При сем прилагаю чек на пять тысяч ливров, выписанный на банк г. Ферреа в Ницце, и рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, которому я поручил заботиться о ваших нуждах.
Синдбад-мореход».
– Недурно! – заметил майор.
– Не правда ли?
– Вы видели графа?
– Я только что от него.
– И он подтвердил написанное?
– Полностью.
– Вы что-нибудь понимаете в этом?
– По правде говоря, нет.
– Тут кого-то надувают.
– Во всяком случае, не нас с вами?
– Нет, разумеется.
– Ну, тогда…
– Не все ли нам равно, правда?
– Именно это я хотел сказать: доиграем до конца и дружно.
– Идет, вы увидите, что я достоин быть вашим партнером.
– Я ни минуты в этом не сомневался, дорогой отец.
– Вы оказываете мне большую честь, дорогой сын.
Монте-Кристо выбрал эту минуту, чтобы вернуться в гостиную. Услышав его шаги, собеседники бросились друг другу в объятия; так их застал граф.
– Ну что, маркиз? – сказал Монте-Кристо. – По-видимому, вы довольны своим сыном?
– Ах, граф, я задыхаюсь от радости.
– А вы, молодой человек?
– Ах, граф, я сам не свой от счастья.
– Счастливый отец! Счастливое дитя! – сказал граф.
– Одно меня огорчает, – сказал майор, – необходимость так быстро покинуть Париж.
– Но, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – надеюсь, вы не уедете, не дав мне возможности познакомить вас кое с кем из друзей!
– Я весь к услугам вашего сиятельства, – отвечал майор.
– Теперь, молодой человек, исповедайтесь.
– Кому?
– Да вашему отцу, скажите ему откровенно, в каком состоянии ваши денежные дела.
– Черт возьми, – заявил Андреа, – вы коснулись больного места.
– Слышите, майор? – сказал Монте-Кристо.
– Конечно, слышу.
– Да, но понимаете ли вы?
– Великолепно.
– Он говорит, что нуждается в деньгах, этот милый мальчик.
– А что же я должен сделать?
– Дать их ему.
– Я?
– Да, вы.
Монте-Кристо стал между ними.
– Возьмите, – сказал он Андреа, сунув ему в руку пачку ассигнаций.
– Что это такое?
– Ответ вашего отца.
– Моего отца?
– Да. Ведь вы ему намекнули, что вам нужны деньги?
– Да. Ну и что же?
– Ну и вот. Он поручает мне передать вам это.
– В счет моих доходов?
– Нет, на расходы по обзаведению.
– Дорогой отец!
– Тише! – сказал Монте-Кристо. – Вы же видите, он не хочет, чтобы я говорил, что это от него.
– Я очень ценю его деликатность, – сказал Андреа, засовывая деньги в карман.
– Хорошо, – сказал граф, – а теперь идите!
– А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством? – спросил Кавальканти.
– Да, верно, – сказал Андреа, – когда мы будем иметь эту честь?
– Если угодно, хоть в субботу… да… отлично… в субботу. У меня на вилле в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду несколько человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с ним познакомлю: надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать вам деньги.
– В парадной форме? – спросил вполголоса майор.
– В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны.
– А я? – спросил Андреа.
– Вы совсем просто: черные панталоны, лакированные башмаки, белый жилет, черный или синий фрак, длинный галстук; закажите платье у Блена или Вероника. Если вы не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее претенциозно вы, при ваших средствах, будете одеты, тем лучше. Покупая лошадей, обратитесь к Деведё, а фаэтон закажите у Батиста.
– В котором часу мы можем явиться? – спросил Андреа.
– Около половины седьмого.
– Хорошо, – сказал майор, берясь за шляпу.
Оба Кавальканти откланялись и удалились.
Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор.
– Вот уж поистине два негодяя! – сказал он. – Какая жалость, что это не на самом деле отец и сын!
Он постоял минуту в мрачном раздумье.
– Поеду к Моррелям, – сказал он. – Кажется, меня душит не столько ненависть, сколько отвращение.
XIX. Огород, засеянный люцерной
Теперь мы вернемся в огород, смежный с домом г-на де Вильфора, и у решетки, потонувшей в каштановых деревьях, мы снова встретим наших знакомых.
На этот раз первым явился Максимилиан. Это он прижался лицом к доскам ограды и сторожит, не мелькнет ли в глубине сада знакомая тень, не захрустит ли под атласной туфелькой песок аллеи.
Наконец послышались шаги, но вместо одной тени появились две. Валентина опоздала из-за визита г-жи Данглар и Эжени, затянувшегося дольше того часа, когда она должна была явиться на свидание. Тогда, чтобы не пропустить его, Валентина предложила мадемуазель Данглар пройтись по саду, желая показать Максимилиану, что она не виновата в этой задержке.
Моррель так и понял, с быстротой интуиции, присущей влюбленным, и у него стало легче на душе. К тому же, хоть и не приближаясь на расстояние голоса, Валентина направляла свои шаги так, чтобы Максимилиан мог все время видеть ее, и всякий раз, когда она проходила мимо, взгляд, незаметно для спутницы брошенный ею в сторону ворот, говорил ему: «Потерпите, друг, вы видите, что я не виновата».
И Максимилиан запасался терпением, восхищаясь тем контрастом, который являли обе девушки: блондинка с томным взглядом, гибкая, как молодая ива, и брюнетка, с гордыми глазами, стройная, как тополь; разумеется, все преимущества, по крайней мере в глазах Морреля, оказывались на стороне Валентины.
Погуляв полчаса, девушки удалились: Максимилиан понял, что визит г-жи Данглар пришел к концу.
В самом деле, через минуту Валентина вернулась уже одна. Боясь, как бы нескромный взгляд не следил за ее возвращением, она шла медленно; и вместо того чтобы прямо подойти к воротам, она села на скамейку, предварительно, как бы невзначай, окинув взглядом все кусты и заглянув во все аллеи. Приняв все эти меры предосторожности, она подбежала к воротам.
– Валентина, – произнес голос из-за ограды.
– Здравствуйте, Максимилиан. Я заставила вас ждать, но вы видели, почему так вышло.
– Да, я узнал мадемуазель Данглар, я не думал, что вы так дружны с нею.
– А кто вам сказал, что мы дружим?
– Никто, но мне это показалось по тому, как вы гуляли под руку, как вы беседовали, словно школьные подруги, которые делятся своими тайнами.
– Мы действительно откровенничали, – сказала Валентина, – она призналась мне, что ей не хочется выходить замуж за господина де Морсера, а я ей говорила, каким несчастьем будет для меня брак с господином д’Эпине.
– Милая Валентина!
– Вот почему вам показалось, что мы с Эжени большие друзья, – продолжала девушка. – Ведь говоря о человеке, которого я не люблю, я думала о том, кого я люблю.
– Какая вы хорошая, Валентина, и как много в вас того, чего никогда не будет у мадемуазель Данглар, – того неизъяснимого очарования, которое для женщины то же самое, что аромат для цветка и сладость для плода: ведь и цветку и плоду мало одной красоты.
Комментариев нет