– У меня вопрос к подполковнику Каменской. Вот вы сказали, что знаете пять иностранных языков. А вам часто приходится иметь дело с преступниками‑иностранцами?
– Крайне редко.
– Зачем тогда вам знание пяти языков?
– Для умственной гимнастики. Оперативник не имеет права быть тупым. Или вы считаете иначе?
Вопросы посыпались один за другим. В обсуждение включились и зрители с Нового Арбата, передача заиграла красками, заискрилась. Насте с Татьяной удалось несколько раз остроумно пошутить, вызвав взрывы смеха и в студии, и на улице. За три минуты до конца эфира зритель с Нового Арбата сошелся в смертельной схватке со зрителем из студии, обвиняя его в мужском шовинизме и антиконституционном подавлении индивидуальности женщины.
И в этот момент над самой головой арбатского «феминиста» взметнулся рукописный плакат:
«ЕСЛИ ТЫ ТАКАЯ УМНАЯ, УГАДАЙ, ГДЕ ТЫ ВСТРЕТИШЬ СМЕРТЬ».
Ведущий Малахов замер с открытым ртом. Первой пришла в себя Настя. Она взметнула вверх руку и громко крикнула:
– Корзун! Милицию зовите! Быстро! Задержите его!
Татьяна оцепенела, мертвенный холод разливался по всему телу. Кому адресованы эти слова? Насте? Или ей, Татьяне? Что это, дурацкая шутка или серьезное предупреждение? Ей показалось, что она оглохла от страха, потому что не слышала, как истерически зашумела студия, хотя явственно видела открывающиеся рты и бурно жестикулирующие руки.
Малахов наконец очнулся, до конца эфира оставалось чуть меньше двух минут, и он попытался спасти положение.
– Сейчас, уважаемые телезрители, мы с вами имеем уникальную возможность увидеть, как опытные работники милиции, столкнувшись с неожиданной выходкой злоумышленника, прямо отсюда, из нашей студии, будут руководить задержанием. Я прошу тишины в зале! Прошу всех участников передачи занять свои места и не шуметь! Дима! Корзун! Что у вас там происходит?
Изображение на большом экране раскачивалось в разные стороны, видимо, камера попала в водоворот толпы. Татьяна молча смотрела на экран и отстраненно думала: «Опытные работники милиции… Растерялась, испугалась, даже соображать связно не могу, не то что команды отдавать и руководить кем‑то. Молодец, Настя, лица не потеряла. Зачем они продолжают этот балаган? Чего хотят дождаться? Надо прерывать передачу».
Картинка на большом экране стала устойчивой, вероятно, оператор сумел‑таки отвоевать свою камеру. Появилось лицо ведущего Корзуна.
– Нам удалось задержать человека с плакатом, сейчас оператор покажет его крупным планом…
Камера скользнула в сторону и выхватила фигуры крепких мужчин, в руках которых болтался, как тряпичная игрушка, подросток лет пятнадцати с прыщавым лицом и безумными глазами. Татьяну начал душить хохот, это было похоже на начало истерики. «Господи, мальчишка… Конечно, это дурацкая шутка. Детская шалость. А я испугалась, поверила. У страха глаза велики, вот уж воистину».
Корзун подсунул мальчишке микрофон.
– Это ты стоял с плакатом? – нервно спросил он.
– Ну чего привязались… – плаксиво протянул пацан.
Оставалась минута, секундная стрелка на висящем в студии циферблате отправилась по кругу в последний раз.
– Он, он стоял, мы видели! – послышались голоса из толпы.
– Скажи, зачем ты это сделал? – снова задал вопрос Корзун. – Зачем ты написал этот плакат?
– Не писал я…
– Но ты его показывал?
– Ну… отпустите…
Он сделал безуспешную попытку вырваться и тут же получил подзатыльник от одного из державших его мужчин.
– Зачем ты показывал плакат?
– Попросили…
– Кто тебя попросил?
Тридцать секунд. Двадцать девять. Двадцать восемь. Татьяне вдруг захотелось, чтобы стрелка остановилась. В ней проснулся профессионал. Уникальная ситуация, ведущий был прав. Уникальность состояла в том, что человек, пойманный за руку на месте проступка, вынужден давать показания перед огромной толпой и перед телекамерами, на всю страну. Окажет ли это какое‑то действие на механизм вранья? Станет ли он упираться и «гнать порожняк» до конечной станции, придумывая самое невероятное объяснение своим поступкам, подстегиваемый внезапно свалившейся на него всенародной известностью, или, наоборот, мгновенно сломается и скажет правду?
Двадцать пять секунд.
– Кто тебя попросил поднять этот плакат? Кто тебе его дал? – повторил вопрос Корзун.
– Баба одна. Тетка в смысле…
– Кто она такая?
– А я знаю? Отпустите… Она денег дала, сказала, покажи плакат, а то мне неудобно, я болею, мне в толпу не пробраться.
Десять секунд.
– Дорогие телезрители, время нашего эфира подходит к концу, но мы обязательно расскажем вам, чем закончилась эта история. Наша следующая встреча в субботу, двадцать четвертого октября, смотрите нас в это же время. Всего вам доброго.
Большой экран погас, на мониторах снова показалась заставка. Зрители в студии сидели как пришитые, никто не встал. Только ассистенты подскочили к столу на подиуме и сняли с Насти и Татьяны микрофоны.
– Это что, розыгрыш? – спросила Татьяна Малахова. – Подставка?
– Да бог с вами! – возмутился ведущий. – Кому бы в голову пришло разыграть такую идиотскую шутку?
– Значит, парень настоящий? – уточнила Настя. – И плакат тоже?
– Клянусь вам, Анастасия Павловна, Татьяна Григорьевна, это непредвиденная случайность. Вы же понимаете, телемост, проспект, там, конечно, есть охрана, но за всем ведь не углядишь…
– У вас есть связь с Корзуном?
– Есть. Что ему сказать?
– Пусть найдет хоть каких‑нибудь милиционеров. И пусть объяснит им ситуацию и попросит помощи. Парня надо доставить сюда. Немедленно. Вы меня поняли, Олег?
Голос у Татьяны стал жестким, она злилась, потому что не могла простить себе своего внезапного одуряющего страха.
– Да, я понял, Татьяна Григорьевна, сейчас я свяжусь с ним.
Малахов отбежал в сторону, Татьяна с Настей остались наедине. На них никто не обращал внимания, зрители потихоньку выходили из студии, бросая на героинь передачи взгляды не то сочувственные, не то насмешливые. «Они увидели, как я испугалась, – подумала Татьяна. – Они все поняли. Тоже мне, женщина необычной профессии! Стыдоба. Ну и черт с ними».
– Ты как? – спросила она у Насти.
– С трудом. – Настя попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.
– Испугалась?
– Ну неужели! До смерти.
– Я тоже, – призналась Татьяна. – Вот мразь малолетняя! Как ты думаешь, он врет насчет женщины?
– Не знаю… Дурной он для такой выходки. Ее ведь придумать надо. И текст…
– А что текст?
– Ни одной ошибки. Сегодня среди подростков днем с огнем не найдешь такого, который пишет без ошибок. И орфография в порядке, и запятые на месте. И почерк, Таня. Это не его почерк.
Татьяна согласно кивнула. Плакат был написан от руки черным фломастером на большом куске картона, оторванном от упаковочного ящика. Прыщавый, сопливый пацан, дрожащий от возбуждения и восторга перед собственной наглостью, вряд ли смог бы так аккуратно и четко вывести все буквы.
Малахов вскоре вернулся, лицо его было озабоченным.
– Я связался с Корзуном, из ближайшего отделения милиции люди уже приехали.
– Оперативно, – усмехнулась Татьяна. – Хоть здесь повезло.
– Они, оказывается, передачу смотрели в дежурке, – пояснил ведущий, – поэтому, как только заварушка началась, сразу помчались на место. Мальчишку привезут сюда, я сослался на вас, Татьяна Григорьевна, сказал, что вы просили.
Комментариев нет