Когда директор наконец заговорил, голос его был едва громче шепота:
– Ах ты, ублюдок. Мелкий поганый ублюдок. Сколько я для тебя сделал! Я оплатил уроки, чтобы ты перестал разговаривать как торгаш, я…
– Сэр, – перебил Джеймс, – вам ведь нравилось, когда я разговаривал как торгаш. Или это вы тоже забыли?
Директор откинулся на спинку кресла.
– Ты не посмеешь. Не посмеешь сказать и слова. Нас обоих посадят.
Джеймс наклонил голову.
– Меня – нет. Я слишком молод. И был еще моложе, когда мы занимались… как вы там это называли? Когда мы занимались «особыми уроками». А вот вас, сэр, непременно упекут в каталажку, здесь я с вами полностью согласен. Растление малолетнего – это не шутки. Так просто тут не отделаешься. Что вы по этому поводу думаете, сэр?
Испуганные, сузившиеся глазки встретились с бесстрашным взглядом синих глаз.
– Я думаю… Я думаю, тебе лучше напечатать это еще раз и принести мне на подпись, мерзавец.
– Ясно, – Джеймс поднялся. – Ну, тогда сложите эти два обрывка вместе, сэр, и перепишите от руки. Честно говоря, машинописная версия мне нравилась ничуть не больше наших… совместных занятий… думаю, теперь нам следует называть это так. Тем более рекомендации такого рода, написанные от руки, выглядят куда душевнее, вы согласны? А у вас к тому же чудесный почерк, сэр.
Глаза директора на мгновение закрылись.
– Выметайся, вон отсюда! Через пятнадцать минут письмо будет у тебя в ячейке. После этого можешь сразу возвращаться в свою паршивую дыру к мамаше, и чтобы я тебя здесь больше не видел. Семестр все равно заканчивается через неделю. Если еще хоть раз здесь мелькнет твоя рожа, я вызову полицию и привлеку тебя за шантаж. Клянусь, так и будет.
Джеймс Блэкуэлл подошел к двери, открыл ее и с невозмутимым видом обернулся.
– Нет, не будет. Сейчас вы напишете письмо и заткнетесь. Не сотрясайте воздух, сэр. Не позорьтесь… Хотя куда уж больше позориться. До свидания, сэр.
Глава 9
Так Джеймс Блэкуэлл проложил себе путь в Крануэлл. Однако после зачисления он вдруг обнаружил, что трудности только начинаются: приходилось прилагать немало усилий, чтобы не уступать остальным будущим офицерам. Требования были неимоверно высокие. С растущим беспокойством он наблюдал, как смиренно один за другим курсанты уходили из колледжа, провалив академические или практические испытания. Его собственные познания в математике были слабыми, если не сказать больше. А что будет, когда пойдет теория воздухоплавания?
В социальном плане он чувствовал себя изгоем. Прилежно выговаривая слова, никого не обведешь вокруг пальца. Однажды вечером, сидя в раздумьях за кружкой пива в неосвещенном углу паба «Принц Руперт» – места, излюбленного курсантами Крануэлла, – Джеймс случайно подслушал убийственный вердикт, вынесенный в соседней кабинке сокурсником, уроженцем Кенсингтона.
– Блэкуэлл? Да с этим пройдохой все ясно. Поступил лишь потому, что это ВВС. В любом другом месте треклятому хаму сразу дали бы от ворот поворот. Подожди, вот закончим с теорией, начнутся полеты, и его вышвырнут отсюда быстрее, чем того ефрейтора, что околачивался в офицерской столовой. Ни стилем, ни классом здесь и не пахнет.
Позже, лежа на койке с металлическим каркасом, Джеймс курил в темноте сигарету за сигаретой и наконец пришел к решению. В одиночку в Крануэлле он не выживет. Ему нужна опора, поддержка. Кто‑то, чей социальный статус повысит и его положение среди курсантов, кто сможет дать ему некую защиту, а иногда и совет.
Иными словами, ему нужен пользующийся авторитетом друг.
Друг. На лице Джеймса мелькнула улыбка. Никогда в жизни он не нуждался в дружбе и никого об этом не просил. И даже не знал, как подступиться к этому делу.
Но, как оказалось, беспокоился он попусту.
Джон Арнольд сам его нашел.
Глава 10
– Честное слово, Ди, – тихо проговорил Джон, чтобы в другом конце комнаты его не услышали родители и гость. – У Джеймса были трудности в Крануэлле.
У тележки с напитками они с сестрой разливали по бокалам бренди. К удивлению Джона, пока вся компания перемещалась из столовой в гостиную, Диана успела подкрасить губы и поменять чулки: незадолго до этого он шепнул, что у нее побежала стрелка. «Уж заодно бы и переоделась, ведь наверняка такая мысль приходила ей в голову», – со смехом подумал Джон. Однако вниз она сошла в том же темно‑красном шерстяном платье: в нем она выглядела отлично и прекрасно об этом знала.
– Надеюсь, Джеймс оценит твои старания, сестренка, – Джон шутя подтолкнул ее локтем.
– Поаккуратнее, – предупредила Диана, слегка расплескав бренди. – Вероятно, все это займет еще немало времени. Говорят, что к Рождеству война закончится, но, если верить папе, в прошлый раз все тоже так считали, а она растянулась на четыре года. Я уже говорила маме, чтобы приберегла консервированную семгу.
Пять пузатых бокалов стояли на темном серебряном подносе.
– Ладно, неважно, – отмахнулась Диана. – Так что там, ты говоришь, за трудности у Джеймса?
– Давай не здесь, – ответил Джон, бросив взгляд в противоположный конец комнаты. – Принеси сигареты, пойдем покурим у изгороди. Там все о нем и расскажу.
До поступления в Крануэлл Джон никогда не видел классовый снобизм в действии. Зрелище вызвало у него глубокое отвращение. В Хеджбери, частной школе, где он учился, действовала расширенная система грантов и субсидий на обучение. Большинство мальчиков были сыновьями профессионалов высокого класса – юристов, как его собственный отец, бизнесменов, врачей, политиков. Управление школой основывалось на принципах безусловной меритократии. Порицались любые намеки на превосходство в силу происхождения.
Правда, изредка случались стычки с «городскими мальчишками», когда старшеклассников на полдня отпускали из школы и они без дела слонялись по центру городка. Однако эти столкновения приносили удовольствие обеим сторонам и больше смахивали на спортивные забавы, чем на классовую войну.
Джону было неприятно опекать Джеймса в Крануэлле. Собственный школьный опыт подсказывал, что лучше предоставить другому возможность самому бороться за себя. И все же он искал способы ненавязчиво поддержать товарища.
Однажды после дневного инструктажа по воздушной навигации ему выпал такой шанс. Джеймс отправился прямиком в комнату, которую делил с тремя другими сокурсниками, и сидел в одиночестве, обложившись книгами по теории воздухоплавания. Проходя мимо открытой двери, Джон вдруг услышал тяжелый вздох.
Немного помешкав, он осторожно постучал по косяку.
– Как дела? Еще не конец света? Nil desperandum – никогда не отчаивайся, как говорится.
Джеймс оторвал взгляд от раскрытого учебника.
– Отвали, дружище. Не нужно меня подбадривать. Латинскими цитатами тут не поможешь, – он показал на учебники. – С тригонометрией я еще кое‑как справляюсь, но эти чертовы уравнения убивают меня наповал.
Он подошел к двери, протянул руку и представился:
Комментариев нет