На дальнем конце площади замелькала синяя форма. Карабинеры! Двое! Еще двое выскочили из дверей, рядом с которыми стояла Вика, их крики вплелись в какофонию улицы.
Панический страх ошпарил ее. Страх заставил сорваться с места, сжимая в руке сумку. Страх гнал ее прочь от места преступления, заглушал голос здравого смысла. «Беги, беги! прячься от них! затаись! они тебе не поверят! ты должна спрятаться! только это тебя спасет!»
Вика мчалась со всех ног. Пробегая по мосту над каналом, она на несколько секунд задержалась. Сумка с перстнем жгла ладони. Сбросить ее? Но владелицу отыщут по содержимому! «Паспорт! Господи, зачем я потащила с собой паспорт?!»
Замерев на мосту, она в полной мере ощутила себя преступницей. «Избавься от перстня! – надрывался внутренний голос. – Брось его в воду, скорее!»
Но сзади оглушительно засвистели, и Вика снова бросилась бежать.
Не соображая, что делает, она влетела в какой‑то магазинчик и чуть не закричала от ужаса. Со всех стен на нее таращились слепыми прорезями разноцветные лица. Она не сразу поняла, что это венецианские маски. Изумленный продавец, собственное бледное отражение в зеркале, пышные фиолетовые перья – все это бросилось ей в глаза прежде, чем она успела выскочить обратно. Но в голове застрял единственный образ: черная жуткая маска средневекового лекаря с длинным клювом.
Она металась среди улиц, как крыса в лабиринте. «Выкинуть, выкинуть улику!» – билось в голове. На кольце останутся ее отпечатки. «Платок! Стереть следы!»
Но стоило Вике остановиться, как из‑за угла донесся громкий топот. Вздрогнув, она метнулась в сторону, ударилась плечом об угол дома и чуть не выронила сумку.
Топот приближался. Теперь не оставалось сомнений, что карабинеры совсем рядом.
Переулок был совершенно безлюден. Вика затравленно огляделась, пытаясь найти хотя бы подобие укрытия. Пусть зазор между домами, пусть мусорный бак! Она втиснется в щель, как ящерица, закопается в объедках, как крыса! Все, что угодно, лишь бы спастись!
Но дома мрачно смыкали ряды, и даже ставни были наглухо закрыты.
Шаги прозвучали близко, словно невидимые карабинеры уже вынырнули из‑за угла. Вика, дрожа, вжалась в стену – и вдруг напротив себя увидела приоткрытую дверь. Выкрашенная в один цвет со стеной, затененная высоким соседним домом, она до последнего не бросалась в глаза.
Врата рая не показались бы такими заманчивыми грешнику, отбывшему в аду пару‑тройку веков. В следующий миг Вика уже тянула на себя железное кольцо.
Изнутри дохнуло холодом и тишиной. Скользнув в помещение, она с бьющимся сердцем закрыла дверь, молясь, чтобы полицейские ничего не заметили.
Скрип, негромкое бряцанье засова – и беглянка оказалась отсечена от мира.
Обернувшись, Вика поняла, что в каком‑то смысле так оно и есть. Потому что ее временный приют был не чем иным, как церковью.
На первый взгляд помещение выглядело совершенно безлюдным. Вика с содроганием ждала, не появится ли священник, но безмолвия не нарушало ничего, кроме ее собственного учащенного дыхания. Сквозь узкие витражи падал солнечный свет, расплываясь на каменном полу золотыми и розовыми кляксами. Картина на стене изображала вознесение Марии.
Вика перевела дух и, беззвучно ступая, двинулась к длинным пустым рядам сидений.
Она не села, а упала на жесткую скамейку и сразу же заглянула в сумку. В полумраке перстня не было видно, и надежда всколыхнулась в Вике с отчаянной силой. Неужели это была игра воображения? Может быть, она простудилась, и под воздействием высокой температуры пригрезилось бог знает…
Пальцы наткнулись на твердый холодный предмет. Вика чуть не взвыла от разочарования. Никаких болезней и галлюцинаций. Перстень дожа по‑прежнему лежал в сумке, зеленый, как яблоко, сорванное Евой.
«О том, как он попал ко мне, я подумаю потом. А сейчас нужно от него избавиться!»
Вика осторожно вытащила украшение. Да, это перстень дожа, без всяких сомнений – вон и клеймо на внутренней стороне: фигурка крылатого льва и рядом какие‑то плохо читаемые значки. Господи, как дрожат руки! Она торопливо принялась обтирать перстень со всех сторон подолом юбки и чуть не выронила его, когда ей почудилось, что дверь скрипнула.
Покончив с уничтожением отпечатков, Вика достала из кармана носовой платок, завернула в него перстень и встала, оглядываясь. Узелок так тянул руку, словно там было не кольцо, а по меньшей мере кирпич.
С распятий на каменных стенах укоризненно смотрел Христос. Даже у Девы Марии на картине было такое выражение лица, словно Вика стащила у нее фамильную ценность.
Женщина медленно двинулась вдоль стены, ища взглядом подходящий тайник. Картина, распятие, еще одно распятие… Стоп!
Она замерла перед огромным, от пола до потолка мраморным барельефом. Это было «Положение во гроб», копирующее картину Караваджо. Однако неизвестный скульптор добавил кое‑что от себя. В правом нижнем углу барельефа возлежал вылепленный в мельчайших деталях венецианский крылатый лев и смотрел на скорбящих с тем интересом, который кошки проявляют ко всякого рода суете. Мощной лапой лев прижимал опрокинутую чашу.
Без сомнения, чаша что‑то символизировала. Но для Вики было куда важнее, что скульптор, верный натуре, изваял в ней настоящее углубление.
Заметила она это случайно, когда свет из окна на минуту сделал тени четче. Волнуясь, женщина подошла вплотную и ощупала деталь барельефа. В чаше легко помещался ее кулак. Не раздумывая, Вика протолкнула внутрь свой платок с завернутым в него перстнем и быстро отошла назад. Если бы кто‑нибудь и появился в церкви, то увидел бы обычную туристку, любующуюся достопримечательностями.
Венецианский лев теперь косился хитро, словно намекая на общую тайну. Походив мимо барельефа влево‑право, Вика убедилась, что нет такой точки, с которой содержимое чаши бросалось бы в глаза. Взгляд ее упал на стопку брошюр, забытых на скамейке. «Церковь Святого Пантелеймона», – прочитала Вика заголовок.
«Святой Пантелеймон, пусть помощник священника окажется нерадивым! – взмолилась она. – Не дай ему часто протирать пыль! Да хранит большой лев своего маленького крылатого собрата».
Из бокового нефа донеслись приглушенные голоса. Не дожидаясь свидетелей, Вика схватила сумку и быстро пошла к выходу. Напоследок она не удержалась и обернулась.
Удивительные все‑таки вещи творил свет с пространством барельефа. Теперь ей почудилось, что крылатый лев прижимает чашу не к земле, а к себе, словно заявляя: «Мое!»
И при этом на морде его определенно играла насмешливая ухмылка.
3
До дома синьора Раньери Вика добралась с поразившей ее саму легкостью, словно ее вело какое‑то чутье. Не доходя одного квартала, она заметила в тупике маленький магазин с одеждой. Даже на манекенах, стоявших в призывных позах у входа, вещи выглядели весьма затрапезно. Должно быть, поэтому покупателей внутри и не наблюдалось. Сонная толстая продавщица ютилась на табуретке, глазея в орущий телевизор.
Комментариев нет