– Не ожидайте, что все просто рассосется, – предупредил он, глядя куда‑то между ними. – Это не сойдет с рук, как все остальное.
Дев кивнул.
– Конечно.
Развернувшись, Трой направился к двери, но остановился перед Люцианом.
– Убедись, что твой тупоголовый братец понимает, насколько все серьезно.
Люциан кивнул, хотя подозревал, что Деву это прекрасно известно.
– Увидимся, – пробормотал Трой.
Ричард проводил Троя до выхода, чтобы убедиться, что тот не окажется там, где не нужно. Люциан был уже на полпути к двери, когда Дев остановил его.
– Где ты был вчера?
Люциан пожал плечами.
– Нигде.
– Думаю, это «нигде» находится в каком‑то нелепо бесполезном месте. – Дев обошел письменный стол. – Ты уже не думаешь о том, как это все будет выглядеть? Уезжаешь на следующее утро после того, как твой отец трагически покончил с собой!
Люциан усмехнулся.
– Думаю, никто и не ожидал иного.
– И этим стоит гордиться?
– Мне нравится так думать, – заметил Люциан.
Дев вздохнул, закончив возиться со своими манжетами.
– И все же мне это не нравится.
Шея Люциана напряглась, когда он посмотрел на брата. Он точно знал, о чем тот говорит.
– Тебе вообще ничего не нравится. Почему на этот раз что‑то должно поменяться?
Дев скрестил руки.
– Ты знаешь, о чем я. Мы приводим кого‑то в этот дом сразу после того, что произошло? Это опасно.
– Мы так решили до того, как это случилось с отцом. – Он принял боевую стойку, сходясь с братом один на один. – Но я должен спросить, что в этом такого опасного, Дев? Ты что‑то скрываешь и беспокоишься, что кто‑то это обнаружит? – Дев даже не вздрогнул. – Ты знаешь, о чем я говорю. – Люциан намекнул, не вдаваясь в детали, и напомнил: – Я думал, ты сказал, что наш отец тяжело переживал происходящее с его братом.
Дев молчал.
Люциан сжал кулаки.
– Она просто не может быть ответственной за то, что случилось с Лоуренсом, если он не сделал это с собой сам. Ты видел, в каком она состоянии. Ты знаешь, что сказал док. Бог знает, где она была и что с ней случилось, а ты лишь беспокоишься о том, что люди подумают о нашей семье.
– Ты понятия не имеешь, о чем я беспокоюсь, но позволь мне объяснить тебе кое‑что. Да, я беспокоюсь о том, что скажут люди? Как думаешь, что, по‑твоему, подумает Трой или этот проклятый шеф полиции, когда они поймут, что она вернулась незадолго до того, как наш отец умер при очень подозрительных обстоятельствах?
Качая головой, Люциан не отпускал его взгляд.
– Не притворяйся, будто ты переживаешь за нее. Я достаточно тебя знаю. Ты вовсе не защищаешь нашу сестру.
– Ты достаточно меня знаешь? – Сине‑зеленые глаза Дева, такого же цвета, как у Люциана, ярко вспыхнули. – Ты считаешь, что знаешь меня достаточно? Что я не пытаюсь защитить ее?
Губы Люциана изогнулись в усмешке.
– Ага, прости. Фигня это все, ты ведь хотел сдать ее в какой‑то богом забытый госпиталь. Запереть ее и забыть там.
Дев стиснул челюсти. Первый реальный намек на эмоцию.
– Если бы я хотел запереть ее и забыть, то именно так и поступил бы.
Люциан ни за что не допустил бы подобного.
– Почему ты так обеспокоен? Ты проверял медсестру? – Хотя Дев и не говорил ему, что делал это, Люциан знал, что тот ни за что не пустил бы ее в дом без тщательной проверки. – Ты, должно быть, рылся так глубоко, что знаешь даже, что она ела на ужин с месяц назад. Ты проверил ее.
– Я проверил, – процедил Дев.
Люциан подошел так близко, что мыски его ботинок коснулись кончиков дорогих мокасин Дева, почти таких же, какие были на их отце, когда его нашли свисающим с вентилятора.
– Ну, так я спрошу еще раз, почему ты так встревожен?
Дев выдержал его взгляд.
– Мальчики, – позвал Ричард из‑за спины, – ваш гость ждет вас.
Напряжение между ними было такое, что, казалось, оно заполнило каждый фут просторной комнаты. Ни один из них не пошевелился. Наконец, Дев отступил назад и заговорил первым.
– Разве у тебя нет каких‑нибудь дел прямо сейчас? – Он помедлил. – Например, трахнуть кого‑нибудь?
Губы Люциана искривились в полуулыбке.
– Не‑а, не сейчас.
– Плохо. – Дев обошел его.
Люциан ни в коем случае не собирался позволить Деву войти в эту комнату первым и не собирался позволить ему вести разговор в одиночестве. Кто знает, что тот скажет об их сестре?
Мэдди был нужен кто‑нибудь сострадательный. Кто‑нибудь терпеливый, кто искренне бы хотел облегчить ее состояние, пока они пытались понять, что с ней случилось.
Он ни в коем случае не собирался позволить Деву испортить все это.
Особенно после того, как шокированный Люциан обнаружил, что его брат действительно нанял кого‑то, обладающего соответствующими качествами.
– Куда ты ее отвел? – спросил Люциан.
– Она ждет в нижней приемной, – ответил Ричард.
Поскольку брат ходил теперь лишь степенной, размеренной походкой, Люциан легко обогнал и его, и Ричарда, спустившись по ступеням еще до того, как Дев подошел к лестнице.
Его шаги были широкими, его собственные замечательные и нелепо дорогие туфли тихо ступали по деревянному полу, пока он шел к той же самой комнате, где ошарашил Ричарда и Ливи новостями о смерти отца. Он приблизился к открытой двери и замер, прежде чем войти в комнату.
В один момент он понял, что жизнь разделится на до и после этого момента. Нечто подобное он чувствовал прошлой ночью, когда вошел в маленький никому не известный бар и впервые увидел медсестру, которую нанял Дев.
Увидеть ее снова было все равно, что увидеть в первый раз.
Люциан понятия не имел, чего он ожидал, когда впервые окинул взглядом мисс Джулию Хьюз. Кого‑то старше? Кого‑то представительнее? Но он был так же ошарашен, как и прошлою ночью.
Она сидела на краю викторианского дивана, совершенно не представляя, что он наблюдает за ней. Это была женщина, с которой меньше двенадцати часов назад он имел связь. Проклятье, она была красива.
Девушка отличалась той красотой, которую он видел не часто. Красотой, что пришла из давно ушедших эпох.
Ее волосы глубокого каштанового цвета были собраны в аккуратный узел, за исключением одной пряди, падавшей на щеки. Это была та же прядь, что он заправил ей за ухо вчера. Он все еще хотел увидеть ее волосы распущенными, узнать, верны ли его предположения.
Он знал, просто был уверен, что они должны быть густыми и длинными.
Лицо идеальной формы, аккуратный изгиб бровей, глаза теплого карего оттенка.
Курносый нос и высокие скулы, казавшиеся еще симпатичнее, когда загорались румянцем, и ее рот… О, Иисус милосердный, ее рот был произведением искусства. Губы настолько пышные, можно всю жизнь прожить и не испытать счастья попробовать их, узнать, каковы они на вкус.
Комментариев нет