Мы по-прежнему друзья. Кейд и я всегда будем друзьями.

Я оставалась там ещё пару минут, пока у меня так сильно не закружилась голова, что стало невозможно терпеть. У меня слегка болел живот.

Я встала и извинилась, сказав, что все могут оставаться столько, сколько пожелают, и, объяснив, где можно взять дополнительные одеяла и подушки, если они захотят переночевать, и ушла к себе в спальню. Накрывшись одеялом и скинув натянутую улыбку, я сказала себе, что утро вечера мудренее, и отключилась.

  13

Утром я обнаружила, что Келси отключилась возле меня, а ещё пять человек остались в гостиной и один — в ванной. Я порадовалась этому буквально на секунду прежде, чем похмелье жестоко напомнило мне о том, как же я ненавижу этот мир.

Я почистила зубы и ополоснула водой лицо, а потом вернулась в свою комнату. Услышав, как тихонько открывается, а затем закрывается входная дверь, я выглянула в коридор.

Это Кейд вернулся с сытным завтраком для всех нас. Я глубоко вздохнула и вышла к нему.

— Ты — наш спаситель! — прошептала я.

Он посмотрел на меня и, улыбнувшись, протянул мне большой буррито с беконом, яйцом и сыром.

— Как ты себя чувствуешь?

Я нахмурилась.

— Как будто по мне проехался автобус. Причём двухэтажный, наполненный борцами сумо.

Я уселась за кухонную стойку и буквально через десять секунд пожалела об этом — у меня ужасно кружилась голова. Кейд подошёл и сел на барный стул возле меня.

Буррито был отменным. Толстая, пышная лепёшка, горячая яичница и превосходная сальса.

— Я влюблена в этот буррито. Я бы вышла за него замуж, если бы не хотела так сильно его съесть.

— Трагедия истинной любви, — прошептал Кейд.

Я кое-как улыбнулась, и он — тоже, и впервые за много лет я почувствовала себя неловко рядом с Кейдом. Я отвернулась и сконцентрировала своё внимание на людях, разбросанных по моей гостиной.

— Что было после того, как я ушла?

— Все то же самое. Если бы Джереми уже не был влюблён в Келси, то он совершенно точно втрескался бы в неё по уши. Виктория оставила на улице полпачки окурков. А Расти ужасно тошнило в твоей ванной.

Я сморщила нос.

— Не переживай, там уже чисто. Я знал, что тебя удар хватит, если ты проснёшься и увидишь всё это.

Я сглотнула, и в моем животе образовался ком.

— Ты слишком добр ко мне, Кейд.

Он лишь пожал плечами. Он всегда был слишком добр ко мне.

— Послушай, — начала я, — о том, что произошло ночью…

Он почесал затылок, и на губах у него появилась неуверенная улыбка.

— Да, думаю нам нужно поговорить об этом.

Он положил руки перед собой, будто ему нужно было собраться с духом, чтобы говорить дальше. Я прочистила горло, но от этого легче говорить не стало.

— То есть… ты?

Его кулаки сжались так, что костяшки пальцев побелели. Потом в один момент он расслабился и ответил:

— Да. Уже… какое-то время.

Я подняла взгляд, но его лицо оставалось непроницаемым.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что… я боялся. Ты моя лучшая подруга. И ты практически никогда ни с кем не встречалась… Я даже не думал, что тебя это заинтересует.

А меня это интересовало?Я почувствовала наворачивающиеся бессмысленные слезы, которые быстро смахнула. Кейд — отличный парень. И мне нравилось проводить с ним время. И поцелуй с ним был определённо хорош. Он действительно мог понравиться. Мне хотелось, чтобы он нравился мне, но… Гаррик был этим «но». Смогла бы я перестать думать о нём? Перестать хотеть его?

Я услышала, как Кейд вздохнул.

— Тебе это не интересно, да?

Боже, ну почему у него такие выразительные глаза? Я могу прочитать в них каждое разочарование и неуверенность. Я любила его, это точно. И думаю, что однажды могла бы влюбиться в него, но для начала мне нужно избавиться от своих чувств к Гаррику. Если бы это произошло в прошлом семестре, колебалась бы я?

— Честно, Кейд? Я не знаю. Это, наверно, ужасный ответ, да?

На минуту он задумался об этом, и я не выдержала молчания.

— Дело не в том, что ты мне не нравишься. Я, на самом деле, считаю тебя довольно привлекательным. Просто… ты тоже мой лучший друг, и я не уверена. А мне нужно быть уверенной.

— Я тоже хочу, чтобы ты была уверена, — он глубоко вздохнул и улыбнулся. Это была милая улыбка, но не такая яркая, к какой я привыкла. — Возможно, я смогу это пережить.

***

Когда в понедельник утром я пришла в театр, список приглашённых на повторное прослушивание уже был вывешен. Список получивших роли (как и список приглашённых на повторное прослушивание) обычно огромен. Этот же представлял собой простой лист бумаги, висящий на стене, но его окружало столько людей, которым была уже известна их судьба, что путь к нему стал похож на дорогу к эшафоту. Множество глаз повернулось ко мне. Я изо всех сил пыталась оценить их реакцию. Смотрели ли они на меня с жалостью? Или просто скрывали своё волнение? Стоя от них в двух шагах, я будто существовала в другом мире, по сравнению с теми, кто уже прочитал написанное на этом листе бумаги. И когда я присоединюсь к ним, давление не прекратится. Просматривая список, ты не можешь проявлять эмоции. Ты не можешь плакать над не полученной ролью или жаловаться на тех, кто её получил. Ты не можешь закричать от волнения или злости. Ты должен лишь прочитать список, не выражая никаких эмоций. Что должно быть не кажется трудным, за исключением того, что мы — актёры. Выражение эмоций — наша работа.

В нескольких шагах от меня появился Кейд.

— Ты уже посмотрел?

— Нет, — он покачал головой, — я ждал тебя.

С нашего разговора накануне всё ещё чувствовалась неловкость. Мы так и не выяснили, что эти крайне важные вещи значили для нас. Но в то же время они не имели никакого значения. Мы просто два актёра, готовые столкнуться с отказом или другим сражением. Мы были до краёв заполнены беспокойством, даже если пытались не показать этого, и для множества других эмоций, происходящих между нами в данный момент, просто не оставалось места.

Он взял меня за руку, и я не позволила себе волноваться по поводу того, что бы это могло значить. Мне нужно было утешение. Мне нужно было, чтобы он привёл меня в чувства. И я уверена, что ему нужно было то же самое.