Леопард

– И это?

– Их не удается поймать.

Бьёрн Холм рассмеялся, хотя это было совсем не к месту, и опять замолчал.

– Но ведь это же неправда? – с надеждой спросила Кайя. – А что тогда…

– Ты думаешь о тех случаях, когда удается установить почерк, а по нему понять, кто за этим стоит. Но вспомни обо всех нераскрытых убийствах, которые по‑прежнему считаются единичными, поскольку между ними так и не удалось обнаружить никакой связи. Их тысячи.

Кайя взглянула на Бьёрна. Тот глубокомысленно кивал.

– По‑твоему, в данном случае связь существует? – спросила она.

– Ага, – сказал Харри. – И мы должны ее найти, не прибегая к расспросам, чтобы самим не засветиться.

– А тогда как?

– В службе наблюдения, анализируя картинки с угрозами, мы, никого не опрашивая, сосредотачивались исключительно на поиске возможных связей. У нас уже был натовский поисковик, когда никто еще слыхом не слыхивал про Яху или Гугл. С ним мы могли проникать всюду и изучать все, что хоть как‑то было отражено в интернете. Здесь придется делать то же самое. – Он взглянул на часы. – Именно поэтому я уже через полтора часа лечу в Берген. И через три часа буду беседовать с одной безработной коллегой, которая, как я надеюсь, сможет нам помочь. Так что давайте закругляться. Кайя и я уже высказались. Бьёрн, что у тебя?

Бьёрн Холм встрепенулся в своем кресле, как будто его только что разбудили:

– Что? У меня?.. Боюсь, немного…

Харри осторожно потрогал скулу:

– Но что‑то у тебя есть.

– Да нет. Ни мы в криминалистическом отделе, ни следователь не нашли практически ничего ни по Марит Ульсен, ни по двум другим жертвам.

– За два месяца, – заметил Харри. – Давай выкладывай.

– Могу повторить, – сказал Бьёрн Холм. – В течение двух месяцев мы анализировали, просвечивали насквозь и вглядывались до боли в глазах во все то, что у нас имеется, – фотографии, анализы крови, фрагменты волос, ногтей и так далее. Мы обсудили двадцать четыре версии того, как ему удалось проделать двадцать четыре дырки в глотке у первых двух жертв, так, что линии всех проколов сходятся в одной и той же точке. Но ответа не получили. У Марит Ульсен во рту тоже была рана, но ножевая и рваная, жуткая. Короче говоря, ничего.

– А что с теми камешками в подвале, где была найдена Боргни?

– Проанализировали. Много железа и магния, немножко алюминия и кремния. Так называемая базальтовая порода. Пористая и черная. Ну что, теперь понятнее?

– И у Боргни, и у Шарлотты с внутренней стороны зубов обнаружены следы железа и колтана. Что это означает?

– Что обе они были убиты с помощью одного и того же дьявольского приспособления, но это не приближает нас к разгадке, мы так и не знаем, что это было.

Пауза.

Харри кашлянул:

– Ладно, Бьёрн, выкладывай.

– Что?

– То, что тебе покоя не дает все время, что мы здесь торчим, я же вижу.

Эксперт‑криминалист почесал щетину на подбородке, не отрывая глаз от Харри. Кашлянул разок. Потом еще раз. Бросил взгляд на Кайю, как бы прося ее о помощи. Открыл рот, снова его закрыл.

– Хорошо, – сказал Харри. – Тогда переходим к…

– Это насчет веревки.

Двое других посмотрели на Бьёрна.

– Я нашел на ней моллюсков.

– Ого! – спросил Харри.

– Но не нашел соли.

Они все еще смотрели на него.

– Это довольно необычно, – продолжал Бьёрн. – Ракушки в пресной воде.

– То есть?

– То есть я переговорил с биологом, который занимается пресноводными водоемами. Ракушка принадлежит моллюску под названием горошина, одному из самых мелких подвидов, который встречается в Норвегии только в двух озерах.

– И эти озера?

– Эйерен и Люсерен.

– Оба в Эстфолде, – сказала Кайя. – Рядом. Крупные озера.

– В густонаселенном фюльке, – продолжил Харри.

– Сорри, – сказал Холм.

– М‑м‑м… А веревка – есть какие‑то признаки, указывающие, где ее купили?

– Нет, в том‑то все и дело, – сказал Холм. – Никаких. И она вообще не похожа ни на одну веревку из тех, что я видел. Только натуральные волокна, ни нейлона, ни каких‑то других искусственных материалов.

– Конопля, – сказал Харри.

– Что? – спросил Холм.

– Конопля. Веревки и гашиш делают из одного и того же растения. Если захочется курнуть, можно просто заскочить в порт и поджечь швартовы у парома в Данию.

– Это не конопля, – сказал Бьёрн Холм, не реагируя на смех Кайи. – Луб вяза и липы. Больше вяза.

– Настоящая кустарная норвежская веревка, – заметила Кайя. – Именно так раньше делали веревки на хуторах.

– На хуторах? – удивился Харри.

Кайя кивнула:

– В каждой деревне был хотя бы один человек, который делал веревки. На месяц опускаешь бревна в воду, чтобы они там размокали, потом снимаешь кору и берешь лыко. А потом ссучиваешь. Получается веревка.

Харри и Бьёрн повернулись на своих креслах к Кайе.

– Что такое? – растерялась она.

– Слушай, – сказал Харри. – По‑твоему, это известно каждому?

– А, вот ты о чем… – протянула Кайя. – Просто мой дедушка делал веревки.

– Ага. И для веревок используют вяз и липу?

– В принципе можно использовать лубяные волокна любых деревьев.

– А в какой пропорции?

Кайя пожала плечами:

– Я, конечно, не специалист, но мне кажется, довольно необычно свить в одну веревку лыко от разных пород деревьев. Я помню, Эвен, мой старший брат, говорил, что дедушка использовал только липу, потому что она плохо впитывает воду. И поэтому ему не приходилось смолить свои веревки.

– Что думаешь, Бьёрн?

– Если такие веревки – редкость, тогда, конечно, легче выяснить, где ее сделали.

Харри встал и принялся ходить по комнате взад‑вперед. Под резиновыми подошвами линолеум всякий раз жалобно всхлипывал.

– Значит, мы можем предположить, что производство было ограниченным, а продажа – локальной. Как, Кайя, тебе такая версия кажется приемлемой?

– Пожалуй.

– И мы также можем предположить, что места, где веревка была сделана и где ею пользовались, находились друг от друга неподалеку. Эти кустарные веревки вряд ли уезжали далеко от дома.

– По‑прежнему звучит вполне правдоподобно, но…

– Давайте примем эту точку зрения за исходный пункт. Вы начинаете искать кустарных производителей веревок рядом с озерами Люсерен и Эйерен.

– Но сейчас такие веревки уже больше никто не делает, – запротестовала Кайя.

– Постарайтесь, – сказал Харри, взглянул на часы, схватил пальто, висевшее на спинке кресла, и пошел к двери. – Выясните, где сделали эту веревку. Я исхожу из того, что Бельман не знает про этих горошин. Или как, Бьёрн?

Вместо ответа Бьёрн выдавил улыбку.

– Ничего, если я проработаю версию насчет убийств на сексуальной почве? – спросила Кайя. – Я могла бы переговорить кое с кем из отдела нравов. У меня там есть знакомые.

– Ответ отрицательный, – сказал Харри. – Общее распоряжение держать язык за зубами насчет того, чем мы занимаемся, в особенности относится к нашим дорогим коллегам из Управления полиции. Похоже, кто‑то в Управлении сливает информацию в КРИПОС, так что здесь мы разговариваем только с Гуннаром Хагеном.