Александра Маринина

Седьмая жертва

Каменская – 21

Детектив с привидениями

Смена числа 19 на 20 в начале номера года вызвала в мире необычайный всплеск интереса к оккультизму, магии, колдовству, парапсихологии и прочим «зеленым человечкам». С недавнего времени все со дня на день ждут Конца Света, видя признаки его несомненного приближения то в комете Галлея, то в землетрясении в Турции, и бегут к экстрасенсам, магам, астрологам и специалистам по НЛО за авторитетным мнением. Впрочем, то же самое творилось и сто лет назад – только тогда еще не было «зеленых человечков», и люди беседовали с духами, безмерно увлекаясь спиритизмом.

Литература же очень чутко реагирует на умонастроения в обществе – собственно, идет у них на поводу. Массовая литература в большей степени, элитарная – в меньшей, но и та и другая зависят от готовности и желания людей говорить на ту или другую тему. Поэтому совершенно не удивительно, что с недавнего времени входят в моду детективы с «мистическим» уклоном.

А для мистики нужна и соответствующая атрибутика. Желательно, чтобы действие происходило в старинном замке или монастыре, чтобы раскрываемая тайна уходила корнями в века и жертвы умирали одна за другой не от банального пистолетного выстрела, а от таинственного яда или вообще непонятно от чего.

Самый, пожалуй, известный из «мистических» детективов – «Имя Розы» Умберто Эко.

Но в литературе все новое – лишь хорошо забытое старое. Когда‑то, два века назад, Анна Радклиф потрясла читающую Европу «готическими» романами: романами «ужасов и тайн», замешенными на философии «мирового зла». Герои «готического» романа непременно отмечены печатью рока, а сюжет сплетен из страшных, необъяснимых и кровавых преступлений. Чем не мистический детектив?

И Умберто Эко в своей книге ничего нового не придумал – лишь спел старую песенку на новый лад, приобрел множество почитателей и вошел с «Именем Розы» в историю мирового постмодернизма.

Но Умберто Эко – почти гений. Его роман сделан изящно, тонко, красиво, с очень точным соблюдением чувства меры. К сожалению, чаще случается так, что атрибуты «готического» романа для рядового писателя становятся камнями на шее, затягивающими в болото пошлости. Особенно много пошлостей рождает заманчивое желание порассуждать на тему «мирового зла» и власти Князя тьмы – будь то Сатана или буддистский божок Чойжал (хозяин ада).

Постмодернисты (а мистикой сейчас увлекаются как раз постмодернисты) вообще любят играть с религиями, любят делать малопочтенный винегрет из, например, буддизма и христианства. И преступления замешивать на религиозных воззрениях. И вводить еще один очень модный мотив, тесно связанный с религиями и загробной жизнью, – отношение персонажей к смерти. Злодей часто проповедует культ смерти, считает, что, убивая, приносит своим жертвам благо, освобождает их от ненужных и бессмысленных жизненных оков.

На «мистическую» приманку Александра Маринина не поддалась – мистики в ее книгах вы не найдете, и это правильно: в хорошем детективе все должно объясняться рационально, преступление должно быть психологически мотивировано и оправдано обстоятельствами. А если после нагромождения всяческих таинственностей пойманный злодей машет ручкой и вылетает в трубу – дескать, привидение я и спроса с меня никакого, – то что это за детектив?

А вот злодея с культом смерти Маринина на сцену таки вывела. Но опять сделала это не так, как поклонники мистики, не стала обставлять этот культ всякими загадочными и страшными явлениями – никакой тайной секты, пыток в подземельях, фамильных ценностей, убийств в замках и роскошных красавиц в вечерних платьях с посиневшими лицами. Впрочем, фамильные ценности у Марининой есть, но принадлежат они жадной и малосимпатичной старухе, да и к преступлению никакого отношения не имеют.

Злодей Марининой – сугубый рационалист‑одиночка, и так же умен, трезвомыслящ и логичен, как ее любимая героиня Настя Каменская. Не случайно именно Каменскую преступник и выбирает своим единственным оппонентом. Его должна поймать либо она, либо никто. Все жертвы на алтарь смерти словно бы приносятся в ее честь. И Настя, умирая от страха, вынуждена идти вслед за злодеем, разгадывая его жуткие ребусы.

Чем все это окончится? А вот догадайтесь…

Глава 1

КАМЕНСКАЯ

– Не знаю, как вы, уважаемые, а я книги Гоголя еще со школьной скамьи не люблю. Не понимаю, что в них интересного!

Андрей Тимофеевич оглушительно расхохотался и ловко отправил в рот очередной кусок упоительной телятины Ирочкиного изготовления. Настя искоса глянула на Татьяну и сдержала улыбку. До чего забавный этот их сосед! Немолодой уже мужчина, пенсионер, а держится с ними, как мальчишка с одноклассницами. Хохочет, бородатые анекдоты рассказывает, нимало не смущаясь их несвежестью, и даже не стесняется признаваться в том, что не почитает одного из классиков отечественной литературы. Обычно люди его возраста держатся с теми, кому еще нет сорока, более солидно, с усталой многозначительностью изрекая непреложные, по их представлениям, истины. Не таков, однако, был Андрей Тимофеевич, живущий на одной лестничной площадке со Стасовым и его семейством.

– Ну, вообще‑то, школьное изучение литературы к любому писателю может любовь отбить, – заметил Стасов. – Может быть, сейчас детей учат по‑другому, а в наше время заставляли, например, наизусть зубрить размышления князя Андрея под небом Аустерлица. Какой пятнадцатилетний пацан это выдержит? Конечно, у него возникает стойкое отвращение и к отрывку, и к роману, и ко всему, что написал Толстой. Кстати, а как вы к Толстому относитесь?

– Я, уважаемый, к писателям никак не отношусь, – с неожиданной серьезностью ответствовал сосед, – у меня есть отношение только к конкретным произведениям. «Войну и мир» люблю, «Кавказского пленника» люблю, «Севастопольские рассказы» тоже, а «Анну Каренину», к примеру, терпеть не могу.

– Значит, вы и к нашей Тане никак не относитесь? – обиделась Ирочка. – Она ведь тоже писатель.