Одержимость

«Вообще‑то, я люблю шлюх, ма», – сказал ей Фабиан. Господи боже, он временами становился таким жутким снобом, а потом делал что‑нибудь совершенно не отвечающее его характеру. Например, привозил на Рождество в дом эту девицу и обхаживал ее, словно играл в какую‑то игру. Кэрри вовсе не была дурочкой, это Алекс точно знала. Чем же Кэрри занималась в Кембридже? Кажется, была репортером какого‑то странного левого журнала, вроде бы связанного с экологией. Однажды, когда Алекс с Фабианом ехали по Стритаму, он показал ей мрачный высотный комплекс муниципального жилья и гордо сообщил: здесь живет мать Кэрри.

Внезапно со стороны лобового стекла раздался резкий скрежет; Алекс вздрогнула от неожиданности. По быстрой полосе ее обогнал автомобиль, бросив на стекло струю воды и на миг ослепив. Потом снова раздался скрежет. И опять.

Когда «дворники» согнали со стекла муть, Алекс в ужасе уставилась перед собой. Застряв под «дворником», по стеклу туда‑сюда моталась неведомо откуда взявшаяся красная роза.

9

Остановившись на аварийной полосе, Алекс вышла из машины под хлесткий ветер и проливной дождь. Почти вплотную к ней прогрохотал грузовик, струя воздуха прижала ее к двери «мерседеса». Наконец она пробралась к капоту, протянула руку. «Дворники» снова пришли в движение: скрежет стебля розы по стеклу пробивался даже сквозь вой ветра и шум движения на дороге. Алекс ухватилась за рычаг «дворника» и выхватила из‑под него цветок. Больно укололась о шип и выругалась, отпустила рычаг, и «дворники» снова сердито прошлись по стеклу. Мимо промчался еще один грузовик, совсем близко к ней; поток воздуха пытался увлечь ее, потом ее обдало струей воды, как волной прибоя. Алекс запрыгнула в машину, захлопнула дверь, спасаясь от буйства стихий, включила свет в салоне.

Роза была красная – красная, как кровь, что сочилась из ее пальца. Алекс сунула палец в рот. Посмотрела сквозь окно на дождь, на дьявольские огни, проносящиеся мимо, прислушалась к реву и завыванию, затихающим в темноте.

Потом посмотрела на розу. Кто‑то выкинул ее из машины или оставил лежать на кузове грузовика и она свалилась оттуда? Или… Но нет, это было невозможно. Просто совпадение, и не что иное, без всякой уверенности убеждала она себя. Алекс сидела, дрожа, ей хотелось выкинуть розу туда, откуда та появилась, но она не смогла себя заставить, а поэтому положила цветок перед рукояткой переключения передач и медленно, робко тронулась с места.

Войдя с розой в дом, она остановилась в темном коридоре. Дверь не закрыла – не хотелось. Алекс не знала почему, но ей хотелось сохранить связь с внешним миром.

Алекс еще раз пососала палец – он продолжал болеть, – потрогала влажный свежий стебель. Часть лепестков осыпалась. Пройдя в гостиную, Алекс сунула розу в вазу к другим, присланным Фабианом на ее день рождения. Среди прочих та бросалась в глаза благодаря своей свежей яркости – остальные подвяли, умирали или уже умерли, но у Алекс не хватало духу их выкинуть.

Раздался громкий хлопок – ветер ударил входной дверью о стену. Потом еще один – и дверь закрылась, словно ее в бешенстве толкнула невидимая рука.

Чемодану придется полежать в машине до понедельника, когда она попросит Мимсу помочь ей. Алекс прошла на кухню, чтобы включить обогреватель, но с удивлением обнаружила, что он включен и оставался включенным целый день, судя по таймеру. Она вдруг заметила, что видит пар от собственного дыхания. Снова выдохнула, озадаченная, потом потерла холодные руки.

Наверху происходило какое‑то движение – скрипнула пружина или половица. Алекс замерла, прислушалась. Холод проникал ей под кожу, заставлял дрожать; она поджала пальцы на ногах, напрягая слух. Потом раздался еще один удар, зажурчала вода в трубах, бойлер произвел два громких хлопка и выключился. Она выдохнула – вот ведь идиотка. При включенном отоплении дом всегда производит странные звуки.

Налив воды в чайник, Алекс прошла в гостиную, бросила еще один тревожный взгляд на розу и включила телевизор. Аудитория в студии разразилась аплодисментами, а камера прошлась по сияющим лицам. Знаменитости шоу‑бизнеса второго эшелона участвовали в викторине, из кожи вон лезли, чтобы казаться веселыми. Камера переключилась на холеного телеведущего, держащего микрофон перед лицом брюнетки, которая ворочала языком за щекой. Несколько секунд Алекс в досаде смотрела на экран. Передачу выдумал один из ее клиентов. Критики назвали ее банальной безвкусицей, деградацией, и по заслугам. Однако передача шла вот уже четыре года.

Расслабиться Алекс не могла – было слишком холодно. Она вскочила на ноги, подошла к розам, понюхала новую, легонько погладила ее пальцем.

Она подумала о чемодане Фабиана на переднем сиденье «мерседеса». И зачем ей понадобилось тащить его одежду? На мгновение ее обуяла тревога: а если чемодан украдут? Потом она пожала плечами: ну, украдут, так, может, оно и к лучшему.

Если бы Дэвид был здесь, то принес бы чемодан. Алекс пожалела, что никак не может проглотить свою гордость и попросить его приехать. Она снова, дрожа, потерла руки, и ей стало грустно, захотелось побыть с Фабианом. Обнять его, прижать к себе. Захотелось, чтобы он вошел в дверь и сам распаковал свой чемодан.

Она поднялась в его комнату. Здесь, казалось, было еще холоднее, чем во всем доме. Неужели Мимса выключила радиатор? Алекс положила на него руку и тут же отдернула: о него можно было обжечься. Она посмотрела на медный телескоп, на постеры на стене, потом на картину, почти что ожидая реакции, хоть какого‑то шевеления. Но ничего такого не случилось – на нее взирал холодный, надменный взгляд. Она опустилась под картиной на колени, зарылась лицом в ладони. «Я люблю тебя, дорогой. Я надеюсь, там, где ты сейчас, с тобой все хорошо. Я тоскую без тебя. Хотелось бы мне знать, тоскуешь ли ты без меня. Береги себя, дорогой, где бы ты ни был. Господи, пожалуйста, храни Фабиана». Некоторое время она оставалась на коленях, потом медленно поднялась с чувством умиротворения.

Она вышла из комнаты, тихонько закрыла за собой дверь, остановилась в коридоре, зажмурилась. «Спокойной ночи, дорогой», – сказала она. А когда открыла глаза, они были полны слез. Тогда она села на верхнюю ступеньку и зарыдала.

Потом вспомнила избитое лицо Отто и подумала: каким образом его выбросило из машины? Что могло случиться в момент столкновения? Как реагировал Фабиан? Какие мысли промелькнули в его голове? Что представлял собой водитель другой машины? Как он мог совершить такое? Эти вопросы возникали, словно выписанные яркими зелеными буквами на черной пустоте. Что чувствует Отто, будучи единственным выжившим? Почему так странно себя ведет? От него ее дрожь пробирает. Что он знает? Какой‑то секрет про Фабиана? Может быть, все это сфабриковано, какая‑то отвратительная шутка? Может быть, они с Фабианом, смеясь и пританцовывая, сейчас появятся в доме, пройдут мимо нее в его комнату и запрут дверь… и что будут делать? Наблюдать за звездами? Заниматься любовью?