Мейхью сходил к сейфу, снова открыл его, достал и принес Андрею бланк телеграммы.

«СРОЧНО. СТРОГО ЛИЧНО. КАНАЛ МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ.

ДЛЯ ДИЛЛЕРА — МЕЙХЬЮ.

ДОРОГОЙ ДЖОН! БЕРУ НА СЕБЯ СМЕЛОСТЬ РЕКОМЕНДОВАТЬ МИСТЕРУ ДИЛЛЕРУ ХУДОЖНИКА СТОУНА. ЭТО МОЙ СООТЕЧЕСТВЕННИК, БОЛЬШОЙ МАСТЕР, АРТИСТ ВЫСОКОГО ТАЛАНТА. ЛИЧНО МЫ ДАВНО И ХОРОШО ЗНАКОМЫ. ОТДАВАЯ ДАНЬ ТАЛАНТУ СТОУНА, Я УЖЕ ОБЛАДАЮ ДОВОЛЬНО КРУПНЫМ СОБРАНИЕМ ЕГО РАБОТ. АВИАПОЧТОЙ ВЫСЫЛАЮ РЕПРОДУКЦИЮ ЕГО КАРТИНЫ. ИСКРЕННЕ ВАШ. ГОЛДСМИТ».

— Слова тебе господи! — с облегчением вздохнул Андрей. — Вы заставили меня переволноваться, мистер Мейхью. Когда имеешь дело с полковником Голдсмитом, отношения с ним можно испортить одним неверным словом. А моя репутация на родине?

— Теперь все в норме? — спросил Мейхью. — Я искренне рад. Можете поверить, Стоун, ответом старины Джерри я был обрадован не меньше вашего.

«Ну, положим, — подумал Андрей, — ты бы не меньше порадовался и тому, если бы ответ Голдсмита меня в чем-то изобличал. Есть такие профессии, в которых оба ответа одинаково радуют задающих вопросы».

Но вслух сказал:

— Теперь все в норме. Думаю, вам нет нужды показывать все это мистеру Диллеру, не так ли?

— Я тоже так думаю, что такой нужды нет.

— Вот и отлично, мистер Мейхью. Премного вам благодарен за доставленные волнения. Премного.

8

В первое утро на вилле Ринг Андрей проснулся рано. В доме стояла тишина. Только через приоткрытую дверь туалетной комнаты слышалось, как журчит вода из плохо прикрытого крана.

Сквозь опущенные жалюзи в комнату сочилось утреннее солнце. Оно лежало на полу золотыми полосками, и в его лучах неторопливо проплывали сверкающие пылинки.

Андрей лениво потянулся. Он чувствовал себя, может быть, даже впервые за последние годы, человеком, которому некуда спешить.

Он встал, прошелся босыми ногами по мягкому, теплому ковру, поднял зашелестевшие легким металлом жалюзи и распахнул окно. В комнату дохнуло утренней свежестью и запахами сада.

Сняв пижаму, Андрей начал гимнастику.

Он мысли не допускал, что за ним наблюдают, да и не верил, что это может происходить именно здесь, но все же выполнял комплекс движений, определенный системой хатхи-йоги.

Он ударился в восточные премудрости еще давно, во время учебы. Задолго до выпуска беседуя с Корицким, он сказал:

— Готов сдавать любой экзамен, Алексей Павлович. Хоть сейчас.

— Экзамен?!

Корицкий произнес это слово с нескрываемым презрением.

— Тогда, молодой человек, вам придется вернуться в среднюю школу. Так точно!

Профессор забрал подбородок в кулак и задумчиво посмотрел на Андрея.

— Экзамен — всегда лотерея. Тянешь билет и надеешься: авось счастье на твоей стороне. Глядишь — повезет. Вам, дорогой, такой роскоши не будет дано. За вас все время экзаменационные билеты будут тянуть другие. Вам останется только право отвечать на вопросы, которые не будут известны. Вот, к примеру, один и самый простой. Сосчитайте мне по-немецки на пальцах до десяти.

Андрей, не почуяв подвоха (он думал, что это всего прелюдия к какому-то другому испытанию), улыбнулся и, слегка грассируя, стал считать: айн, цвай, драй… При этом загибал тонкие длинные пальцы. Слова слетали с его языка легкие, звучные. И Андрей чувствовал, что произносит их натурально, без какой-либо фальши, чисто по-немецки.

— Стоп, спасибо, — прервал Корицкий. — Можно кончить. Вы провалились. Немцы, мой дорогой, не загибают пальцы при счете, а разгибают их, выбрасывая по одному из кулака. Задавать еще вопросы?

— Задавайте, — ответил Андрей упрямо. Он понимал, что, раз споткнувшись, теперь в ответе уже ничем не рискует.

Корицкий стал прочищать трубку диковинным, явно заграничным ершиком. Делал это не спеша, с толком и расстановкой. Сперва выколотил пепел на салфетку, свернул ее и бросил в корзинку. Затем достал порттабачник, набил трубку ароматным табаком «Золотое руно», чиркнул спичкой и закурил.

— Вы, уважаемый, поклонник спорта? Во всяком случае, я на это надеюсь. Верно? Увлекаетесь плаванием и легкой атлетикой. Болеете за футбольную команду… Да, кстати, за какую команду вы болеете?

Андрей сдержал торжествующую улыбку, и все же Корицкий заметил, что уголки губ подопечного дрогнули, а глаза на мгновение блеснули. Уж что — что, а футбольную команду Андрей заприметил давно и уже целых полгода вел ее дорогами успехов и срывов. Все — имена игроков, их рост и вес, их остроты и лучшие мячи он знал, как знали это другие самые отчаянные болельщики. И ответить Профессору на любой вопрос, касавшийся своих любимцев, для него не составляло труда.

— «Черные рейнджеры», сэр, — произнес Андрей по-английски, и сам себе поставил отличную оценку.

— «Черные рейнджеры»? — полувопросительно сказал Корицкий. — Допустим, это так. А теперь представьте, что вы, поклонник «Рейнджеров», поднялись с постели и делаете утреннюю гимнастику.

Андрей на миг замялся. Он не мог привыкнуть к стилю, в котором работал Корицкий. Тем более что за его шуточными вопросами и предложениями всякий раз скрывались подводные камни, мешавшие начинающему без пробоин выбраться на фарватер самостоятельности. А в своих изобретениях Корицкий был неисчерпаем.

Сосредоточившись, Андрей расставил ноги, вскинул руки вверх, сделал выпад в сторону, вернулся в исходное положение, присел. Движения давались ему легко, тело свое он чувствовал хорошо и выполнял упражнение четко, уверенно. Но лицо Профессора оставалось непроницаемым.

— Стоп, достаточно, — остановил он вдруг Андрея движением руки. — Идите, молодой человек, с миром. Вы такой же болельщик «Черных рейнджеров», как я гладиатор императора Веспассиана.

— Но…

— Никаких но. Билет тянул я. А вы делали упражнение, предусмотренное наставлением по физической подготовке личного состава Советской Армии. Все шестнадцать тактов один за другим. Конечно, приятно, когда в человеке чувствуется армейская закалка, но, увы, для болельщика «Черных рейнджеров» — это явный перебор.

Андрей покраснел, и губы его обиженно дрогнули.

— Какие упражнения, товарищ полковник, вы посоветуете разучить?

— Я? — драматически воскликнул Корицкий. — Избави бог, молодой человек! Полковник Корицкий не готовит маляров. И вы маляром, надеюсь, не собираетесь быть. Верно?

— Не собираюсь.

— А когда и где настоящие художники делали копии? Вам предстоит отказаться от всех привычек, которыми была полна ваша прошлая жизнь. Итак ищите себе новые, подходящие по вкусу. Сами.

И Андрей искал. Он перепробовал множество разных спортивных систем и методов. Читал книги английских и немецких специалистов по спорту, пока не остановился на системе йогов — хатхи-йоги.

Глубоко вздохнув, Андрей принял экпадасану — позу на одной ноге и замер, молитвенно сложив ладони на груди.

Потом одну за другой он принимал позы треугольника, трости, верблюда, лотоса, крокодила и, наконец, застыл в савасане — позе общего расслабления.

За завтраком Андрей сидел напротив хозяина дома. В какой-то момент, чуть наклонившись вперед, Диллер сказал:

— Извините, Стоун, вы увлекаетесь хатхи-йоги?

Едва заметная улыбка тронула губы Диллера.

«Следили! — обожгла Андрея тревожная мысль. — Что бы это могло означать?»