Чтобы попасть в пригород Уэслина, где моя мама сняла дом, у нас ушло целых двадцать минут. Мы долго кружили по лабиринту хаотично застроенных убогими домишками улочек, так не похожих на прямые улицы с внушительными особняками в центре города. Занесенные снегом дворы даже не были огорожены, и между домами туда‑сюда бегали местные детишки.
Анна свернула к расположенному в тупике одинокому дому, прямо напротив леса из обнаженных деревьев. Я затормозила на обочине, чтобы дать Анне возможность выехать задом.
Маленький желтый двухэтажный домик, с белыми ставнями и гостеприимным белым, хотя и выцветшим крыльцом, со стороны казался довольно милым. Входная дверь отворилась, и, откинув бедром защитную сетку, на пороге появилась мама. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела, как мы достаем мои сумки из багажника.
Я не глядя прошла мимо нее в дом, так как ужасно боялась, что увижу в ее ясных голубых глазах нечто прямо противоположное ее словам, которыми она меня встретила:
– Привет, Эмили. Я рада, что ты здесь.
– Спасибо, что разрешила пожить у тебя, – с трудом выдавила я.
– Ну что ты, не стоит. – Ее голос звенел от напряжения. – Теперь это и твой дом. У тебя даже будет собственная комната.
– Нет, ты обязательно должна ее увидеть! – выпалила Сара, схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице, ведущей из маленькой прихожей на второй этаж. Анна весело рассмеялась, и я сразу поняла, что вчера они ходили не только по магазинам.
Лестница заканчивалась небольшой площадкой. Я увидела открытую дверь в ванную, а по бокам от нее – две закрытые двери. Сара распахнула правую из них и зажгла свет. Я медленно вошла за ней.
Остановившись, я осмотрелась по сторонам. Три стены оказались девственно белыми, а та стена, где была дверь, – абсолютно черной. Я повернулась кругом, чтобы рассмотреть все повнимательнее, вдохнула резкий запах свежей краски и невольно улыбнулась.
Напротив двери расположилась широкая кровать под причудливым черно‑белым покрывалом, на котором лежали белые подушки с черными оборками. Над кроватью я увидела странную трехмерную инсталляцию: что‑то вроде сотни черных бабочек на проволоке, словно вылетающих из белой стены.
На двух маленьких окнах слева от кровати висели эффектные черные шторы. Возле черной стены я увидела белый комод, а рядом – большое зеркало в белой раме.
У противоположной стены стоял письменный стол с разрисованными черными бабочками стеклянной столешницей, рядом – два белых стеллажа для книг. Над столом висела доска, затянутая тканью с тем же затейливым черно‑белым рисунком. К доске была прикноплена записка: «Добро пожаловать домой, Эмма», – явно написанная рукой Сары.
– Ну как, нравится? – нетерпеливо просила Сара.
Повернувшись, я увидела у открытой двери Анну и свою мать, которые явно ждали моей реакции.
– Поверить не могу, что вы сделали это! – выдохнула я. – Спасибо большое.
– Пожалуйста, – ответила Анна.
Мама стояла на ступеньке за спиной у Анны и молча наблюдала за нами.
– Не хотите чего‑нибудь выпить? – спросила она Анну, когда Сара принялась раскладывать по местам мои немногочисленные пожитки.
И они обе стали спускаться по лестнице.
– Сара, и правда огромное тебе спасибо.
Явно растроганная, Сара замерла на полдороге, прижимая к груди стопку моих блузок.
– Просто я знала, что ты жутко нервничаешь по поводу переезда, – уложив блузки в выдвинутый ящик комода, объяснила она. – Пусть даже ты и не желала в этом признаваться. Маме тоже хотелось познакомиться с Рейчел поближе, вот мы и решили, что это хорошая идея. Мы вчера весь день провели вместе – покупали, красили, украшали. Эмма, мне кажется, тебе не о чем беспокоиться. Если честно, то Рейчел дергается еще больше тебя.
А вот это вряд ли!
И вот когда Сара наконец была удовлетворена плодами своих трудов – все вещи лежали на месте, книжки стояли на полках, а ноутбук и маршрутизатор, что Карл с Анной подарили мне на Рождество, на письменном столе, она сообщила:
– Ну вот, кажется, все в порядке.
И я сразу дико занервничала, так как поняла, что Сара собирается уходить.
Я стала прикидывать, как бы задержать ее, но снизу раздался голос Анны:
– Сара, ты готова?
Не знаю, как Сара, а вот я, по правде говоря, точно не была готова остаться наедине со своей матерью. И судя по тому, как та суетилась, она испытывала такие же чувства.
Мы потоптались на крыльце, чтобы сказать им «до свидания», проводили глазами отъезжающую машину и волей‑неволей остались наедине.
Я вернулась обратно в дом, сразу почувствовав себя жутко неуютно.
– Что ж, если хочешь, можешь немного осмотреться, – неуверенно предложила она, захлопнув дверь с дребезжащим стеклом в центре.
– Да‑да, конечно, – ответила я и, свернув налево, вошла через арочный проем на кухню.
Мама стояла в прихожей и пристально следила за каждым моим движением.
Если не считать стен, заново покрашенных желтой краской, кухня, похоже, не обновлялась со времени постройки дома. Дверцы шкафчиков покоробились, а прилавок обшарпался. Под окном с видом на лес была установлена глубокая фаянсовая двойная мойка. В углу громко тарахтел низенький холодильник, который доходил мне только до подбородка, рядом стояла белая газовая плита. Кухня была настолько тесной, что места хватало лишь для маленького круглого стола и четырех разномастных стульев.
– Не стесняйся, бери что хочешь, – произнесла она с порога.
Здесь оказалось так мало места, что нам двоим было не разойтись. Я заглянула в холодильник, но там не было ничего, кроме приправ и засохших остатков китайской еды.
– Спасибо, – захлопнув дверь холодильника, ответила я.
– Похоже, придется съездить за продуктами, – натужно рассмеялась она и посторонилась, чтобы дать мне возможность пройти в прихожую, а оттуда – в гостиную.
Я чувствовала на себе ее пристальный взгляд, что еще больше усиливало мою нервозность. Наверное, надо было что‑нибудь сказать, чтобы, типа, завязать разговор, но я понятия не имела, с чего начать.
Итак, я стояла посреди гостиной и, нервно ломая пальцы, разглядывала коричневый диван, канапе перед телевизором, а еще кресло‑качалку перед окном. И неожиданно замерла, кресло показалось мне смутно знакомым.
И только через минуту мне удалось сообразить, где я его видела. Оно стояло в моей спальне в те далекие времена, когда я еще жила с мамой и папой.
Горло внезапно сдавило. Нахлынувшие воспоминания застали меня врасплох. Мне хотелось подойти и потрогать кресло, погладить изогнутые подлокотники, чтобы наполниться радостью от накопленной ими памяти о былых счастливых временах. О сказках, которые я слушала, покоясь в объятиях отца. О ласковых словах, которые он шептал мне, когда я засыпала у него на груди под стук его сердца. Я как завороженная смотрела на это кресло, чувствуя спиной ее упорный взгляд.
Комментариев нет