Со своим летчиком Джейн познакомилась на танцах в клубе неподалеку от аэродрома. Не успев войти в зал, она почувствовала на себе его взгляд, и через мгновение он оказался рядом. Обычно сначала парни робели и разглядывали ее издали. Еще бы! Яркая, жгучая брюнетка с огромными карими глазами. Даже самые смелые заикались и краснели, решившись наконец с ней заговорить.
Джеймс Блэкуэлл вел себя иначе. Он взял ее за руку, даже не спросив разрешения, и слегка кивнул головой.
– Мне нужно кое‑что вам сказать.
Говорил он тихо, и ей пришлось податься ближе, чтобы расслышать.
– Вы – самая красивая девушка из всех, кого я встретил за всю жизнь. И просто обязаны со мной потанцевать.
Он повел ее в центр зала и представился:
– Кстати, я – Джеймс. Джеймс Блэкуэлл.
А потом поцеловал ей руку, совсем как в кино. Никто раньше не целовал ей рук. Этот жест мог бы показаться… банальным, как говорят американцы, но на самом деле ей было очень приятно. Она чувствовала себя так, словно ее пригласил принц.
С того дня они встречались не реже двух раз в неделю. Ходили в кино или ездили в Эссекс на его чудесной спортивной машинке. Ни у кого из ее бывших кавалеров машин не было. И куда бы ты ни собрался, приходилось ехать на автобусе или идти пешком. А машина означала, что можно… Ну, в общем, можно все. Все, чего раньше она себе не позволяла. И никогда не осмелилась бы даже рассказать подругам. Ни за что. Если бы об этом узнали родители… Страшно подумать, что было бы. Вышвырнули бы на улицу со всеми пожитками.
В маленьком доме стандартной застройки, где Джейн жила с самого детства, она представила Джеймса родителям. Его офицерская форма, крылья на кителе и рассказы о вылетах повергли их обоих в благоговейный трепет. Джеймс вел себя с ними очень учтиво. На лице отца Джейн заметила незнакомое доныне выражение и никак не могла его описать, пока на следующий день не наткнулась на подходящую фразу в душещипательной журнальной истории: «Преклонение перед героями». Точно! Джеймс – герой, все перед ним преклоняются. Она тоже не исключение: сделает для него все, что он ни попросит. Вообще‑то, уже сделала. И он отвечал ей тем же.
…Джейн надела шляпку и пальто, чтобы отправиться домой на обед, когда, звякнув колокольчиком, открылась дверь. В магазин вошел Джеймс в толстой форменной шинели.
– Джеймс! Ты откуда? Вот так сюрприз!
– Здравствуй, Джейн. – Он сделал шаг вперед и поцеловал ее в губы. – Рад, что застал тебя. Лучше нам поговорить здесь, чтобы не слышала твоя мать. Мы одни?
Она кивнула.
– Да. Миссис Пэрбрайт срочно куда‑то вызвали, я осталась за главную. Хотела закрыть на часок… Прости, ты что‑то хотел?
На лице Джеймса застыло каменное выражение.
– Не буду ходить вокруг да около. Все кончено. Впредь я не собираюсь с тобой встречаться. У меня есть другая, мы с ней скоро поженимся. Вероятно, следующим летом. Больше мне нечего сказать.
Джейн замерла. Затем криво улыбнулась:
– Это шутка, Джеймс? Ты меня разыгрываешь?
– Что за вздор? Конечно, нет. Повторяю еще раз: все кончено. У меня есть другая.
Он взглянул на часы.
– Посуди сама, Джейн. Я – офицер, а ты всего лишь продавщица. Надеюсь, ты не успела ничего насочинять себе о нашем совместном будущем? – Он заметил, как расширились ее глаза. – Значит, успела?.. Тем хуже для тебя. Разве я что‑нибудь обещал? Нам было хорошо вместе, но на этом все.
Он снова посмотрел на часы с еще большим нетерпением.
– Послушай, того и гляди пойдет снег, а мне еще назад добираться. Так что я уезжаю. Прощай, Джейн.
В потрясении она закрыла глаза – всего на какое‑то мгновение, – а когда открыла их, он уже исчез. Вспомнился фокус, увиденный на рождественском представлении в театре: стоящий на сцене перед залом иллюзионист растворился в клубе дыма, будто его там и не было.
Джеймс исчез, как тот иллюзионист. Ей просто не верилось… Немного погодя она обнаружила, что может двигаться, бросилась к двери, окинула взглядом улицу. Никого.
Джейн закрыла дверь. В ушах вдруг зазвенело. Она слегка покачнулась и медленно сползла на пол.
Глава 17
Джеймс Блэкуэлл никогда не действовал наобум. Прежде чем принять решение, он тщательно продумывал каждую мелочь. Но очень редко анализировал совершенные поступки: просто не понимал, зачем это нужно. Разве что затем, чтобы поздравить себя. Как сейчас.
Расчет был точным: на прощание с девчонкой ушло сорок пять секунд. Не больше. Между прочим, личный рекорд.
Он выкинул эти мысли из головы, следя за указателями на трассу А11, ведущую в Кембридж, к Диане. Она уже ждет. Если повезет, он доберется засветло. Одна фара не работает. И никогда не работала, черт бы ее побрал, но если ребята в гарнизонном метеоцентре не ошиблись, он успеет до начала запоздалого снегопада.
Джеймс принялся насвистывать под нос одну из любимых мелодий матери.
Сейчас он испытывал давно знакомое приятное ощущение. Ни с чем не сравнимое чувство удовлетворения.
Дела потихоньку налаживались.
Хотя предыдущие несколько месяцев гладкими, признаться, не назовешь. Тот телефонный звонок Диане в Гиртон слегка опережал события, если не сказать хуже. Он стал первым шагом на пути к достижению цели – к Рождеству надеть ей на палец кольцо невесты. Проклятая война спутала все карты. Без предупреждения отменили отпуска, эскадрилья занималась учебными полетами и бесконечно патрулировала Ла‑Манш. В январе по всей стране бушевали метели, такой холодной зимы не помнил никто. О поездке в Кембридж на машине не могло быть и речи. Если только на танке. Морозы затянулись на долгие недели.
Утешало одно – Диана перезвонила в тот же день, а это хороший знак. Они замечательно поболтали. Джеймс давно понял: девушки обожают отвечать на вопросы о себе. Он живо интересовался, как у Дианы дела в университетском городке, ему удалось даже рассмешить ее. В конце она с восторгом откликнулась на его предложение приехать в ближайшие выходные и сводить ее поужинать.
Ничего не вышло. Пришлось звонить еще раз, чтобы сообщить об отмене отпусков.
Потом грянули лютые морозы. Впервые в жизни невезение тянулось так долго. Разумеется, он писал Диане письма, чтобы не угас интерес. Однако добиться значительных подвижек, не встретившись с ней лично, ему вряд ли удалось бы.
Он надеялся не упустить шанс на Рождество – Арнольды пригласили его к себе в Дауэр‑Хаус. Не повезло опять: когда в эскадрилье бросали жребий, кому идти в отпуск, он вытянул короткую спичку. Поэтому Джон Арнольд отправился в Кент один, а ему пришлось остаться в Апминстере в компании таких же неудачников. Какая досада! Не крути он роман в последние пару месяцев с этой милашкой‑продавщицей, то полез бы на стену от отчаяния.
Комментариев нет