Я чувствую, как моя кожа начинает гореть. Она тоже цитирует Вирджинию Вулф. Частота пульса утроилась. Вот черт! Больше я из Вирджинии Вулф ничего и не помню. Я быстро залезаю в Интернет, чтобы в спешном порядке подыскать нужный ответ. Внезапно я сознаю, что нужно было бы больше обращать внимания на Вирджинию Вулф, писательницу, которая до сих пор как‑то была мне не слишком нужна. Более того, теперь мне начинает казаться, что я вообще должен был посвятить все свои семнадцать лет на изучение творчества Вирджинии Вулф.
Я печатаю ответ: «Мой мозг для меня является самым непонятным механизмом – всегда жужжит, трещит, рычит, то взмывает ввысь, то пикирует и зарывается в ил. И для чего? К чему вся эта страсть?»
Он отправляется к Вайолет вместе с напоминанием о тех, кто заполняет пустоту, и о том, что все вокруг – не важно. Но вместе с тем это точно про меня – жужжание, треск и рык, вверх и вниз, а потом глубоко в ил, причем настолько глубоко, что мне становится трудно дышать. Фазы отключки и бодрствования, между которыми нет ничего.
Цитата хорошая и настолько удачная, что у меня мурашки по коже пробегают. Я смотрю, как поднялись волоски на руке, и когда снова бросаю взгляд на экран, то вижу, что Вайолет уже ответила: «Когда ты говоришь о таких понятиях, как звезды, наши земные дела, похоже, перестают иметь какое‑либо значение».
Теперь я открыто жульничаю, выискивая в Интернете цитаты из Вирджинии Вулф. Интересно, а она подсматривает их или нет? Пишу: «Я хожу корнями в землю, но я теку».
Затем мне хочется поменять ее, и я готов удалить строчку, но тут снова приходит послание от Вайолет: «Вот это мне нравится. Откуда?»
Я отвечаю: «Из «Волн».
И снова – быстрее в Интернет. Нахожу нужный абзац и дописываю: «Я чувствую, тысячи способностей возникают во мне. Меня охватывает игривость, лукавство, потом поочередно одолевает медлительность и меланхолия. Я ухожу корнями в землю, но я теку. Вся золотая, я теку».
Здесь я заканчиваю, потому что мне не терпится узнать – успела ли она ответить.
На это у нее уходит целых три минуты. «Мне нравится вот что: «Это самый восхитительный миг моей жизни. Я трепещу. Я пульсирую. Я устремляюсь с течением, как растение, попавшее в реку. Оно просто плывет вместе с течением, сначала туда, потом сюда. Но корнями я ухожу в землю, чтобы он смог прийти ко мне. «Иди, – говорю я. – Иди».
Теперь не только мой пульс приходит в возбуждение. Я устраиваюсь поудобнее и думаю о том, насколько все это странно, необычно и одновременно сексуально.
Я пишу: «Ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто это я весь в золоте и теку» – и тут же отправляю ей, не задумываясь. Я мог бы продолжать и дальше цитировать Вирджинию Вулф – поверьте, дальше идет еще более откровенный текст, – но я решаю, что вместо этого стоит процитировать самого себя.
Я жду ее ответ. Жду три минуты. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Потом захожу на ее сайт, тот самый, который она вела вместе с сестрой, и смотрю, каким числом датирована последняя запись – ничего не изменилось с того времени, как я заглядывал сюда в прошлый раз.
Я вникаю в смысл, я думаю. Ни золота, ни течения. Все остается на своих местах.
Затем появляется очередное послание: «Я приняла твои правила относительно походов и путешествий, но у меня есть условия. В плохую погоду мы не путешествуем. Мы передвигаемся пешком/бегом или на велосипедах. Никаких автомобилей. И мы не удаляемся на большие расстояния от Бартлетта».
Она перешла на деловые отношения. Я отвечаю: «Если мы передвигаемся только пешком (бегом) или на великах, проблем не возникнет. – Вспомнив про ее мертвый и пустой сайт, я добавляю: – Мы должны написать о своих путешествиях, чтобы у нас было что‑то, кроме фотографий. В общем, писать, конечно, должна ты, а я буду только улыбаться и чувствовать себя причастным к этому делу».
Я продолжаю сидеть в Интернете еще час, хотя она давно вышла. Наверное, я ее напугал. Или она была чем‑то раздражена. Вот почему я сочиняю песню за песней. В основном у меня получается сборник песен, которые изменят мир. Наверное, потому что они все очень хорошие, глубокие и просто удивительные. Но сегодня я говорю себе, что у меня нет ничего общего с Вайолет, не важно, насколько мне этого хочется. Я спрашиваю себя, действительно ли в нашей переписке промелькнула искра, или я все навоображал из‑за перевозбуждения к девушке, которую я в общем‑то совсем не знаю. Наверное, все это происходило лишь из‑за того, что она оказалась первым человеком, который разговаривает со мной на одном языке. Ну, употребляя хотя бы несколько слов из него.
Я собираю все таблетки на ладонь. Я могу проглотить их прямо сейчас, лечь на кровать, закрыть глаза и отъехать. Но кто тогда будет проверять, забралась ли снова Вайолет Марки на колокольню или нет? Я кидаю таблетки в унитаз и смываю. Потом я возвращаюсь на сайт «Ее сестра» и изучаю все материалы из архивов, все до последнего, и не успокаиваюсь до тех пор, пока не прочитываю каждый пост.
Я долго не ложусь и засыпаю только около четырех утра. Мне снится, будто я совершенно голый стою на школьной колокольне на холоде и под дождем. Я смотрю вниз и вижу всех: собрались учителя и ученики и даже мой отец, поедающий не прожаренный гамбургер. Он поднимает его высоко вверх, будто собирается произнести за меня тост. Я слышу шум, поворачиваюсь и вижу Вайолет на противоположном конце выступа. Она тоже обнажена, только обута в черные сапожки. Такое зрелище приводит меня в оцепенение – передо мной самое прекрасное существо на свете, да еще эти глаза… Но прежде чем я успеваю прийти в себя, отлипнуть от стены и двинуться ей навстречу, она открывает рот, прыгает в воздух и начинает отчаянно кричать.
Разумеется, это звенит мой будильник, и я стучу по нему кулаком, потом швыряю его о стену, где он лежит и жалобно блеет, как заблудившаяся овца.
Вайолет
151 день до окончания школы
Утро понедельника. Первый урок
Все только и говорят о последней заметке в «Бартлетт дерт», нашей школьной газете, которая не только занимает целый сайт в сети, но, кажется, превзошла весь Интернет по размаху своих сплетен. «Старшеклассница героически спасает своего сумасшедшего одноклассника, не дав ему спрыгнуть с колокольни». Наши фамилии не упоминаются, зато есть моя фотография с кривой челкой и перепуганными глазами за стеклами очков Элеоноры. Я выгляжу, как на фото «до» в проекте по изменению внешности. Здесь же присутствует и фотография Теодора Финча.
Комментариев нет