни было, я на твоей стороне. Я люблю тебя (тебе не надоело, что я постоянно это повторяю?) и знаю тебя. Я знаю, что ты никогда сознательно не сделал бы ничего плохого. Ты на это не способен. Я очень сильно люблю тебя и… позволь мне помочь тебе, дорогой. Все, что нужно, любая помощь. Даже если нам придется расстаться ненадолго или надолго – дай мне помочь тебе. Потому что я буду ждать тебя – сколько бы ни потребовалось, – только вряд ли это будет так долго, возможно, это будет зависеть от… все будет в порядке, Лу, потому что сознательно ты не можешь совершить ничего плохого. Я это знаю, и все это знают, и все будет хорошо. Мы будем вместе, ты и я. Если только ты мне расскажешь. Если позволишь помочь тебе.

Я попросила тебя не бояться меня, но мне известно, что ты чувствовал, что ты обычно испытывал, и мне известно, что просить тебя о чем-то или говорить тебе о чем-то – недостаточно. Поэтому я настояла, чтобы мы остановились здесь, на автобусной станции. Поэтому я даю тебе так много времени. Чтобы доказать тебе, что бояться не надо.

Надеюсь, когда я вернусь, ты все еще будешь сидеть за столом. Но если не будешь, дорогой, если почувствуешь, что не можешь… оставь мои вещи у входной двери. У меня есть деньги, я смогу найти работу в каком-нибудь городе и… Сделай так, Лу. Если чувствуешь, что так надо. Я пойму, и все будет хорошо, честное слово, Лу…

О дорогой, дорогой, дорогой, как же сильно я тебя люблю! Я всегда любила тебя и буду любить, что бы ни случилось. Всегда, дорогой. Всегда-всегда. До конца дней.

Навеки твоя,

Эми»

 21

Гм… Ну и?

Что ты собираешься делать? Что ты собираешься говорить?

Что ты намереваешься говорить, когда тонешь в собственном дерьме, а они пинают тебя и топят, стоит тебе вынырнуть; когда тебе хочется кричать так, как не кричат даже в аду; когда ты – на дне ямы, а весь остальной мир – на поверхности, у него одно лицо без глаз и ушей, и, несмотря на это, он наблюдает за тобой и слушает…

Что ты собираешься делать и говорить? Что ж, напарник, все просто. Так же просто, как прибить свои яйца к пню, а потом повалиться назад. Трави меня, напарник, загоняй в угол, потому что так проще.

Ты скажешь, что они не имеют права подозревать хорошего человека. Ты скажешь, что победитель всегда остается, а проигравший всегда уходит. Ты будешь улыбаться, дружище, ты продемонстрируешь им свою старую боевую улыбку. А после этого ты выберешься отсюда и покажешь им, где раки зимуют… ты будешь бороться!

Ура.

Я сложил письмо и бросил его Говарду.

– До чего же болтливая девчонка, – проговорил я. – Отличная девчонка, но жутко трепливая. Такое впечатление, что она написала здесь все, что не смогла высказать вслух.

Говард сглотнул.

– И… и это все, что вы хотите сказать?

Я закурил сигару и сделал вид, будто не расслышал его. Кресло под Джеффом Пламмером скрипнуло.

– Мне очень нравилась мисс Стентон, – вдруг заговорил он. – Все четверо моих детей учились у нее в школе, и она была добра с ними, как будто у них отец – нефтяной магнат.

– Да, сэр, – согласился я. – Она действительно вкладывала душу в свою работу.

Я затянулся и выпустил дым. Кресло под Джеффом опять скрипнуло, на этот раз громче. Говард буквально испепелял меня своим полным ненависти взглядом. И сглатывал, как будто его тошнит.

– Вам, ребята, не терпится уйти? – спросил я. – Я, конечно, ценю то, что вы заглянули ко мне в такое время, но мне бы не хотелось отрывать вас от важных дел.

– Ты… т-ты!

– Говард, вы начали заикаться? Надо бы потренироваться с камешками во рту. Или с осколком шрапнели.

– Ах ты, грязный сукин сын! Ты…

– Не обзывайте меня, – сказал я.

– Да, – подтвердил Джефф, – не обзывайте. Нельзя говорить плохо о чьей-либо матери.

– К черту этот бред! Он… ты… – он погрозил мне кулаком, – ты убил эту девушку. Она сама об этом говорит.

Я рассмеялся.

– Она написала об этом после того, как я убил ее, а? Ловко.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Она догадывалась, что ты собираешься убить ее…

– И все равно намеревалась выйти за меня, да?

– Она догадывалась, что ты убил всех этих людей.

– Вот как? Странно, что она не написала об этом.

– Написала! Она…

– Что-то не помню. Вообще она ничего существенного не написала. Так, бабский треп.

– Ты убил Джойс Лейкленд, и Элмера Конвея, и Джонни Папаса, и…

– Президента Маккинли?

Говард откинулся на спинку стула. Он дышал как паровоз.

– Форд, ты убил их. Ты убил их.

– Тогда почему вы меня не арестуете? Что вы ждете?

– Не беспокойся, – уверенно кивнул он, – не беспокойся. Больше я ждать не намерен.

– Я тоже, – сказал я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что вы и ваша банда из здания суда занимаетесь подлогом. Вы вешаете все на меня потому, что так приказал Конвой. Не могу понять – зачем. У вас нет никаких улик, однако вы упорно пытаетесь оклеветать меня…

– Подожди-ка! Мы не пытались…

– Пытались. Вы посадили сюда Джеффа, чтобы он прогонял посетителей. Вы делаете это потому, что у вас нет ни одной улики, а люди слишком хорошо меня знают. Вам известно, что никто не даст вам ордер на арест, поэтому пытаетесь погубить мою репутацию. И вам это удастся, так как за вами стоит Конвей. Вам это удастся со временем, и я не смогу остановить вас. Однако я не буду сидеть и ждать. Я уезжаю, Говард.

– О нет. Никуда ты не поедешь. Я предупреждаю тебя, Форд: даже не пытайся уехать.

– А кто меня остановит?

– Я.

– На каких основаниях?

– Уб… подозрение в убийстве.

– Но кто подозревает меня, Говард, и почему? Стентоны? Вряд ли. Майк Папас? Ха-ха. Честер Конвей? Кстати, Говард, у меня возникло забавное ощущение в отношении Конвея. У меня возникло ощущение, что он намерен держаться на заднем плане, что он ничего не скажет и не сделает, как бы сильно вы в этом ни нуждались.